Ты уже недоволен, что я философствую? Пожалуй, выйдет «потяни меня за палец» [217] .

Вчера днем твоя любимая Екатерина Никол. Немирович вступила в исполнение возложенных на нее обязанностей в Худож. театре. Ей поручено одевать всех дам [218] . Вл. Ив. представил ее всем ученицам. Ждали Станиславского, но он приехал поздно, т. ч. солистов отпустили. Я, конечно, с ней советоваться не буду. Савицкая тоже от нее бежит. Мария Федор, злится.

В школе (так называемой) поднимаются смуты, т. е. недовольство. Хотят учиться, а выходит, что они все нужны театру как статисты. Теперь ведь они каждое утро заняты в пьесе Немировича. Значит, лишены классов дикции, танцев, фехтования, etc. Это очень нехорошо [219] . Не знаю, как справится со всем этим Влад. Ив.

Воскресенье устраивается вечеринка нашей труппой в Божедомском помещении. Я поеду после «Дяди Вани».

В театре все спрашивают о тебе, все кланяются.

Сегодня я иду в литер. худож. кружок, слушать реферат Фейгина о Шницлере и смотреть «Зеленого попугая» [220] . Маша тоже идет с Ликой. Сегодня все тает, все ползет, вчера тоже – вода, вода…

Теперь уже тепло в Ялте, правда? Милый мой, гуляй хоть по саду, каждый день, двигайся хоть немного, это тебе хорошо. Кушай побольше и меня не забывай. Молоко пьешь? Целую крепко дусика моего, родненького.Твоя Оля

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

6 ноября 1901 г., Ялта

Ну-с, радость моя, вчера я был у Толстого. Застал его в постели. Ушибся немного и теперь лежит. Здоровье его лучше, чем было, но все же это лишь теплые дни в конце октября, а зима тем не менее близко, близко! Он, по-видимому, был рад моему приезду. И я почему-то в этот раз был особенно рад его видеть. Выражение у него приятное, доброе, хотя и стариковское, или вернее – старческое, слушает он с удовольствием и говорит охотно. Крым все еще нравится ему [221] .

Сегодня у меня был Бальмонт. Ему нельзя теперь в Москву, не позволено [222] , иначе бы он побывал у тебя в декабре и ты бы помогла ему добыть билеты на все пьесы, какие идут в вашем театре. Он славный парень, а главное, я давно уже знаком с ним и считаюсь его приятелем; а он – моим.

Как живешь, радость, прелесть моя? Сегодня был у меня Средин, принес фотографию, ту самую, которую мы с тобой привезли из Аксенова, только в увеличенном виде; и оба мы с тобой на этой карточке вышли старые, прищуренные.

Дуся, милая, пиши на бумаге попроще и запечатывай в простые конверты, иначе твои письма приходят в таком виде, точно их наскоро запечатали. Это пустяки, но мы, дуся, провинциалы, народ мнительный [223] .

Будут ли строить театр? Когда? Пиши, жена моя, пиши, а то мне скучно, скучно, и такое у меня чувство, как будто я женат уже 20 лет и в разлуке с тобой только первый год. Должно быть, в январе я приеду. Окутаюсь потеплей и приеду, а в Москве буду сидеть в комнате.

Будь здорова, немочка моя добрая, славная, тихая моя. Я тебя очень люблю и ценю.

Обнимаю и горячо целую, будь здорова и весела. Спасибо за письма!Твой Antonio

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

6-ое ноября вечер 1901 г., Москва

Антонка, родной мой, сейчас стояла перед твоим портретом и вглядывалась, села писать и заревела. Хочется быть около тебя, ругаю себя, что не бросила сцену. Я сама не понимаю, что во мне происходит, и меня это злит. Неясна я себе. Мне больно думать, что ты там один, тоскуешь, скучаешь, а я здесь занята каким-то эфемерным делом, вместо того, чтоб отдаться с головой чувству. Что мне мешает?! А как мне, Антонка, хочется иметь полунемчика! Отчего я так много прочла в твоей фразе: «…полунемец, кот. бы развлекал тебя, наполнял твою жизнь»? Отчего я так ясно знаю, что ты передумал по этому поводу? Я все, все знаю, что ты думаешь обо мне. Но, может, это и не так.

Во мне идет сумятица, борьба. Мне хочется выйти из всего этого человеком.

Мне кажется, я пишу так бессвязно, что ты и не поймешь. Но постарайся. Читай не только слова.

Как я вытяну эту зиму! Антонка, ты мне почаще пиши, что ты меня любишь, мне хорошо от этого. Я могу жить, только когда меня любят. Я пришла к этому убеждению. Какой я слабый человек! Эх, Антон, Антон!

Как много жизнь дает и как мы мимо всего проходим! Самое для меня ужасное, когда я прихожу к убеждению, что я – полное ничтожество как человек. Это ужасно. Мне хочется прижаться к тебе, чтоб мне было тепло, любовно. Я бы поплакала по-хорошему у тебя на груди, такими хорошими слезами. Милый мой, я тебя люблю и буду любить. Я тебе не могу всего высказать, что у меня на душе.

Спи спокойно, дорогой мой. Не казни меня, что мы в разлуке, – по моей вине.

Целую тебя крепко. Мне надо пошире взглянуть на жизнь. Несмотря на все, у меня настроение мягкое сейчас. Целую и обнимаю.Твоя собака

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

7 ноября 1901 г., Ялта

Ты похожа на объедалу, потому что в каждом письме пишешь об еде, много ли я ем и проч. Дусик мой, ем я много! Не беспокойся, пожалуйста. Молока не пью, его нет в Ялте, но зато обедаю и ужинаю, как крокодил, за десятерых.

Ты хочешь бросить театр? Так мне показалось, когда я читал твое письмо. Хочешь? Ты хорошенько подумай, дусик, хорошенько, а потом уже решай что-нибудь. Будущую зиму я всю проживу в Москве – имей сие в виду.

Я ехал из Севастополя на лошадях, было холодно, невесело, но хуже всего то, что ямщики, распрягая лошадей, уронили мой ящик с часами. Пришлось отдавать часы в починку, заплатить 3 рубля, и теперь, когда часы бьют, мне кажется, что они нездоровы. Идут верно. Мои карманные тоже идут хорошо.

Сегодня поймал двух мышей. Значит, никто не может сказать, что я ничего не делаю.

Была ты на «Ирининской общине»? Как тебе понравилось? Напиши. Я от тебя еще ни одного длинного письма не получил, ни одного письма с рассуждениями. А я тебя так люблю, когда ты рассуждаешь о чем-нибудь.

Я боюсь, что я надоел тебе или что ты отвыкаешь от меня мало-помалу – определенно сказать не могу, но чего-то боюсь.

Погода тихая, но пасмурная, прохладная; очевидно, скоро зима. Ты обедала у Лужского? А мне так и не пришлось побывать у него. В «Мих. Крамере» он хорош, положительно хорош, особенно во 2-м акте. В 3-м ему мешают играть, сбивают его с толку, но все же чувствуется порядочный актер. Вообще «Крамер» идет у вас чудесно, Алексеев очень хорош, и если бы рецензентами у нас были свежие и широкие люди, то пьеса эта прошла бы с блеском.

Не забывай, что у тебя есть муж. Помни!

В саду у нас все хорошо, всего много, но все же он имеет жалкий вид! Презираю я здешнюю природу, она холодна для меня.

А вдруг ты бы взяла и приехала в Ялту на 2–3 дня! Понадобилась бы только одна неделя для этого… Я бы встретил тебя в Севастополе. В Севастополе пожил бы с тобой… А? Ну, Бог с тобой!

Я тебя люблю – ты знаешь это уже давно. Целую тебя 1 013 212 раз. Вспоминай обо мне.Твой муж Antonio

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

8-ое ноября утро 1901 г., Москва

Милый мой дусик, не сердись, если эти дни буду писать мало или пропущу день – завтра мы переезжаем, сегодня укладываемся, а там начнем разбираться. Штука это немалая. В той квартире очень высокие комнаты в первом этаже, много воздуху, т. ч. есть надежда увидеть там мои нежные, милые, любящие глаза, если зима не будет сурова. Правда?

А знаешь – вчера была Елпатьевская и говорит, что все они поражены, до какой степени ты помолодел, посвежел и похорошел! Как ты думаешь – приятно это жене? Рассказывала она про Ялту, про тебя, что тепло у тебя в кабинете, и про тишину в доме и про все. У меня душа прыгала.

Спасибо, что остригся, жаль, что я не могу целовать тебя в затылок, он теперь славненький, верно, грациозненький.

Моим мылом чистишь зубы? А ешь хорошо?

Я вчера хорошо играла «Сестер». Загаров хорошо играл Чебутыкина. Публика смеялась. Завтра в «Чайке» играет первый раз после болезни Артем.

Ночевала у нас Дроздова и говорит, что она очень «возбуждается» у нас и потому не может спать.