Через несколько дней после похищения мой застенок начал наполняться различными вещами. Сначала Похититель принес мне свежую одежду. У меня же осталось только то, что было на мне — белье, колготки из «Palmers», платье, куртка. Обувь он сжег, чтобы уничтожить возможные следы. Это были туфли на толстой платформе, подаренные мне на мое десятилетие. Когда я в тот день вошла в кухню, на столе стоял торт с десятью свечками, а рядом — коробка, завернутая в пеструю оберточную бумагу. Я набрала в легкие воздуха и задула свечи. После этого оторвала клейкую ленту и сорвала бумагу. За несколько недель до дня рождения я прожужжала матери все уши, чтобы она — пожалуйста! пожалуйста! купила мне такие же туфли, какие носят все остальные. Она категорически отказалась. Эта обувь не для детей, на такой платформе невозможно нормально ходить. И вот они стоят передо мной — балетки из черной замши с тонкими ремешками вокруг лодыжки на толстой, волнистой платформе из каучука. Это блаженство! Эти туфельки, которые сразу увеличивают меня на три сантиметра, конечно же, облегчат мне путь в самостоятельную жизнь. Последний подарок мамы. А он его сжег. Этим он не только лишил меня еще одного связующего звена с моей прошлой жизнью, но и символа уверенности в себе, которую мне должна была придать эта обувь.
И вот Похититель дал мне свой старый свитер и футболку цвета хаки, видимо, сохранившиеся еще со времен его службы в армии. Так мне стало легче переносить ночной холод, просачивающийся снаружи. Спасением от холода, охватившего мою душу, была одна из моих собственных вещей, всегда надетая на мне. Подвешенная на металлических пружинах сетка кровати, на которой я теперь спала, при каждом движении тихо скрипела. Этот звук сопровождал меня днем и ночью в течение целого полугода. Из-за того, что я сильно мерзла — в комнате вряд ли было больше 15 градусов, Похититель втащил в крошечную комнату большую, тяжелую электропечь. А еще он принес назад мои школьные вещи. Сумку, по его словам, он сжег вместе с обувью.
Первое, что пришло мне при этом в голову, отправить сообщение родителям. Я взяла карандаш и бумагу и начала писать письмо, потратив несколько часов на то, чтобы его правильно и осторожно сформулировать. И даже придумала возможность сообщить, где я нахожусь, так как знала, что спрятана где-то в Штрасхофе, в котором жили родители мужа моей сестры. Я надеялась, что одного намека на их семью будет достаточно, чтобы направить родителей и полицию на верный след.
Как доказательство того, что письмо написано именно мной, я приложила к нему фотографию из пенала. Это было фото, сделанное прошлой зимой, где я на катке, закутанная в толстую куртку. Улыбка на лице, раскрасневшиеся щеки. Моментальный снимок из далекого прошлого, из мира с веселым детским смехом, поп-музыкой, льющейся из потрескивающих динамиков, и океаном холодного свежего воздуха. Мира, в котором вечером после катка можно понежиться в горячей ванне и выпить чашку какао, сидя перед телевизором. Несколько минут я пристально всматривалась в фотографию, впитывая в себя каждую деталь, чтобы навсегда сохранить в памяти ощущение этого дня. Я же понимала, что должна бережно хранить каждое счастливое воспоминание, чтобы вернуться к нему в самые тяжелые моменты. После этого я вложила фото в письмо, из другого листа бумаги смастерила конверт и в наивной надежде стала ожидать прихода Похитителя.
Когда он наконец пришел, я постаралась сохранять спокойствие и доброжелательность. «Ты должен отправить это письмо моим родителям, чтобы они знали, что я жива!» Он открыл конверт, прочитал написанные мной строчки и отказал. Я просила и молила его не оставлять моих родителей в дальнейшем неведении, взывала к его совести — должна же она у него быть! «Ты не можешь быть таким злым человеком!» — растолковывала я ему. Как он поступил — очень плохо, но доставлять страдания моим родителям еще хуже. Я постоянно выискивала новые аргументы, зачем и почему, и заверяла его, что из-за одного письма ничего не случится. Он же сам его прочитал и знает, что я не выдала его ни единым словом. Похититель произнес долгое «не-ет», и вдруг уступил. Он уверил меня, что пошлет письмо по почте моим родителям. Это было совершенно наивно, но мне так хотелось в это верить. Я легла на свой «садовый» матрас и грезила, как родители открывают письмо, как находят мою скрытую наводку и освобождают меня. Терпения, еще немного терпения, и кошмар останется позади.
На следующий день мои фантастические ожидания развалились как карточный домик. Похититель пришел в подвал, показал мне раненый палец и рассказал, что «кто-то» во время ссоры вырвал у него письмо, и он поранился, пытаясь его отнять. Он дал понять, что речь шла о «заказчиках», которые не хотели допустить мой контакт с родителями. Таким образом, фиктивные злодеи из порно-банды приобрели угрожающую реальность. И в то же время мой похититель выступал в роли защитника, ведь он же действительно хотел выполнить мое желание и даже пострадал за это. Теперь я знаю, что он и не собирался отправлять письмо, а просто сжег его, как и все остальные вещи, отобранные у меня. Но тогда я хотела ему верить.
В течение первых недель Похититель делал все, чтобы ничем не разрушить образ мнимого защитника. Он даже выполнил мою большую просьбу — принес и установил компьютер. Это был старый Commodore С64 с маленьким объемом памяти. А к нему — несколько дискет с играми, которыми я могла отвлечься. Самой любимой была игра «Mampf-Spiel»: нужно было провести маленького человечка через подземный лабиринт, избегая встречи с монстрами и собирая премиальные бонусы — несколько измененная версия «Pacman». Я проводила время за игрой, часами пожирая пункты. Иногда, когда Похититель находился здесь, мы вместе играли на разделенном мониторе друг против друга. Тогда он часто позволял мне, ребенку, выигрывать. Сегодня я вижу в этой игре аналогию с моей собственной ситуацией в подвале, куда в любое время могли ворваться монстры, встречи с которыми нужно было избежать. Мои пункты, как и сам компьютер, были призом за примерное поведение.
Когда мне надоедало играть в «Mampf», я переходила к игре «Space-Pilot», где нужно было лететь в космосе и обстреливать чужие космические корабли. Третьей на моем C64 была стратегическая игра с названием «Кайзер»: в ней нужно было управлять страной и выступать войной против других, чтобы стать кайзером. Эту игру Похититель любил больше всего. С воодушевлением он посылал народы на войну, заставляя их голодать или рабски работать до тех пор, пока это служило укреплению его власти и не грозило сокращением его рати.
Пока что это происходило в виртуальном мире.
Однако вскоре все изменилось, и мой похититель показал свое другое лицо.
«Если ты не сделаешь, как я сказал, я оставлю тебя без света».
«Если ты не будешь послушной, мне придется тебя связать».
Но ведь в этой ситуации я не имела ни малейшего шанса «быть непослушной», и не понимала, что он имеет в виду. Порой, чтобы вывести его из себя, хватало одного резкого движения. Или же, если он требовал, чтобы я неподвижно смотрела в землю, а я осмеливалась поднять глаза, что не укладывалось в его представление о моем «правильном поведении» и усугубляло его паранойю. В таких случаях он осыпал меня бранью и обвинял в том, что я вожу его за нос, играю роль. Эти срывы были следствием его подозрительности — нет ли у меня все же какой-то возможности связаться с внешним миром. Ему не нравилось, когда я настаивала на своей точке зрения, что он поступает со мной несправедливо. Ему хотелось слышать признательность, когда он что-то приносил. Похвалу за усилия, которые он должен был ради меня прилагать, как в случае, когда он притащил тяжелую печку в мой застенок. Все чаще он начал требовать от меня проявления благодарности, а я, как могла, пыталась ему в этом отказать: «Я тут только потому, что ты меня запер». В душе же я, естественно, могла только радоваться, когда он приносил мне еду или другие необходимые предметы.