Поиск
«Ах, душечка моя, как нынче мне светло!..»
Ах, душечка моя, как нынче мне светло!
Смотрю и слушаю, – от сердца отлегло,
День хмурый не томит и гнетет нимало:
Твой чистый голосок звенит мне, как бывало,
Вот песня милая, младенчески проста,
Тебе сама собой приходит на уста;
Ребячьей резвости не ищешь выраженья,
А словно хоровод твои ведет движенья,
И жизнью солнечной живешь сейчас вполне –
И так улыбкою одною светишь мне,
Что счастие твое святою детской силой
Всю жизнь мне делает желанною и милой.
«За грезой ангельских напевов…»
О.Н. Бутомо-Названовой
За грезой ангельских напевов
Какие песни рвутся в высь?
Цветы таинственных посевов
Красою жуткой разрослись.
Твои трагические звуки
Неизъяснимо хороши
И строгим напряженьем муки
Безмерно сладки снам души.
Сосредоточенною страстью
Ее, немую, леденят,
Зовут к мучительному счастью
И разливают нежный яд.
И вот цветут – горят – в горенье
Изнемогают – и золой
Рассыпавшейся примиренье
Дарят мятежности былой.
«Не зови, что невозвратно…»
«Не зови, что невозвратно,
Что безмолвно – не зови:
Было время благодатно
Для твоей любви.
Не зови, что безответно,
Что навеки отошло,
Для чего уж беспредметно
Изжитое зло».
И зову, зову стыдливо
Всё, что мог давно сгубить,
Всё, что сердце, снова живо,
Просится любить.
Вот ответный вздох всколышет
Чью-то грудь, далеко – жив;
Вот, рыдая, сердце слышит
Сладостный отзыв.
Где смятение людское
Всем грозится обладать,
В неколеблемом покое
Дышит благодать.
«Мне жаль отошедшего дня…»
Мне жаль отошедшего дня,
Пустого, холодного,
Так жалко-бесплодного;
Он с нищей улыбкой глядит на меня –
И жаль мне умершего дня.
Такая усталость во мне –
Немые томления;
Тоска сожаления
По бедном навеки утраченном дне,
Усталая, ноет во мне.
Бессильно, вконец истомлен
Дремотою хмурою –
Старухой понурою –
К коленям ее, в полуявь, в полусон
Склоняюсь и я, истомлен.
Но тянется, тянется нить, –
В тенях полубдения
Всё хочешь видения
Живые, нежившие – жизнью продлить –
И тянется, тянется нить.
«Не спи, не бодрствуй, но томись…»
Не спи, не бодрствуй, но томись:
С тобой сжились
В часы блаженного раскрытия
Душевного – наития
Какие-то – и тянешься ты ввысь,
Как бы на облако ногою опершись,
И легкий, как оно, послушный,
Плывешь волной воздушной –
И вдруг исходишь вздохом и слезой
И падаешь в томлении,
Забывшись и не властный над собой,
Но всё живой
В самозабвении.
Упал – и в бездне та же высь, –
Не спи, не бодрствуй, но томись
В душевной обнаженности:
Сухой листок
Упал в стихийный вихревой поток,
Вращающий с собой две смутные бездонности, –
И может каждая раскрыться звездной
Мгновенной бездной, –
Но нет, поток
Крутит,
Листок,
Летит,
Бессильно обнажен –
И носится, в две бездны погружен,
В потоке их разлития:
Здесь – высь, тут высь.
Под властию наития
Не спи, не бодрствуй, но томись.
«Кольцо спадает с тонкого перста…»
Кольцо спадает с тонкого перста
Руки твоей, полупрозрачно-бледной;
А тихо светится твой взор победный,
Ты, строгая, спокойна и проста.
Померкшая бесстрастна красота,
Как разговор твой, безучастный, бледный;
Покинуты улыбкою бесследной
И странно сухи тонкие уста.
Как тень сейчас стоишь передо мною.
Иль никогда и не была иною,
Нездешняя, в сиянье странном ты?
Мне холодно. Одолевая муку,
Смотрю, как бы над бездной пустоты
Всё на твою опущенную руку.
«Правда, утешно со старостью тихой родниться в мечтанье…»
И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду.
И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою.
Барон Дельвиг
Правда, утешно со старостью тихой родниться в мечтанье,
Отдыха мирного ждать, слабой руке – костыля, –
Всё ж иногда и взгрустнется при виде седин благодушном,
Долгой дорогой утрат старость обретших свою.
Как же и грустен, и жалок, кто видит ее пред собою.
Дышит дыханьем ее, им, умирая, живет
И – ни покоя не знает, бездомным и нищим скитаясь,
Ни воспринять не готов близкий, быть может, конец!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: