— А ее нет… Она ушла…
— С Габриэль, — добавила Марго.
— Тогда приду к ней в следующий раз. Что-нибудь случилось?
Дети пожали плечами, и тут я увидела их служанку Жанну, которая возвращалась с реки, неся корзину с бельем.
— Добрый день, Жанна, — сказала я.
— Добрый день, мадемуазель.
— Я заходила к вам, но не застала мадам Бастид дома.
— Она пошла в городок.
— Но она так редко выходит из дома в такое время дня.
Жанна кивнула и усмехнулась:
— Будем надеяться, что все в порядке.
— А у вас есть основания думать, что что-то не так?
— Да у меня самой есть дочка.
Я страшно удивилась и подумала, что, по-видимому, не совсем правильно поняла ее, ибо она говорила на местном наречии.
— Вы имеете в виду мадемуазель Габриэль…
— Мадам очень расстроена, и я знаю, что она повела мадемуазель Габриэль к врачу. — Жанна воздела к небу руки. — Я молю всех святых, чтобы все обошлось, но, когда играет молодая горячая кровь, всякое может случиться.
Я не могла поверить в то, на что намекала Жанна, и спросила:
— Надеюсь, у мадемуазель Габриэль ничего инфекционного?
Я оставила ее улыбаться про себя моей наивности и отправилась дальше. Но беспокойство заставило меня на обратном пути в замок еще раз заглянула к Бастидам.
На этот раз мадам Бастид была дома. Она выглядела расстроенной и грустной.
— Я, наверное, не вовремя? — спросила я. — Лучше я пойду…
— Нет, не уходите. Все равно все скоро узнают… и потом я знаю вашу порядочность. Садитесь, Даллас.
Она сама тяжело опустилась в кресло. Я последовала ее примеру в полной растерянности. Мадам Бастид после долгого молчания наконец произнесла:
— И чтобы такое произошло в нашей семье?!
— Габриэль?
Она кивнула.
— Где она?
— Наверху, в своей комнате. Не говорит ни слова… такая упрямая…
— Она больна?
— Больна… Если бы! Все, что угодно, только не это! Я бы никогда не поверила, что такое может случиться. Она не из тех девиц, которые привыкли шляться. Всегда была такой тихой и смирной девочкой.
— Может быть, все можно уладить?
— Надеюсь, но страшно боюсь, что Жан-Пьер ужасно разозлится на нее, когда узнает.
— Бедная Габриэль! — прошептала я.
— Бедная Габриэль! Я заметила, что в последнее время она сделалась строптивой, нервной, обеспокоенной… стала избегать нас. А сегодня утром, когда умывалась, ей стало плохо. К тому времени я уже кое-что заподозрила, и поэтому мы быстро отправились к врачу, который подтвердил мои наихудшие опасения.
— И она отказывается назвать вам имя своего возлюбленного?
Мадам Бастид кивнула.
— Вот это-то меня как раз и беспокоит. Если это кто-то из молодых парней, то можно было бы постараться все сделать по закону. Но поскольку она молчит… мне кажется, что речь идет о ком — то, кто как раз и не собирается поступить как положено.
Я спросила у нее, не приготовить ли ей кофе, и, к моему большому удивлению, она позволила мне отправиться в кухню. Она сидела за столом, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Я подала ей кофе и сказала, что могла бы отнести чашечку и Габриэль.
Мадам Бастид кивнула. Я отправилась наверх и постучала в дверь.
— Не надо, бабушка, — ответила Габриэль. Тогда я отворила дверь и подошла к ней, протягивая чашку дымящегося кофе. — А, это вы, Даллас.
— Я принесла кофе, вы не возражаете?!
Она лежала и смотрела на меня безразличным взглядом. Я взяла ее за руку. Бедная Габриэль, она сейчас была в таком же положении, как тысячи других девушек, для каждой из которых это была совершенно новая и сугубо личная трагедия.
— Мы можем для вас что-нибудь сделать? — спросила я.
Она отрицательно покачала головой.
— Вы не можете выйти замуж и…
Она снова отрицательно покачала головой и отвернулась к стене, чтобы я не могла видеть ее лица. — Он… женат? Ответа не последовало.
— Ну хорошо, в таком случае, если он не может жениться на вас, вам остается только набраться терпения.
— Они все будут ненавидеть меня, — прошептала Габриэль. — Все… Теперь в нашем доме уже никогда не будет, как раньше.
— Это неправда, — возразила я. — Они все в шоке… потрясены, но потом все пройдет, и они успокоятся. А когда родится ребенок, все полюбят его.
Она повернулась ко мне и слабо улыбнулась.
— Вы всегда стараетесь сделать так, чтобы все устроилось по-хорошему, Даллас. Но здесь уже ничего нельзя сделать. Я сама, как они сказали, приготовила эту постель, и лежать в ней предстоит тоже только мне.
— Но ведь есть еще кто-то, кто должен разделить с вами возникшие трудности.
Но она опять замкнулась, не желая продолжать разговор.
Я в грустном настроении отправилась обратно в замок, вспоминая о счастливом Рождестве, о праздничном веселье за столом у Бастидов и думая о том, как неожиданно порой меняется наша жизнь.
После свадьбы Филипп и его молодая жена отправились в Италию проводить там свой медовый месяц. А я тем временем задавала себе вопрос: теперь, когда граф так цинично сбыл Клод кузену, нашел ли он ей замену? Именно такой вариант представлялся мне наиболее разумным объяснением его отсутствия в замке.
Он появился в замке незадолго до того, как Филипп и Клод должны были возвратиться после медового месяца, но, и вернувшись, не сделал попытки увидеться со мной. Я спрашивала себя, а не чувствует ли он мое неодобрительное отношение ко всему происходящему?! Хотя; собственно, его вряд ли волнует, что я думаю по этому поводу.
Я была обескуражена, ибо надеялась снова поговорить с ним, и очень боялась того момента, когда должны были вернуться Филипп и его жена. Ведь Клод невзлюбила меня, а она, по моему убеждению, была из тех женщин, которые не делают секрета из своего отношения к тому или другому человеку. Возможно, придется принять предложение Филиппа — помочь мне найти другую работу.
После трех недель медового месяца они возвратились в замок. И уже на следующий день мне пришлось столкнуться с Клод и еще раз убедиться в том, насколько глубоко она меня невзлюбила.
Мы встретились с ней, когда я шла из галереи.
— Я думала, что вы уже закончили работу, — сказала она. — Я помню, на каком этапе вы находились в рождественские праздники.
— Реставрация картин — вещь чрезвычайно тонкая и кропотливая. А коллекция живописи в замке находилась в очень запущенном состоянии.
— Но я полагала, что это не представит больших трудностей для специалиста.
— Трудности есть всегда, но работа…
— … требует такого напряжения, что вы не можете трудиться целый день?
Это был откровенный намек на то, что я попросту тяну время, чтобы продлить свое пребывание в замке!
— Могу вас заверить, мадам де ла Таль, — сказала я как можно мягче, — что закончу реставрацию картин как можно быстрее.
— Жаль, что вы не управитесь до бала, который мы устраиваем для друзей. Надеюсь, что вы, как и остальные люди замка, ожидаете второго бала?
Она совершенно ясно дала понять, что не хотела бы видеть меня на первом балу. Хотелось крикнуть ей вслед: «Но господин граф меня уже пригласил, и пока еще он является хозяином замка!»
Я пошла к себе в комнату и стала рассматривать зеленое бархатное платье. А почему бы не пойти на первый бал? Я же уже получила приглашение, и граф будет ждать меня. Разве можно отказаться от триумфа быть тепло встреченной им под откровенно враждебным взглядом новой мадам де ла Таль?
Но в ночь перед балом я передумала. Он не нашел возможности увидеться со мной. Неужели я могу серьезно думать о том, что он встанет на мою сторону и выступит против своей возлюбленной — пусть даже и бывшей?!
В тот вечер, когда в замке давали первый бал, я рано легла в постель и попыталась читать. Но из зала доносились звуки музыки, и у меня перед глазами неотступно стояла одна и та же картина. На помосте, позади огромных корзин с гвоздиками, с которыми, как я видела, весь день возились садовники, играли музыканты. Я представляла себе, как граф вместе с женой своего кузена открывает бал. В своем воображении я видела себя в зеленом платье с изумрудной брошью, которую выиграла в качестве приза при охоте за сокровищами. Потом стала думать об изумрудах на портрете дамы из галереи и представлять, как в этих драгоценностях выглядела бы сама. Наверное, как настоящая графиня.