Поиск
«Нет, мне ничто не надоело!..»
Нет, мне ничто не надоело!
Я жить люблю. Но спать — вдвойне.
Вчера девическое тело
Носил я на руках во сне.
И руки помнят вес девичий,
Как будто все еще несут…
И скучен мне дневной обычай —
Шум человеков, звон посуд.
Все те же кепи, те же брюки,
Беседа, труд, еда, питье…
Но сладко вспоминают руки
Весомость нежную ее.
И слыша трезвый стук копытный
И несомненную молву,
Я тяжесть девушки небытной
Приподнимаю наяву.
А на пустые руки тупо
Глядит партийный мой сосед.
Безгрешно начиная с супа
Демократический обед.
ДУАЛИЗМ
Здесь шепелявят мне века:
Всё ясно в мире после чая.
Телесная и именная
Жизнь разрешенно глубока.
Всем дан очаг для кипятка,
Для браги и для каравая,
И небо списано с лубка…
Как шпага, обнажен смычок.
Как поединков, ждем попоек,
И каждый отрок, рьян и стоек,
Прекраснейшей из судомоек
Хрустальный ищет башмачок.
И сволочь, жирного бульона
Пожрав, толстеет у огня.
И каждый верит: «Для меня,
Хрустальной туфелькой звеня,
Вальсировала Сандрильона».
Увидь себя и усмехнись:
Какая мразь, какая низь!
Вот только ремешок на шею
Иль в мертвенную зыбь реки…
И я, монизму вопреки,
Склоняюсь веровать в Психею.
Так, вскрывши двойственность свою,
Я сам себя опережаю:
Вот плоть обдумала статью;
Вот плоть, куря, спешит к трамваю;
Вот тело делает доклад;
Вот тело спорит с оппонентом…
И – тело ли стремится в сад
К младенческим девичьим лентам?
А я какой-то номер два,
Осуществившийся едва,
Всё это вижу хладнокровно
И даже умиляюсь, словно
Имею высшие права,
Чем эти руки, голова
И взор, сверкающий неровно.
Там, косность виденья дробя,
Свежо, спокойно и умело
Живу я впереди себя,
На поводке таская тело.
Несчастное, скрипит оно,
Желает пищи и работы.
К девицам постучав в окно,
Несет учтивость и вино,
Играет гнусные фокстроты…
А между тем – мне всё равно.
Ведь знамо мне, что вовсе нет
Всех этих злых, бесстыжих, рыжих,
Партийцев, маникюрш, газет,
А есть ребяческий «тот свет»,
Где вечно мне – двенадцать лет,
Крещенский снег и бег на лыжах…
«Вчера я умер, и меня…»
Вчера я умер, и меня
Старухи чинно обмывали,
Потом – толпа, и в душном зале
Блистали капельки огня.
И было очень тошно мне
Взирать на смертный мой декорум,
Внимать безмерно глупым спорам
О некой божеской стране.
И становился страшным зал
От пенья, ладана и плача…
И если б мог, я б вам сказал,
Что смерть свершается иначе…
Но мчалось солнце, шла весна,
Звенели деньги, пели люди,
И отходили от окна,
Случайно вспомнив о простуде.
Сквозь запотевшее стекло
Вбегал апрель крылатой ланью,
А в это время утекло
Мое посмертное сознанье.
И друг мой надевал пальто,
И день был светел, светел, светел…
И как я перешел в ничто –
Никто, конечно, не заметил.
СЧАСТЬЕ
Нынче суббота, получка, шабаш.
Отдых во царствии женщин и каш.
Дрогни, гитара! Бутылка, блесни
Милой кометой в немилые дни.
Слышу: ораторы звонко орут
Что-то смешное про волю и труд.
Вижу про вред алкоголя плакат,
Вижу, как девок берут напрокат,
И осязаю кувалду свою…
Граждане! Мы в социальном раю!
Мне не изменит подруга моя.
Черный бандит, револьвер затая,
Ночью моим не прельстится пальто.
В кашу мою мне не плюнет никто.
Больше не будет бессмысленных трат,
Грустных поэм и минорных сонат.
Вот оно, счастье: глубоко оно,
Ровное наше счастливое дно.
Выйду-ка я, погрущу на луну,
Пару селедок потом заверну
В умную о равноправье статью,
Водки хлебну и окно разобью,
Крикну «долой!», захриплю, упаду,
Нос расшибу на классическом льду.
Всю истощу свою бедную прыть —
Чтобы хоть вечер несчастным побыть!
«Молодую, беспутную гостью…»
Е.Р.
Молодую, беспутную гостью,
Здесь пробывшую до утра,
Я, постукивая тростью,
Провожаю со двора.
Тихо пахнет свежим хлебом,
Легким снегом подернут путь
И чухонским млечным Гебам
Усмехаюсь я чуть-чуть.
И потерянно и неловко,
Прядью щеку щекоча,
Реет девичья головка
Здесь, у правого плеча…
На трамвайную подножку
Возведу ее нежной рукой,
И, мертвея понемножку,
Отсыпаться пойду домой.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: