Так было и в Зеленодаре и крае. Личное указание губернатора мгновенно в припадке раболепской преданности и исполнительности было подхвачено его окружением, дополнено, доработано и в конечном счете превращено в стройную систему борьбы против всех руководителей города и края снизу доверху.

Гегемона — рабочий класс — эта борьба практически не зацепила. Тут пей, кури и изменяй жене сколько влезет. Правда, если не считать отдельных случаев, когда гегемона ощупывали на проходных фабрик и заводов на предмет изымания спиртных напитков, приносимых на работу для воодушевления перед началом смены или для принятия перед обедом для улучшения пищеварения. Зато вся энергия и мощь борьбы была направлена на всякое начальство и иже с ним. По ходу действия вырисовывалась и главная цель борьбы — прижимая начальство, поправить сильно пошатнувшийся в народе авторитет партии и ослабить накал извечной глухой вражды гегемона к любому руководителю.

II. Методы ведения и приемы захвата.

Впервые милиции было дано строгое указание комплектовать вытрезвители в первую очередь руководителями всех рангов (исключая, конечно, крайком КПСС), отдавая предпочтение работникам исполкомов, как главным виновникам всех наших бед и просчетов. Поэтому внимание милиции уже не привлекал отдыхающий на тротуаре в доску готовый бомж*. Зато рьяные сержанты, дорвавшись до ранее запретного плода, со злорадным остервенением останавливали легковушки со служебными номерами, выхватывали из них руководителей даже с самым легким запахом алкоголя и незамедлительно отправляли в вытрезвитель. В отдельных случаях, когда надо было прищучить конкретную личность, милиции давался «спецзаказ». И тогда эту личность несмотря на наличие полной трезвости при удобном случае хватали на улице или в машине и также препровождали в вытрезвитель. Потом доказывай, что ты не верблюд.

На очередном заседании бюро райкома или горкома (в зависимости от ранга начальника), все побывавшие в спецмедучреждении немедленно исключались из партии и, соответственно, освобождались от должности.

Борьба ширилась и росла. Каждый партработник, как мог, вносил свой вклад во всеобщее дело. Так, например, второй секретарь Зеленодарского крайкома товарищ Холяков изобрел еще один метод обнаружения признаков алкоголя и табака у подчиненных. Метод, как все великие открытия, был оригинально прост. Изобретен новый ритуал, как здороваться, который был быстро подхвачен и распространен сначала в Зеленодаре, как столице края, а затем внедрен во всем ареале охвата партаппаратурой. А заключался он в следующем: если здороваются равные по рангу работники, то процедура остается прежней — оба одновременно протягивают друг другу руки и пожимают их. Но если ранги не равны, то ритуал в корне меняется. В этом случае начальник рангом выше, назовем его, скажем, Александром Александровичем, должен первым протягивать руку. Но рука не протягивается, как обычно, а сгибается в локте, локоть прижимается к подмышке, предплечье под углом 30 — 35 градусов поднимается вверх, и тогда протянутая ладонь Александра Александровича располагается рядом с его лицом. При этой позиции лицо младшего по рангу при рукопожатии вынуждено оказываться рядом с носом Александра Александровича, и, когда этот младший произносит: «Здравствуйте, Александр Александрович!», тот тщательно вынюхивает его верхние выхлопные газы — есть ли запах перегара или табака? В случае, если анализ дал положительные результаты, Александр Александрович изображает на лице гримасу страшного отвращения, как будто ему ткнули под нос разложившуюся дохлую кошку или что еще похуже, и говорит: «Все! Сегодня вы мне больше не нужны!» Это означало начало конца карьеры проверяемого.

Но данный метод анализа не всегда срабатывал. Так, например, когда однажды второй секретарь Зеленодарского горкома КПСС товарищ М. П. Болдырев, заходя в здание, где размещались горком и горисполком, под окном своего кабинета обнаружил пустую бутылку из‑под водки, а зайдя уже в кабинет узрел, как мимо открытого окна пролетел брошенный кем‑то сверху окурок, на площади перед зданием немедленно были выстроены в одну шеренгу все без исключения пола и возраста работники горисполкома, кабинеты которых располагались на 3 — 5–м этажах над кабинетом Болдырева. После двухчасового стояния по стойке «смирно» на самом солнцепеке ни один из выстроенных даже при индивидуальном опросе не признался в содеянном. Тогда товарищ М. П. Болдырев стал по очереди здороваться с каждым, применяя вышеописанный метод. Но лакмусовая бумажка носовых отверстий второго секретаря ничего не показала — указанный метод анализа годился только в том случае, если сам анализирующий не пил и не курил. И хотя все проверяемые твердо уловили стойкие запахи коньяка «Арарат» и сигарет «Мальборо» кишиневского производства, исходящие от т. Болдырева, но так как в те времена никто не мог не только усомниться, но даже и подумать о сомнении, что второй секретарь горкома не выполняет указания первого секретаря крайкома, то у всех сложилось общее мнение, что у т. Болдырева сильный насморк. Но тем не менее вопрос о бутылке и об окурке был рассмотрен на ближайшем заседании бюро горкома, где заведующему общим отделом горисполкома был объявлен строгий выговор по партийной линии. Правда, без занесения в учетную карточку.

Многие партийные руководители применяли еще один метод обнаружения. Раньше, до борьбы, начальники никогда не имели привычки заходить в кабинеты подчиненных (еще чего?), а всегда вызывали их к себе на ковер. Теперь же вошла в практику новая мода — начальник внезапно распахивает двери, где работают проверяемые подчиненные, осматривает столы и нюхает воздух. Если есть запах табака или алкоголя, а еще хуже, если начатую или пустую бутылку не успели убрать с глаз долой, то разыгрывается та же сцена с дохлой кошкой и делаются соответствующие выводы.

III. Женская борьба.

Теперь насчет женщин. Прямо скажем, конкретного губернаторского указания или какого‑либо специального постановления бюро крайкома на эту тему не было. Но борьба была. И опять же с руководителями. Письменной жалобы жены, что муж пьет (хотя не изменяет и не бьет), или изменяет (хотя не бьет и не пьет), или того и другого вместе, было достаточно, чтобы мужа-начальника на ближайшем заседании бюро райкома или горкома (опять‑таки в зависимости от ранга) без проверки фактов и правдивости жалобы с треском снимали с поста и исключали из партии, как злостного алкоголика, хулигана и сексуального растлителя. В очень редких случаях понижали в должности. Поэтому мужья–руководители боялись своих жен даже больше, чем корреспондентов «Правды» (а это самое страшное: попала фамилия в газету — конец карьере), и, как правило, были у них под каблуком, выполняя в силу своих возможностей все их прихоти, Жены же тех немногих руководителей, которые по каким‑либо причинам никак не хотели лечь под каблук, условно делились на «дур» и «не дур». «Не дура» сама улаживала свои семейные неурядицы и находила способы засовывания мужа под стельку туфли. «Дура» же бежала с письменной жалобой в партийные органы, твердо зная, что даже если во всем виновата она, то все равно мужа прищучат. И прищучивали, а «дура» потом кусала локти: зарплата у мужа понижалась, надежда на получение квартиры с улучшенной планировкой отодвигалась, мечта о скором приобретении легковой машины улетучивалась, служебная машина, на которой она раскатывала, исчезала.

Но эта борьба касалась только руководителей–мужчин и никоим образом не затрагивала рук овод ителей–женщин. Во–первых, женщины–руководители, .особенно в партийных органах, как правило, были незамужние, а, во–вторых, на тех из них, которые все‑таки имели мужей, мужья почему‑то не жаловались в партийные конторы, что их жены пьют>бьют и изменяют. Наверное, эти мужья были «не дуры».

IV. Курортная борьба.

Ради справедливости надо отметить, что на курортах Зеленодарского края борьба велась без дискриминации прав граждан и разделения населения на классовые прослойки. Тут что директор, что слесарь–сантехник — все были равны. Но это не касалось местных жителей, а относилось только к отдыхающим, так как большинство из них не являлись жителями края и могли не проявить солидарности с губернатором. И методы борьбы здесь были несколько иными — в основном призывами и лозунгами и только в особых случаях — принуждением.