Последовали обычные в таких случаях поздравления от гостей и от сияющего бармена, который, как и весь персонал «Уиндраш-Шеллоуз», обожал Ванни.

Джеймс тяжело вздохнул. Он почувствовал, как с лица у него сходит краска. Что тут, черт возьми, происходит? Ведь Рита-Сью уверяла, что их отношения пошли прахом. Взгляд его заметался между Бреттом и Ванни.

— Не забудь про второй повод для празднования, милый, — подсказала Ванни.

— Верно, — сказал Бретт и так шлепнул Джеймса по плечу, что того перекосило. — Я минуту назад подписал документ, который делает меня законным владельцем компании Гленнистера.

Снова все присутствующие — гости и персонал — одобрительно зашумели, а Бретт заказал еще шампанского. Джеймс недоуменно моргнул.

— Ах да, — спохватился Бретг, когда Ванни игриво подтолкнула его, — Ванни становится членом совета директоров компании своего отца — она продолжит список представителей семьи Макалленов, обеспечивающих Америку автомобилями. Объединив наши усилия, мы справимся с любой задачей. Правда здорово, Джеймс?

Джеймс смотрел на них, облизывая губы, которые вдруг стали сухими. Не в силах встретиться взглядом с Бреттом, он посмотрел на Ванни. Ему показалось, что в ответ на него взглянули глаза самого Чака Макаллена. Та же решимость, подкрепленная неограниченной властью. Вместо того чтобы находиться у него за спиной и быть его тенью, Ванни теперь сидит в водительском кресле.

А вместе с Бреттом, который уже управляет компанией, они будут дуэтом, который невозможно одолеть.

Джеймс почувствовал дурноту. Потрачено столько времени, рухнули все планы. И в результате придется кланяться новой Макаллен. Жизнь все-таки подлая штука!

— Шампанского, Джеймс? — ласково спросила Ванни, протягивая ему бокал.

— Обязательно. Я настаиваю, — сказал Бретг, и Джеймс инстинктивно отпрянул назад. Но Бретт, сверкая глазами, всунул в руку Джеймса бокал. — Ты ведь выпьешь за новые успехи компании «Макаллен», Джеймс? — спросил Бретт. — И за то, что Ванни со временем возглавит ее?

И что-то в его взгляде заставило Джеймса поднять бокал и выпить его до дна.

Позже, намного позже, Бретт и Ванни стояли на мостике через реку Уиндраш, глядя на закат солнца. Бретт обнимал ее за плечи. Оранжевый отблеск коснулся воды и пробежал по их отражению. Ванни подняла голову, подставила лицо теплому летнему английскому ветру и вздохнула.

— Я люблю тебя, Бретт, — сказала она нежно. — Ты не представляешь, как приятно, что я наконец могу сказать тебе это.

Бретт медленно, очень медленно поцеловал ее.

— Я тоже люблю тебя, дорогая, — сказал он взволнованно. — Любил и буду любить всегда.

Взглянув исподтишка на Сэма Филлипсона, сосредоточившегося на управлении автомобилем, она подумала: интересно, у нее такое же мрачное лицо? Он явно ждал неприятностей, и Харриет не могла винить его. Она ведь бросила на его колени невзорванную гранату, и он, по всей видимости, сожалеет, что вообще встретился с ней.

— Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, — наконец сказала она, и адвокат улыбнулся.

— Мне тоже, — сказал он, не спуская глаз с дороги.

С тех пор как она впервые обратилась к нему, прошло почти две недели. Две недели, за которые случилось так много. Для начала Ванни и ее жених рассказали ей, что произошло у нее в отеле прямо под ее носом, и она, в свою очередь, рассказала им невероятную историю о новом завещании. Поэтому, когда Сэм позвонил сегодня и рассказал ей о результатах своего расследования и консультаций с высшими юридическими авторитетами, они были на седьмом небе от счастья и радости за нее.

Но потом Филлипсон попросил ее организовать встречу в Пауэлл-Хаусе с Джайлзом и ее бабушкой, и она чуть не заболела от страха. Тем не менее сразу после его звонка Харриет перезвонила Джайлзу и спросила его, может ли она сегодня приехать. Он был в восторге. Его бабушка вернулась из больницы, и он согласился, что им действительно стоит встретиться и поговорить. У нее не хватило мужества сказать ему про Сэма и про то, какую бомбу они везут с собой.

И теперь, когда машина Сэма неумолимо приближалась к Пауэлл-Хаусу, она чувствовала, как по ее спине ползет холодный пот.

Адвокат свернул на дорожку, ведущую к дому, и при виде особняка присвистнул. Понятно, что Харриет Дженсен хочет получить причитающуюся ей по праву часть этого великолепия.

Припарковав машину, он повернулся к ней.

— Вас не радует предстоящее? — пробормотал он. Теперь, когда он знал историю семьи, его не удивляло, что Харриет ничего не рассказала этой своей странной бабушке. Но теперь все должно измениться. — Ну может, вес будет не так уж и страшно, — постарался он подбодрить ее. — Уверен, что ваша семья проявит благоразумие, когда узнает обо всем, — добавил он, сам до конца в это не веря. Он кое-что разузнал про Грейс Пауэлл. Не похоже, чтобы она исповедовала принцип «живи и давай жить другим».

Харриет вздохнула. Конечно, Сэм видит все это только через призму закона и денег. Откуда ему знать, что многое, очень многое, зависит от того, как сейчас разовьются события.

— Я говорила вам, что Джайлз считает, что леди Грейс может быть больна? Говорила?

— Да, говорили, — нервно согласился Сэм. — Но ведь мы в основном будем иметь дело с Джайлзом Пауэллом. Не так ли? И если исходить из того, что я узнал о нем, мы решим все по-честному.

Харриет не успела ничего ответить. Дверь открылась, и в проеме показался внушительный дворецкий. Его глаза скользнули по Харриет и — о чудо из чудес! — на его губах мелькнула улыбка. Она не знала, что персонал в Пауэлл-Хаусе пришел к выводу, что в доме скоро появится новая хозяйка. И если это так, то к ней нужно отнестись с уважением.

Сэм посторонился, пропуская Харриет вперед. Войдя в холл, она услышала знакомые твердые шаги. Джайлз, выходя из западного крыла, услышал, что она приехала. Он широко и приветливо улыбался ей. Затем по его лицу прошла легкая тень, и она поняла, что он заметил за ее спиной Сэма. Харриет нервно облизнула губы.

— Джайлз, это Сэм Филлипсон. Мой… адвокат.

Он бросил на нее быстрый вопрошающий взгляд; Сэм протянул руку, и Джайлз пожал ее. В этот момент из-за двери раздался недовольный старый — значительно более старый, чем в последний раз, когда Харриет слышала его, — голос.

— Джайлз? Артур? Кто это?

Услышав имя своего умершего дяди, Харриет бросила на Джайлза быстрый взгляд. Джайлз, очевидно, обескураженный появлением адвоката, покачал головой в знак предупреждения и указал на открытую дверь:

— Проходите, пожалуйста. Салли сейчас принесет чай. Но может быть, вы предпочитаете что-нибудь покрепче, мистер Филлипсон?

«Какие мы все вежливые», — потерянно думала Харриет, и старый враг — пессимизм — поднял свою голову. Какой она уедет отсюда? Богатой женщиной с разбитым сердцем? Или останется бедной, но счастливой? Потому что хотя она и не сказала этого Сэму, но если ей станет невмоготу — если она поймет, что теряет Джайлза, — она махнет рукой на все свои права на наследство Пауэллов.

И тем не менее… Она знала, что в глубине души чисто по-женски хочет испытать его. Она должна понять раз и навсегда, любит ли он ее достаточно сильно, чтобы простить ей предательство и разделить с ней жизнь. Потому что если он не сделает этого, то, значит, не любит ее так, как она хотела бы, чтобы он ее любил. Вместе у них будет все, по отдельности — ничего.

Харриет вдруг поняла, что прямо ей в глаза смотрят глаза ее бабушки. Леди Грейс очень постарела. Она… как будто уменьшилась в размере.

Харриет моргнула и отвела взгляд.

Леди Грейс позволила себе слегка улыбнуться. Значит, Джайлз все-таки послушал свою бедную старую бабушку, уверявшую его, что ей надо видеть эту дрянь. Ха! С ее головой все в порядке. Она знает: эта Дженсен надеется, что скоро станет хозяйкой дома, но напрасно — ее нога не ступит сюда, пока настоящая хозяйка жива.