«Мой друг, еще страницу поверни…»
Мой друг, еще страницу поверни –
И желтую, и нежную страницу;
Вновь вызови живую вереницу
Крылатых снов блаженного Парни.
Полны весенней негою они.
Приветствуй бодро юную денницу –
И в юный мир чрез шаткую границу
Уверенно и радостно шагни.
На фоне утра нежно-розоватом
За стройной нимфой гонится пастух;
Их смех поет хмелеющим раскатом,
Пока румянец утра не потух,
Любуйся им – твоим счастливым братом
И раскрывай влюбленной песне слух.
«Моя любовь шла голову понуря…»
E sospirando pensoso venia,
Per non veder la gente, a capo chino.
Dante. La Vita Nuova [4]
Моя любовь шла голову понуря,
Чтоб скрыть лицо и не видать толпы;
И были тихи, медленны стопы,
Хотя в душе рвалась, металась буря.
Тянулись окна, стены и столпы –
И люди, люди; но, чела не хмуря,
Всё шла она, слегка ресницы жмуря,
Чтоб не сойти с предызбранной тропы.
Дневная жизнь, звеня и пламенея,
Вокруг текла – вдруг деву замечала —
И устремлялась взорами за ней.
Из-под волны распавшихся кудрей
Она безмолвным вздохом отвечала
И шла вперед, склоняясь и бледнея.
«Душистый дух черемухи весенней…»
Н.
Душистый дух черемухи весенней,
Ее зелено-белую красу,
Одетую в рассветную росу –
Я полюбил душой моей осенней.
Всё жизненней, душистей и бесценней
Моя любовь мне в жизненном лесу;
Всё осторожней я ее несу,
Всё путь мой долгий глуше и бессменней.
Когда ее я вижу в светлой чаще –
Нарядную любимицу мою –
Я взгляд ее невинных таз ловлю –
И мне дышать в глуши всё слаще, слаще,
И долго я любуюсь и стою,
И вновь иду, и счастлив, и пою.
«Заклятую черту перешагни…»
М. В. Сабашниковой
Заклятую черту перешагни –
И летнюю страду сменит награда –
Лилово-синих гроздьев винограда
И тусклые, и жаркие огни.
Не для тебя высокая ограда.
Покорных лоз объятья разогни,
Отважно душной чащи досягни,
Чтобы узреть царицу вертограда.
В волшебную дрему погружены
Хмельные гроздья. Чуть листвой колышут –
И винный запах в их огне лиловом.
В недвижном воздухе могучим словом
Завороженные, молчат – и слышат
Присутствие таинственной жены.
«Под гул костров, назло шумящей буре…»
Под гул костров, назло шумящей буре
Мы продолжали пир торжествовать,
Когда сквозь бор на разъяренном туре
Ты прискакала с нами пировать.
Вино – помин по нашем древнем щуре –
Мы по ковшам спешили разливать;
А ты валялась на медвежьей шкуре.
Мы все тебя бросались целовать.
Ты оделяла нас чудесным даром.
Казалась ты владычицей громов;
Ты хохотала – буря бушевала.
Вдруг бор потрясся яростным ударом.
Умчалась ты – и вспыхнул царь дубов,
За ним – раскрылся черный мрак обвала.
«Я в роще лавра ждал тебя тогда…»
Я в роще лавра ждал тебя тогда.
Ручьи, цветы – деннице были рады.
Алела розой утренней отрады
У ног моих спокойная вода.
Уж просыпались дальние стада.
Кричали резво юные мэнады.
А я шептал, исполненный досады:
«Нет, не придет уж, верно, никогда».
Вдруг – легкий бег и плеск в воде ручья:
Ты, падая стремглав, ко мне взываешь,
Белеешь в алой влаге, исчезаешь…
Я ринулся к тебе, краса моя.
А за тобой – и смех, и вой кентавра,
И стук копыт гремел по роще лавра.
«Я к ней бежал, вдыхая дух морской…»
Я к ней бежал, вдыхая дух морской,
В забвении томящем и счастливом.
Над голубым сверкающим заливом
Стлал золото полуденный покой.
Вся розовея в пламени стыдливом,
Обвив чело зеленой осокой,
Она ждала с улыбкой и тоской
На лоне волн ласкательно-сонливом.
Вдруг над водой увидела меня…
Слепительные, пенистые брызги,
Прозрачные, пронзительные визги –
Рассыпались, сверкая и звеня.
И плеск далек. Но миг – спешат обратно
В лазурном блеске розовые пятна.
«На берегу стоял я у решетки…»
На берегу стоял я у решетки.
В ушах звенели звуки мандолин,
Назойливо одолевая сплин.
А нежен был закат и дали – четки.
Скользили разукрашенные лодки.
Чернели полумаски синьорин;
Их нежили и ласковость картин,
И тенора чувствительные нотки.
Как позы женственны, как вздохи сладки.
Но это чей малиновый наряд?
Тяжелые струящиеся складки…
Огромные глаза огнем горят –
Твоим огнем – в разрезах полумаски…
Ты!.. Меркнут звуки… потухают краски…