Я снова отправилась к ней. Старушка лежала на кушетке с закрытыми глазами.

— Нуну, — спросила я, — так в чем же заключается тайна? Что все это значит? Чего так боялась Франсуаза?

Она простонала в ответ:

— У меня страшно болит голова. Вы не представляете, как я мучаюсь этими головными болями.

— Мне очень жаль. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— Ничем… Ничего нельзя сделать, нужен только покой.

— Там осталась последняя книжечка, — сказала я. — Та, в которой Франсуаза писала перед смертью. Возможно, ответ в ней…

— Больше ничего нет, — солгала Нуну. — Задерните, пожалуйста, шторы. Меня очень беспокоит свет.

Я положила записную книжку на стол рядом с ее кушеткой, задернула шторы и вышла. Но мысль об оставшейся книжке не давала мне покоя. Я была уверена, что найду в ней разгадку последних дней жизни Франсуазы.

На следующее утро я сделала столь потрясающее открытие, что почти забыла о своем желании прочесть последнюю записную книжку. Я терпеливо работала, с предельной осторожностью отслаивая кусочки известки ножом из слоновой кости, применяемым для разрезания бумаги. И, когда наконец увидела рисунок, сердце мое бешено заколотилось, а руки задрожали от возбуждения… Мне стоило большого труда подавить желание немедленно продолжить работу, но я заставила себя сдержаться. Ведь если это правда и я вот-вот открою скрытую от глаз настенную живопись — а я в этом уже не сомневалась, — мои руки должны быть абсолютно твердыми и уверенными.

Я отступила на несколько шагов, а мои глаза так и остались прикованы к магическому фрагменту, который был частью фрески.

Все последующие дни я работала почти украдкой, но, по мере того как раскрывала фрагмент за фрагментом, во мне все больше крепла уверенность в том, что всеобщему взору должна предстать фреска большой ценности.

Я решила, что первым, кто должен услышать новость, будет граф. И вот утром, оставив инструменты в галерее, я отправилась в библиотеку в надежде найти там графа, но его там не оказалось. Тогда я, как уже не раз делала, позвонила в колокольчик и, когда появился слуга, попросила его доложить графу, что мне надо срочно поговорить с ним.

Мне сказали, что он только что отправился в конюшню.

— Пожалуйста, передайте ему, что мне хотелось бы немедленно его видеть. Это очень важно.

Когда я осталась одна, мне пришла в голову мысль, что я веду себя слишком импульсивно. В конце концов, он может подумать, что с подобной новостью можно было бы подождать и до более подходящего момента. Возможно, граф не разделит моего восторга.

В библиотеку вошел граф, глядя на меня с некоторой тревогой.

— Что случилось? — спросил он, и в этот момент я поняла, что граф боялся услышать дурные вести о Женевьеве.

— Невероятное открытие! Вы можете сейчас пойти со мной и посмотреть? Под слоем штукатурки — фреска, и я думаю, что ее ценность не вызывает сомнений.

— О, конечно.

— Я, очевидно, нарушила ваши планы…

— Ничуть, мадемуазель Лоусон, главное — ваше открытие.

Я пошла вперед, показывая путь в маленькую комнату около галереи. На освобожденном из-под слоя штукатурки фрагменте была изображена рука, унизанная кольцами.

— Сейчас здесь темновато, но вы же видите, что результат стоил затраченных усилий. Это портрет, и можно с уверенностью сказать, что работал мастер. Разве это не прекрасно?

Он, улыбнувшись, произнес:

— Чудесно!

Я чувствовала себя победительницей. Все мои долгие часы работы не пропали даром.

— Но это лишь фрагмент, — заметил он.

— Да, но самое главное, что это есть. Мне не терпится скорее расчистить остальную поверхность, но я должна заставлять себя работать очень медленно и скрупулезно, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить.

— Я вам весьма признателен.

— Думаю, теперь вы не сожалеете, что решили доверить свои картины женщине.

— Я понял, что вы та женщина, которой можно доверять.

Радость открытия буквально опьяняла меня. Я чувствовала блеск его скрытых под тяжелыми веками глаз. Вот самый счастливый момент в моей жизни! — мелькнула у меня безрассудная мысль.

— Лотэр! — перед нами стояла Клод. — Что здесь, черт возьми, происходит? Вы были в конюшне, а затем внезапно исчезли!

Он повернулся к ней.

— Мне передали нечто срочное. И очень важное. Мадемуазель Лоусон сделала удивительное открытие.

— Что такое? — Клод сделала шаг вперед и теперь, стоя рядом с ним, смотрела на меня.

— Удивительнейшее открытие! — повторил он, глядя мне в глаза.

— О чем это вы?

— Смотрите, указал граф. — Она обнаружила фрагмент фрески, по-видимому очень ценной.

— Вот это?! Скорее похоже на грязь от краски.

— Вы так говорите, Клод, потому что не смотрите на нее глазами художника. Мадемуазель Лоусон сказала мне, что это фрагмент портрета, который, судя по манере письма, принадлежит кисти талантливого художника.

— Вы, наверное, забыли, что этим утром мы собирались покататься верхом?

— Такое открытие вполне извиняет мою забывчивость.

— Мы уже опаздываем, — сказала Клод, игнорируя меня.

— Чуть позже вы должны рассказать мне поподробнее, мадемуазель Лоусон, — сказал граф, направляясь было вслед за мадам де ла Таль. Но затем он обернулся и улыбнулся мне.

Клод заметила взгляды, которыми мы обменялись, и я была уверена, что это еще больше подольет масла в огонь ее ненависти ко мне.

Последующие несколько дней я провела в упорном труде, сознавая, какие потенциальные опасности меня подстерегали. Но уже на исходе третьего дня мне удалось расчистить большую часть фигуры. Похоже, я оказалась права, считая фреску очень ценной.

И вот следующим утром я испытала шок, ибо, расчищая в одном месте штукатурку, натолкнулась на нечто такое, что не могла понять. Буква! На стене было что-то написано. Я никак не могла унять дрожь в руках. Наверное, следовало прерваться и постараться успокоиться, но это было бы уже слишком. Я продолжала работать, и вот, наконец, показались буквы «абы». Я аккуратно продолжала расчищать до тех пор, пока не смогла прочитать слово — «забывайте». К середине дня была видна целая фраза: «Не забывайте меня». Мне стало ясно, что слова были написаны намного позже, чем сам портрет.

Да, эту находку стоило показать графу. Когда он пришел, мы вместе внимательно изучили надпись. Казалось, он был взволнован не меньше, чем я, или, может, просто делал вид.

Неожиданно дверь в комнату открылась, и когда я обернулась, то увидела Клод. Она постаралась изобразить улыбку, за которой пыталась скрыть некоторое замешательство. Я никак не могла понять нового ее настроения.

— Я слышала, вы натолкнулись на какие-то слова, — сказала она. — Можно взглянуть? — Клод подошла близко к стене и, всматриваясь в нее, прошептала: — «Не забывайте меня». — Потом повернулась ко мне, ее глаза светились недоумением: — Но как вы узнали, что здесь что-то есть?

— По всей видимости, сработал инстинкт.

— Мадемуазель Лоусон… — Она колебалась, как будто затрудняясь высказать то, что было у нее на уме. — Боюсь, я была слишком резкой… в тот день… Понимаете, меня очень беспокоит Женевьева.

— Да, понимаю.

— И я думала… думала, что самое лучшее…

— Чтобы я уехала?

— Это не только из-за Женевьевы.

Я была поражена: уж не собиралась ли она поверять мне свои секреты? Или рассказать о том, что ревнует графа из-за его отношения ко мне? Но это же чушь!

— Вы можете мне не верить, но я забочусь и о вас тоже. Мой муж рассказывал мне о вас. Мы оба чувствуем, что… — Клод нахмурилась и беспомощно посмотрела на меня. — Нам кажется, что вы сами захотели бы уехать.

— Но почему?

— На то есть свои причины. Я слышала об одной возможности… ну просто сказочной… Между нами, мы с мужем, вероятно, могли бы предоставить вам отличную работу. Я знаю, как вы интересуетесь старинными зданиями, и осмелюсь сказать, что вам представился бы шанс детально изучить некоторые наши церкви и аббатства. И конечно же картинные галереи.