«За темным городом пылали дали…»
Надежде Григорьевне Чулковой
За темным городом пылали дали
Сиянием закатным багреца.
Глухому дню покорного конца
В усталой дреме люди ожидали.
Нежданно мимо моего крыльца
На вороном коне вы проскакали.
За темной тенью бившейся вуали
Я не увидел гордого лица.
Но стройный образ амазонки черной,
Мелькнув на багрянице заревой,
Дохнул какой-то силой роковой.
И тишина казалась чудотворной:
Не я один поникнул головой,
А весь народ одной душой покорной.
«Я думал, ты исчезла навсегда…»
Я думал, ты исчезла навсегда:
Судьба-колдунья все жалела дара.
И безнадежной едкостью угара
Пьянили дух шальные города.
Так проползли бесцветные года.
Толпа течет; скользит за парой пара
По освещенным плитам тротуара.
И вижу – ты, спокойна и горда.
Твое лицо прозрачное – из воска.
Темнеет брови нежная полоска.
В наряде черном строен облик твой.
И ты стоишь у пестрого киоска.
Как хороши – и шляпа, и прическа,
Стеклянный взор и профиль восковой.
«В сияньи электрических огней…»
В сияньи электрических огней,
Под гул автомобилей и трамвая, –
Толпы не видя, глаз не отрывая
От черт знакомых, шел я рядом с ней.
Стеклянными глазами все ясней
Она глядела, – маска восковая.
И, в радостной беседе оживая,
Сияла ясно страстью давних дней.
Очарованье вечных новых встреч
Под масками – мы оба полюбили.
И сладко радость бережно стеречь!
Да, это ты! Как тьма нам не перечь, –
Горят огни, шумят автомобили,
И мы – вдвоем, и льется жизни речь.
«Я знаю, в той стране, где ночь лимоном…»
Ночь лимоном
И лавром пахнет.
Пушкин. «Каменный гость»
Я знаю, в той стране, где ночь лимоном
И лавром пахнет, где любовь поет
Свой добровольный, свой блаженный гнет
Под темным, пышнозвездным небосклоном, –
Там полумаска черная идет
Смиренно-гордым, нежно-дерзким женам.
Покорные им ведомым законам,
Сквозь прорези глядят они – вперед.
Их черт не видно, но они – прекрасны
И потому – свободно-сладострастны,
Капризной тайной красоту покрыв,
Так, затаивши – гордые – порыв,
Они глядят – и знают: жарче солнца
Ответит взор влюбленный каталонца.
«Сними же маску с этой робкой тайной…»
Сними же маску с этой робкой тайной –
На кладбище, безмолвною порой.
Открой же мне лицо, открой –
В его красе, как сон необычайной!
Сегодня? В ночь? В судьбе моей случайной
К тебе вхожу не первый я – второй.
Пусть так! От глаз, от уст – желаний рой
Стремит к любви свободной и бескрайней.
И я любим! Мучительный раздор
В душе затих. Ты любишь, донна Анна –
И ты со мной… Как ночь благоуханна!
Постой! Вот он – почтенный командор.
Зови ж его! Пусть видит наши ласки!
Сегодня в полночь ты со мной – без маски!
«Богатый ливень быстро прошумел…»
Богатый ливень быстро прошумел,
Серебряный, веселый и прохладный.
Пустынный зной, немой и безотрадный
Он разорвал – прекрасен, юн и смел.
Он – юноша – среди веселых дел
Вбежал сюда, еще к веселью жадный,
Смеясь, хваля какой-то пир громадный,
Блестящими глазами поглядел.
И нет его. Он убежал, спеша.
Словами торопливыми прославил
Он молодость – и радость тут оставил.
На ветках, на стеблях – как хороша!
Алмазная, блестит, звучит, играя,
Поет стихи про пир иного края.
«Широкой чашей быть – хмельным вином…»
Счастиялегкий венец.
«Довольно». Вячеслав Иванов
Широкой чашей быть – хмельным вином
Налитой до избытка, выше края,
Шипеть, смеяться, искриться, играя
И разливаясь на пиру хмельном.
Широким морем быть – в себе одном
И адской бездны плен, и волю рая
Вмещать безмерно – пышно убирая
Себя валов серебряным руном.
Широким небом быть – и обнимать
За солнцем солнце синевой нетленной
И, распростершись, течь вкруг вселенной.
Широкой песней быть – себе внимать
И шириться так властно и раздольно,
Чтобы сказать самой себе: «Довольно».
СТИХОТВОРЕНИЯ. ТОМ ПЕРВЫЙ. СЕЛЬСКИЕ ЭПИГРАММЫ. ИДИЛЛИИ. ЭЛЕГИИ
СЕЛЬСКИЕ ЭПИГРАММЫ
I. «Как поучительно краткий досуг отдавать переписке…»
Борису Лопатинскому