Аристарх Евгеньевич мог быть неплохим собеседником, исполнительным и расторопным работником, но кончался рабочий день, и он исчезал в себе. Как он жил, что делал дома, никто из сослуживцев не знал. Друзей у него не было, гостей он не принимал, сам нигде не бывал. Если бы спросили его, чем он занят дома, он бы не смог ответить. Он просто ничего не делал. В любую погоду он шел домой пешком, и путь этот занимал почти два часа. Единственный сосед в квартире — ночной сторож комиссионного магазина — обычно отсутствовал. В те редкие дни, когда они были в одно время дома, Веденский только молчаливо раскланивался: за целый день успел достаточно наговориться с покупателями. Аристарх Евгеньевич сам был уверен, что жизнь его не имела ни смысла, ни цели.

Четыре года назад, уничтожив книги Андронова, дважды побывав в Туве, он убедился, что ему не найти ни ниши, ни пути к тайнику. Четыре года назад он вернулся к прежнему существованию без смысла и цели. Те шесть лет, пробудившие алчную надежду, когда он даже вел дневник, вспоминались с сожалением: все-таки в них было что-то необычное.

Четыре года день за днем жизнь Веденского так же равнодушно взирает на огромный мир стремительного движения, как и прежде. Безразличие к окружающим рождает безразличие к самому себе. Годы идут. На службе ему уже приходится прилагать некоторые усилия, чтобы разумно ответить на вопрос покупателя или сослуживца. По дороге домой и дома мозг ленится делать лишние движения. Такое состояние, похожее на смерть заживо, пугает его, и он трусливо озирается в четырех стенах собственной комнаты. Он боится самого себя. Страх заставляет мозг напряженно работать, делать резкие движения и попытаться вызвать на разговор соседа…

Сосед, как назло, на работе. Веденский быстро ходит по комнате. Все что угодно, только не смерть — бесцельная, жалкая, глупая! В такие минуты Аристарх Евгеньевич готов корить сослуживцев, которые не интересуются им… Человек не может существовать вне общества! Человек вне общества? Абсурд или это не человек!

— Кто же я?

Истерический выкрик Веденского обрывает долгий звонок у входной двери. С надеждой он бросается в коридор и распахивает дверь. Девушка, стоящая на пороге, смущенно машет рукой и говорит:

— Простите, я опять ошиблась. Мне не сюда!

Она легко закрывает дверь.

— Мне не сюда! — мрачно повторяет Веденский и возвращается к собственным стенам.

…Вторичный запрос из посольства смутил его только на мгновение. Он тут же успокоился и слегка улыбнулся. Ему не хватало цели, теперь-то он постоит за свое собственное. Глаза заблестели, голос стал бодрее и голова прояснилась. Мое! Аристарх Евгеньевич потирал руки и готовился к схватке с целой державой. У него еще хватит сил и духа на такую борьбу.

Ночь за окном постепенно гасила уличные фонари, шум машин. Город заснул, но вновь, как десять лет назад, Веденский не мог сомкнуть глаз. Отвыкший от работы мозг лихорадочно искал самый верный ход в предстоящем пути, конец которого сулил сокровища Чингиза.

Утром с чуть припухшими глазами Веденский внимательно перечитал запрос. Нет! Ему вчера не почудилось, речь на самом деле шла о тридцати экземплярах книги Андронова. Зачем столько? Нельзя ли разузнать, что они ищут в ней? Кстати, они не написали, какую им нужно книгу.

Аристарх Евгеньевич решительно распахнул дверь кабинета директора:

— Извините, Иосиф Давыдович, я относительно иностранного запроса. Посольство не указало, какое сочинение Андронова их интересует. Что делать?

— Напишите им, пусть уточнят, и постарайтесь разыскать книги. Это нам выгодно.

Аристарх Евгеньевич написал короткое письмо в адрес посольства. Секретарь директора поставила на конверте штамп магазина, и сам Веденский опустил его в ящик. В письме говорилось: «Относительно Вашего запроса книг А. Андронова просим обратиться к зав. букинистическим отделом Королькову П. С. Директор магазина Дрейер».

Приход сотрудника посольства в магазин давал возможность узнать, что же им уже известно. Два дня Веденский нарушал давнюю привычку уходить домой первым и просиживал до тех пор, пока не появлялся сторож. Прошло еще два дня. Возвращаясь домой, он ни прибавлял, ни замедлял шага. Он пришел на полчаса позже только потому, что в четвертый раз задержался в магазине, ожидая человека, интересующегося книгой Андронова.

Веденский не успел снять пальто, когда прозвенел звонок. В дверях стоял рослый мужчина. Пришедший приложил руку к шляпе:

— Петр Семенович Корольков? Это вы? К вам можно?

Хозяин растерялся и пропустил спрашивающего в коридор. Гость скептически оглядел холостяцкую комнату и, не снимая пальто, сел на единственный стул.

Аристарх Евгеньевич, никогда не принимавший гостей, несколько растерянный, забыл снять пальто и, усаживаясь на кровать, грубовато спросил:

— Кто вы такой?

Гость не смутился и с некоторой задушевностью произнес:

— Вам нечего беспокоиться, Аристарх Евгеньевич! Я тот человек, который интересуется книгой Андронова «За Саянами». Мы запрашивали ваш магазин десять лет назад. Сейчас нам вновь нужен ответ, есть ли эти книги.

Аристарх Евгеньевич! Веденский исподлобья посмотрел на говорившего. Так вот какие они — посольские! Успели уже узнать его первое имя! Интересно, что они знают о кладе?

Веденского не смутило, как рассчитывал гость, упоминание подлинного имени. Ничего ужасного для Аристарха Евгеньевича не было. Документы Королькова взяты у мертвого. За присвоение чужой фамилии, которое легко объяснить желанием не быть в родстве с купеческим сословием, теперь не могли строго наказывать. Гость, очевидно, не понимает ситуации. «Они казались опытнее, — думает Веденский и, совершенно успокоившись, добавляет про себя: — Тем лучше. Прикинусь простачком и попробую переиграть их!»

Гость, удивленный молчанием хозяина и его невозмутимым видом, повторяет вопрос, делая упор на обращении.

— Я вас понял. Объясните только, зачем вам понадобилось вспоминать имя, которое я старался забыть? Разве оно имеет отношение к книгам Андронова? — Веденский говорит снисходительно.

— Нет! Мы так не думаем, хотя нам известно, что десять лет назад вы получили одну или две книги после нашего запроса, но не продали нам. Нам известно, что дважды вы выезжали в Туву. Нет! Мы не следили за вами. За прошедшие четыре дня мы только навели некоторые справки. Если вы будете откровенны, я готов продолжить нашу беседу. Ответьте на один вопрос: что вы сделали с книгами, полученными ранее?

— Я сжег их!

Ответ был столь неожиданным, что гость растерянно вскрикнул:

— Разве вы не сохранили их, чтобы запросить большую цену?

«Вот в чем дело! Они ничего не знают. Превосходно!» Веденского осенило. Мозг, отвыкший от напряженной работы, встрепенулся и стал давать четкие, отчаянно правдоподобные команды:

— Я буду совершенно откровенным, хотя вам трудно понять меня. Вы поверьте моему возрасту. Я много лет живу, как на необитаемом острове. Работа — необходимая обязанность, и только. Единственное утешение — эта комната. Она моя. Я в ней… Простите, я сбился. Прошу понять меня. Родился я в Сибири, в семье богатого купца Веденского. Он вел торговлю с урянхайскими нойонами и ламами. Отец говорил: «Урянхай у меня в кулаке. Я могу их всех купить и пустить по миру. Помни, сын, когда я умру, ты будешь ходить с караванами. Смотри, никого не пускай сюда: ты купец, ты хозяин. Струсишь, другие съедят тебя. Никому не показывай своих путей. Устраивай завалы на трактах, а сам выбирай потаенные тропы. Урянхай — дикое и далекое место России. Чем меньше будет здесь чужих людей, тем тебе вольготнее». Так говорил отец. Я был еще подростком, когда оказался в России без отца, без денег — один как перст. Как я жил прошлые годы — мое дело. Я никогда не слышал от людей об Урянхае и думал, что никто не ходит в те края, где хозяином был мой отец. То была наша земля. Я не читал газет, почти не видел книг о ней и был уверен, что никто не достиг ее пределов. Больше четверти века я жил спокойно: не знал правды. Наступил день, и вы попросили книгу Андронова «За Саянами». Вы не имели права знать о моей земле! Я уничтожил книги! Я подумал: а вдруг еще кто-нибудь узнал дороги, завещанные мне отцом? Я решил съездить в свой старый Урянхай…