– Успеваемость в летной школе? – резко спросила Талана.

– Только отличные отметки, – ответил я.

– Все равно, вы просто балласт… Тут шарх все же потянул меня за язык:

– При тренингпогружении мы сбили два вражеских истребителя.

– И вражеские истребители сбили нас. Напомню, из-за вашей неспособности скорректировать вовремя огонь бортовых орудий… Что вы так смотрите? Я не права?

– Никак нет. Вы правы, содруг капитан.

– Польщена, что вы это признали, – саркастически произнесла она. – Отличник, вы наслышаны о разнице между учебным и реальным боем?

– Так точно.

– Вам в вашей школе должны были вдолбить, что разница эта – пропасть. Ни один учебный бой, даже с УРРЕАЛом-один, не заменит настоящего. Отличники в компьютерных боях не раз оказывались в реальной ситуации ни па что не годными. Вы этого не знаете?

– Знаю.

– Ну да. Отличные отметки, – в ее голосе звучала такая издевка, что мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю за то, что преподаватели ставили мне «отлично» на экзаменах, Она подошла к пульту, стоящему между двумя «картонными коробками» в просторном зале тренингового комплекса, в котором умещалось три с половиной сотни устройств тренингового контакта. Нажала на слабо светящийся малиновым цветом контактквадрат, задала программу. И из пустоты, быстро приобретая четкость, проступила квадратная объемная картинка со стороной в полтора метра – голографическая развертка с записью проведенного нами боя. В глубине объема нетрудно было узнать красную планету-гигант, ее серый скалистый спутник, сошедшиеся в горячей схватке боевые машины. Читался рисунок боя. Горели один за другим истребители. Вспыхнул, окрасился белым пламенем и развалился на куски наш эсминец.

– Медленнее… Еще медленнее, – приказала Тала-на компьютеру. Точки поползли медленно. Самая большая белая мигающая точка – наш «Альбатрос». Он ушел от одного залпа. От другого. И вот ключевой момент – мерканский легкий истребитель класса «Короед», который я, зазевавшись, не отсек бортовыми орудиями, хотя имел для этого все возможности, разнес наш борт с расстояния в сто пятьдесят километров.

– Видите вспышку, – СС окунула руку в голографическую развертку, будто хотела схватить вспыхнувший огонек. – Мы мертвы, лейтенант. Добро пожаловать на тот свет…, Только не повторяйте, что мы сшибли два вражеских истребителя. Мне нужны не бестолковые самоубийцы, горящие праведным стремлением к самопожертвованию и мечтающие унести в могилу побольше врагов. Мне нужен пилот, который умеет выживать. И убивать. Это понятно?

– Так точно, содруг капитан.

– Свободны. В семь тридцать, после завтрака, жду вас здесь.

– Есть…

Таким оплеванным я не чувствовал себя никогда… И все-таки, что бы она ни говорила, я сшиб истребитель. Пусть в учебном бою, а не в реальном. Но я уверен, что и в реальной обстановке он горел бы точно так же… Впрочем, это мы посмотрим. Ждать осталось недолго… *** Внешне движение в космосе нашей эскадры ни в чем не выражалось. Ни один сторонний наблюдатель не поверил бы, что через пространство несутся боевые корабли-вакуумпробойники, внешне смахивающие на гигантские медузы.

В наше время сверхсветовые скорости считаются недостижимыми, как и триста лет назад, когда появилось понятие светового барьера. Световой барьер никто пока не смог отменить. Но после открытия эффекта сжатия вакуума и изобретения способа формирования точек перехода в супервакуум волшебным образом изменилось само понятие масштабов и расстояний. И сегодня огромные корабли-вак-уумпробойники, сдавливая пространство в точке размером не больше элементарной частицы, пробивали «дырку» в привычном нам мире и через нее проваливались в иную фазу пространства-времени. Ученые окончательно запутались, пытаясь теоретически обосновать этот процесс. Да и вообще до сих пор так и не создана научно выверенная картина самого вакуума, нет и в помине понимания, что происходит в момент «пробоя». Конструкторы действовали больше методом проб и ошибок, часто интуитивно, так что прогресс «вакуум-пробойной» технологии напоминал больше искусство, чем науку. Так или иначе, цивилизации стали доступны звезды, что привело к расселению людей по нашему сектору Галактики, установлению контактов с другими гуманоидными цивилизациями, созданию Лемурийской Большой Сферы и Объединения Мерканских свободных миров, а позже и к столкновению их друг с другом.

Эскадра неслась сквозь «плотный вакуум» к цели, и только разбросанные по космосу десятки тысяч автоматических разведывательных модулей, детекторов контроля возмущения среды, фактически одновременно пребывающих в разных слоях реальности и образующих глобальную систему космического оповещения, могли засечь это продвижение, на чем, кстати, и строилась вся система нашей и мерканской обороны. Если бы не она, корабли возникали бы будто из ниоткуда и уходили в никуда, что кардинально изменило бы и тактику, и стратегию боевых действий. Вот тогда напряженность боевых действий была бы совсем иная, и война завершилась бы куда раньше. Возможно, не в нашу пользу.

Расстояние в семь световых лет наше соединение должно было покрыть за двенадцать дней. То, что мой корабль продирался сквозь супервакуум, никак не отражалось на внутреннем распорядке и течении жизни. Внешнее движение вообще не ощущалось. Казалось, линкор «Бриз» намертво врос в толщу скал. Не было никаких контактов с окружающим пространством. Никакой информации мы ни от кого не получали. Иллюминаторы и экраны показывали такую темень, какой не сыщешь нигде в обычном космосе.

– Который раз ныряю в вакуум – никак не могу поверить, что все происходит на самом деле, – сказал Корвен, с которым мы давили стаканчик-другой алкоголя в корабельном овальном баре на пилотской палубе. Здесь была пара десятков столиков, вырастающих из бугристого мягкого пола, система автоматической раздачи напитков работала безотказно, а потолок и стены украшала стереокартинка голубого, покрытого редкими кучевыми облаками небосвода и лесистого пейзажа. – Хоть убей, не в силах поверить, что мы вынырнем в системе Фаланги. И не поверю… Пока мы не вынырнем. Мне кажется, что супервакуум – это такая шутка… Будто все шутят, что он есть…

– Но ведь не шутят, – возразил я.

Шли восьмые сутки моего пребывания на «Бризе». И мне тоже чудилось нечто подобное. Человек все чаще не в силах разумом охватить свои творения.

Слишком далеко зашел прогресс. Слишком высоко мы забрались с того времени, когда ножами выделывали шкуры и ковали в кузнях мечи и плуги.

– Думать над этим, – махнул рукой Корвен, – голову сломаешь…

Мы пьем легкое прозрачное вино. И отличное, хоть и синтетическое, пиво. И жизнью вполне довольны. Самые невероятные вещи и свершения человек упаковывает в серую обертку обыденности и скуки и сживается таким образом с ними. Такое вот наше поганое свойство.

– Ничего не попишешь, – согласился я. – Закон привычки. Все входит в привычку. Даже чудеса. Еще три сотни лет назад ни один человек не поверил бы, что можно за несколько дней преодолеть несколько светолет.

– Пятьсот лет назад никто не поверил бы, что можно вообще приподняться над землей, не размахивая крыльями.

– Это мысль философская. Давай еще по бутылочке пива, – тут же предложил я.

Сказано – сделано. На мою просьбу стойка бара выплюнула еще две банки с пивом. Я отпил глоток… И пиво встало поперек горла, когда сзади зазвучал до мерзости знакомый голос:

– Его превосходительство изволит пьянствовать.

Я подскочил на стуле. Потом быстро встал, вытянулся, собрав волю в кулак и придержав готовое вырваться ругательство. Корвен сочувствующе посмотрел на меня, тут на него обрушился твердый, как алмаз, взор СС, и он непроизвольно – само тело подалось – вытянулся по струнке.

– Ваше время провождение, лейтенант Шандара, меня не интересует – с вами мучиться Арвину. А поведение лейтенанта Кронбергшена удручает меня…

Мне хотелось сказать, что поведение капитана Альштен печалит меня еще больше, но я пока еще не записался в клуб самоубийц. И все-таки обидно. Я всего час назад вылез из «картонной коробки» и не мог прийти в себя после того, как в грудную клетку воткнулся осколок переборки, превратив мое тело в сплошное кровавое месиво.