Уж и физиономия же у него! Вспомнила Вас, его разговоры о «Дяде Ване» и внутренне помирала со смеху. Глик. Николаевна, бедная, все плакала, да, и не от игры, а что «это исторически верно», да и где ж теперь услышишь такие хорошие слова – умереть за родину!

Играли, как всегда в Малом, – с сильным оттенком скуки. Южин по внешности был великолепный Эгмонт и играл хорошо.

Вы бы, наверное, не вытерпели среди этой компании, где мы сидели, и удрали бы. Познакомились с Кондратьевым – представился как мой верный поклонник, сильно интриговавший против меня, – чтобы я перешла к ним. Одним словом, насмотрелась я ценителей искусства.

Надоела я Вам, писатель, правда? Если захочется, напишите тепленькое письмецо, а не захочется – не пишите лучше совсем. Кланяйтесь Срединым. Вы ходите к ним? А обедаете Вы каждый день? Смотрите, питайтесь хорошенько. Ну, спите спокойно, будьте здоровы.

Жму Вашу руку.

Ольга Книппер

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

3 сент. 1899 г., Ялта

Милая актриса, отвечаю на все Ваши вопросы. Доехал я благополучно. Мои спутники уступили мне место внизу, потом устроилось так, что в купе осталось только двое: я да один молодой армянин. По нескольку раз в день я пил чай, всякий раз по три стакана, с лимоном, солидно, не спеша. Все, что было в корзине, я съел. Но нахожу, что возиться с корзиной и бегать на станцию за кипятком – это дело несерьезное, это подрывает престиж Художественного театра. До Курска было холодно, потом стало теплеть, и в Севастополе было уже совсем жарко. В Ялте остановился в собственном доме и теперь живу тут, оберегаемый верным Мустафою. Обедаю не каждый день, потому что ходить в город далеко, а возиться с керосиновой кухней мешает опять-таки престиж. По вечерам ем сыр. Видаюсь с Синани. У Срединых был уже два раза; Вашу фотографию они осматривали с умилением, конфеты съели. Л. В. чувствует себя сносно. Нарзана не пью. Что еще? В саду почти не бываю, а сижу больше дома и думаю о Вас. И проезжая мимо Бахчисарая, я думал о Вас и вспоминал, как мы путешествовали [101] . Милая, необыкновенная актриса, замечательная женщина, если бы Вы знали, как обрадовало меня Ваше письмо. Кланяюсь Вам низко, низко, так низко, что касаюсь лбом дна своего колодезя, в котором уже дорылись до 8 саж. Я привык к Вам и теперь скучаю и никак не могу помириться с мыслью, что не увижу Вас до весны; я злюсь – одним словом, если бы Наденька [102] узнала, что творится у меня в душе, то была бы история.

В Ялте чудесная погода, только ни к селу ни к городу вот уже два дня идет дождь, стало грязно и приходится надевать калоши. По стенам от сырости ползают сколопендры, в саду прыгают жабы и молодые крокодилы. Зеленый гад в цветочном горшке, который Вы дали мне и который я довез благополучно, сидит теперь в саду и греется на солнце.

Пришла эскадра. Смотрю на нее в бинокль.

В театре оперетка. Дрессированные блохи продолжают служить святому искусству. Денег у меня нет. Гости приходят часто. В общем скучно, и скука праздная, бессмысленная.

Ну, крепко жму и целую Вашу руку. Будьте здоровы, веселы, счастливы, работайте, прыгайте, увлекайтесь, пойте и, если можно, не забывайте заштатного писателя, Вашего усердного поклонника

А.Чехова

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

10-ое сент. 1899 г., Москва

Вчера был ровно год, что мы с Вами познакомились, милый писатель, – помните, в клубе [103] , на черновой репетиции «Чайки»? Как я дрожала, когда мне прислали повестку, что вечером будет присутствовать «сам автор»! Вы это понимаете? А теперь вот сижу и пишу этому «автору» без страха и трепета, и наоборот, как-то светло и хорошо на душе. И день сегодня чудный – теплый, ясный, если удастся – поеду куда-нибудь за город, подышать воздухом, полюбоваться на осеннюю природу, а пока любуюсь Тверским бульваром, когда иду в театр, – он, право, очень красив теперь. Эх, бедные мы, городские жители!

Вчера минуточки не было свободной написать Вам, а так хотелось! Утром репетиция «Дяди Вани», в 5 – «Грозный» и прямо из театра пошли в школу [104] на беседу «Одиноких». В промежутке сидел у меня один офицер, наш попутчик по Военно-Грузинской дор., когда мы с братом ехали во Мцхет. День так и ускользнул.

В «Д. Ване» разбирали 3-ий и 4-ый акты; сегодня и завтра генеральная «Грозного», и потом примемся как следует за «Дядю Ваню». Мария Петровна будет отличная Соня, а какая я буду Елена – сама не знаю. Понимаю я ее удивительно, а как передам – Dieu sait [105] ?

Савва Морозов повадился к нам в театр, ходит на все репетиции, сидит до ночи, волнуется страшно. Мы все, конечно, острим. Москвин уверяет, что он ходит наблюдать, хорошо ли работают приказчики. Я думаю, что он скоро будет у нас дебютировать, только не знаю еще в чем. Знаете, он решил, что я не могу играть Елену, т. к. у меня нет противного мужа и роль у меня будет не пережита. Я решила поискать. Вы мне ведь не откажете помочь, тем более что это для успеха Вашей же пьесы, милый писатель, правда? Если я буду так действовать и впредь, то из меня выйдет, вероятно, колоссальная актриса!

Я предлагаю Савве Морозову дать какую-нибудь должность при нашем театре [106] , авось скорее новый выстроит. Жаль, что место инспектора над актрисами просил оставить за собой наш «популярнейший писатель», а то бы отлично можно было пристроить Саввушку. На одной репетиции мы с Вишневским сильно вспомнили Вас, сколько бы Вы «словечек» хороших пропустили по адресу Саввы.

А третьего дня у Вас уши не горели? Мы были en famille [107] в Больш. театре на «Спящей красавице». Что это за чудная, красивая, полная неги музыка! В конце концов не хотелось смотреть на сцену, на прыгающие ноги, на нелепые физиономии, – так бы и утопала в этой дивной гармонии! Под впечатлением музыки Чайковского Николаша начал говорить о Вас, говорил много, хорошо, тепло, взволнованно, и мне было ужасно приятно слушать…

Спасибо, что передали фотографию и конфекты. И спасибо, что Вы мне написали, я с таким нетерпением ждала весточки, волновалась, думала, что не хотите писать мне. А Вы думаете, я к Вам не привыкла?

Пишите мне все, все, Наденька не узнает.

Я очень рада, что Ваши дамы теперь будут кормить Вас; так я и знала, что писатель не обедает каждый день. Неужели трудно было пойти или поехать в город, а? Ну, до следующего письма; не скучайте, обедайте, сидите в саду, думайте обо мне. А работать не принимались?

Передайте мой привет Марии Павловне, мамаше, желаю поскорее устроиться, чтоб было хорошо и уютно.

Жму Вашу руку и целую в правый висок. Не хандрите только.

Ольга Книппер. Кланяйтесь Синани, Срединым, если увидите. Моя болтовня про Саввушку, надеюсь, между нами?

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

21-ое сент. 1899 г., Москва

Мне кажется, что я уже целую вечность не писала Вам, мой дорогой писатель, и что Вы перестали думать обо мне. Отчего Вы не здесь?! У нас теперь тепло, солнце жарит, совсем лето. Ходила бы я к Вам чай пить после репетиции, раскладывала бы пасьянс, болтали бы о Художеств. театре. Я теперь занята порядком – каждый день на репетициях, сегодня только вот выдался свободный денек. Скоро открытие у нас [108] – страшно, так все нервы и прыгают. На первое представление уже нет ни одного билета, на «Геншеля» [109] тоже, кажется, уже все расписано.

В первое воскресенье идет «Чайка» – с какой радостью я буду играть эту подлую актрису! Утром хотят ставить «12-ую ночь» [110] , но я решительно отказалась. Играть днем Виолу, в которой раз 8 я переодеваюсь с головокружительной быстротой (совсем Фреголи) и от которой я устаю, – а вечером Аркадину! Это прямо жестоко даже говорить об этом. Так что утром пойдет, верно, «Антигона».

«Дядю Ваню» репетируем без Астрова, кот. теперь занят «Грозным» [111] . 3-ий акт нас так захватывает, что мы мчимся, закусивши удила, – лица горят, глаза блестят, шпильки из головы летят, и такое чувство, что никто не в состоянии остановить нас. Театр будет стонать. Лужский – отличный профессор [112] . Ах, писатель Чехов, если бы Вы могли бы быть на первом представлении! [113] Вот был бы праздник! Да, верно, Вы уже раздумали ехать в Москву, сжились с Ялтой, с «собственным домом», и думать забыли о Москве, о нашем театре и об актрисах.