— Я наполовину француженка, — ответила я.

— Так вот откуда в вас этот дух. Ведь я видела, что вы очень разозлились. Но ваш голос звучал так спокойно. А внутри у вас все клокотало, ведь правда?

— Я была удивлена, что такая, явно хорошо образованная, девочка может быть столь невежливой по отношению к гостье, впервые появившейся в ее доме.

— Но вы не гостья, не забывайте об этом. Вы приехали сюда под…

— Нет смысла продолжать этот разговор. Я принимаю ваши извинения, а теперь позвольте мне покинуть вас.

— О нет, не уходите!

— Мне хотелось бы продолжить мою прогулку.

— Так почему бы нам не пойти вместе?

— Я люблю гулять в одиночестве.

— Я очень рада, что вы приехали… Так что, может быть, и вы будете рады, если я пойду с вами?

Она так явно хотела помириться, что я, не будучи злопамятной, не сдержалась и улыбнулась.

— А вы становитесь хорошенькой, когда улыбаетесь, — сказала Женевьева. — Не то чтобы красавицей, — склонила она голову набок, — но выглядите гораздо симпатичнее.

— Мы все выглядим лучше, когда улыбаемся. И вы должны это всегда помнить.

Женевьева неожиданно рассмеялась. И я не могла удержаться, чтобы не присоединиться к ней. Она показалась мне очень милой в этот момент. Общение с людьми всегда доставляло мне большое удовольствие, пожалуй, не меньшее, чем работа с картинами. Отец в свое время пытался сдерживать мое желание совать нос в чужие дела. Он называл это праздным любопытством, но интерес к людям продолжал во мне жить, и я была не в состоянии подавить его.

Теперь мне захотелось побыть в обществе Женевьевы. При первой встрече она показала себя не с лучшей стороны, теперь же предстала передо мной живым, но чересчур любопытным ребенком. Однако разве я могла кого-нибудь критиковать за любопытство, когда сама страдала тем же недугом?

— Итак, — сказала девочка, — мы вместе отправляемся на прогулку, и я покажу вам все, что вы пожелаете.

— Благодарю вас. Мне будет очень приятно.

Она снова засмеялась:

— Надеюсь, вам здесь понравится, мадемуазель. Если я буду говорить по-английски, то не могли бы вы отвечать мне помедленнее, чтобы я могла лучше понимать вас?

— Безусловно.

— И не смеяться, если я скажу какую-нибудь глупость?

— Обещаю. Я очень ценю ваше стремление усовершенствовать свой английский.

Улыбка тронула ее губы, и я поняла, что в этот момент Женевьева наверняка подумала о том, какая бы из меня получилась хорошая гувернантка.

— Я не очень хорошая, — сказала она по-английски. — Все в доме меня боятся.

— Я не думаю, что вас боятся. Близкие скорее обеспокоены и удручены неподобающим поведением, которое вы себе иногда позволяете.

Это ее позабавило, но она тотчас же снова стала серьезной.

— Вы боялись своего отца? — неожиданно спросила она, переходя на французский.

Я поняла: поскольку девочка перешла к интересующему ее предмету, она предпочла говорить на более доступном ей языке.

— Нет, — ответила я. — Я скорее испытывала перед ним трепет.

— А в чем здесь разница?

— Можно относиться к человеку с уважением, любить его, считаться с ним, бояться обидеть. Это совсем не то же самое, что испытывать страх.

Да, она боится своего отца, подумала я. Что же он за человек, если смог внушить страх своему ребенку? Женевьева не легкий ребенок — своенравный, возможно даже слишком вспыльчивый. Но разве не он виноват в этом? А что же мать — какова ее роль в воспитании девочки?

— Так вы действительно не боялись своего отца?

— Нет. А вы своего боитесь? — Она не ответила, но я заметила промелькнувшее в ее глазах какое-то затравленное выражение. — А что… ваша мать?

Она обернулась ко мне:

— Я сейчас отведу вас к маме.

— Что?

— Я сказала, что отведу вас к маме.

— Она в замке?

— Я знаю, где она. Вы пойдете?

— Да, но… Конечно. Я была бы очень рада познакомиться с мадам де ла Таль.

— Очень хорошо. Пошли.

Она зашагала впереди меня. Темные волосы девочки были аккуратно связаны на затылке голубой лентой, и, может, именно это так изменило ее внешний вид. Гордая посадка головы, длинная красивая шея — было видно, что она вырастет красавицей.

Я пыталась представить себе, похожа ли она на мать, но потом стала репетировать в уме, что той сказать, как объяснить свой приезд. Может быть, графиня, будучи умной особой, не станет возражать против присутствия в замке женщины-реставратора?

Женевьева остановилась и подождала меня, чтобы идти рядом.

— Это правда, что во мне живут два разных человека?

— Что вы имеете в виду?

— Что есть две стороны моей натуры.

— Каждый человек многогранен.

— Но у меня все иначе. Разные стороны натуры у любого другого — это все равно одно целое. А я — два совершенно разных человека.

— Кто вам это сказал?

— Нуну. Я родилась в июне. По знаку зодиака я Близнецы, то есть двуликая. Вы сами видели, какой я была вчера ужасной. А сегодня совсем другая. Сегодня я хорошая. Простите меня, мне очень жаль…

— Надеюсь, что вы действительно сожалеете…

— Да, это чистая правда, если бы этого не чувствовала, я бы никогда не сказала.

— В таком случае, каждый раз, когда у вас дурное расположение духа, вспоминайте о том, что будете сожалеть о плохом поведении, и заставляйте себя образумиться.

— Да, — сказала она, — вам действительно следовало бы быть гувернанткой. Вы так объясняете, что все становится легко и просто. Но мне трудно бороться со своими дурными привычками, так как по натуре я плохой человек.

— Каждый человек может заставить вести себя по-иному.

— На характер человека влияют звезды. Это судьба. И никто не может пойти против судьбы.

Теперь я, кажется, поняла причину. Эта впечатлительная девочка находилась в руках глупой старой женщины, да в придачу гувернантки, особы явно невысокого ума. Какую роль в воспитании играл ее отец? Как на ее поведение смотрит мать? Да, очень интересно познакомиться с ней!

А может быть, графиня тоже запугана графом? Судя по всему, так оно и было, поскольку все домочадцы вели себя именно так. Я представила себе нежное и робкое создание, которое вряд ли отважится пойти против грозного мужа. С каждой минутой он превращался в моих глазах во все большее чудовище.

— Вы вполне можете быть умной девочкой, это вам под силу, — сказала я. — Полный абсурд убеждать себя в том, что вы двуликая, и мучиться от этого, постоянно выказывая себя именно с худшей стороны.

— Я не нарочно. Это получается помимо моей воли.

Произнося все это, я была недовольна собой. Ведь очень легко решать проблемы других людей. Женевьева была совсем ребенком и казалась младше своих четырнадцати лет. Если мы подружимся, возможно, мне и удастся помочь ей.

— Мне очень бы хотелось увидеть вашу мать, — сказала я.

Она не ответила, но опять побежала по дороге впереди меня. Я пошла за ней следом, но постепенно стала отставать и вскоре потеряла Женевьеву из виду. Дорожка неожиданно исчезла.

Я остановилась. Меня окружали довольно густые заросли, и я поняла, что попала в рощу. Я не совсем точно знала, с какой стороны вошла в нее, и не имела ни малейшего понятия, в каком направлении убежала Женевьева. Я поняла, что потерялась, и испытала такие же ощущения, которые мне довелось пережить в галерее, когда не удалось повернуть ручку двери. Очень неприятное чувство — в душу тихо и незаметно заползал страх.

Но какой абсурд испытывать подобные чувства среди бела дня! Девочка просто разыгрывает меня. Она как всегда в своем амплуа. Заманила меня в ловушку мнимым раскаянием во вчерашнем поведении, а сама просто издевается надо мной. Для нее это просто игра. Кстати сказать, довольно жестокая.

И вдруг я услышала ее голос:

— Мадемуазель! Мадемуазель, где вы? Идите сюда!

— Иду! — закричала я и пошла на голос.

И тут она сама появилась среди деревьев.

— Я испугалась, что потеряла вас.

Она взяла меня за руку, как будто боялась, что я могу исчезнуть, и мы несколько минут шли, взявшись за руки, пока не выбрались из рощи. Перед нами было открытое место, заросшее высокой травой. Я увидела несколько могильных камней и поняла, что мы попали на кладбище.