Одни скрывают пороки лучше, чем другие, подумал Харпер, но ничего не сказал.

У парка Святого Кристофера он снова подхватил женщину на руки и осторожно выбрался из экипажа. Дома здесь были попроще, чем на Чейпел-стрит, но казались строгими и элегантными на фоне хмурого неба. Харпер шёл быстро, не обращая внимания на боль в усталой спине и ногах. Преодолев четыре квартала вдоль двухскатных крыш и низких розовых кустов, он достиг цели.

Дом недавно перестроили, и Харпер его не узнал. Прежде на крыльцо вели шесть ступеней. Теперь их было семь, и он едва не споткнулся на последней. Его встревожило, что женщина не очнулась, когда он оступился. Он дернул звонок чуть сильнее, чем нужно, и стал ждать.

В этот поздний час почти все слуги, скорее всего, спят или разошлись по домам. Харпер снова позвонил. В следующее мгновение дверь открылась.

Эдвард бросил быстрый взгляд на него, потом на женщину и впустил их.

— Что произошло? — спросил он, шагая вслед за Харпером из холла в кабинет.

— Думаю, обморожение. Она почти всю ночь провела на улице.

— Положи её сюда.

Эдвард отвёл с лица светлые волосы. Одна щека у него была краснее другой. Харпер подумал, что тот, наверное, снова уснул за столом.

Харпер опустил женщину на высокий смотровой стол, и Эдвард пощупал у неё пульс. Чуть нахмурившись, он прижал ладонь к её бледной холодной щеке. Аккуратно оттеснив Харпера, он стянул с пострадавшей мокрое чёрное пальто и бросил его на пол.

— Она потеряла сознание на улице. — Харпер отошёл в сторону, чтобы не мешать.

Рядом стоял стул, но Харпер был слишком взвинчен, чтобы сидеть. Он напряженно замер у Эдварда за спиной, ожидая, когда ему что-нибудь поручат. Эдвард поднял женщине веки и опустил их, потом осторожно ощупал пальцами её шею и голову.

Харперу хотелось ходить из угла в угол, но комната была слишком маленькой, и он понимал, что будет мешать осмотру. Он терпеть не мог стоять в стороне, пока другие занимаются делом, и сейчас с трудом сдерживался, чтобы не начать перебирать хирургические инструменты.

— С ней всё будет в порядке? — спросил он.

— Думаю, да… Похоже, падая, она не ушиблась головой. Шея тоже цела. Одежду нужно снять.

Эдвард взял ножницы и уверенным движением срезал с женщины остатки грязного платья. Несколько секунд он осматривал худое бледное тело.

— Мне не нравится рана на колене. Придётся зашивать. — Он быстро обошёл Харпера и принялся собирать необходимые инструменты. — Отёка нет, кость вроде не сломана. Если не считать этого и переохлаждения, с ней всё хорошо. — Он замолчал и посмотрел Харперу в глаза. — Кстати, я рад, что ты наконец заглянул.

Харпер кивнул, пытаясь замаскировать неловкость. Последние два месяца он почти не виделся с Эдвардом. Он понимал, что должен поддержать того после похорон Джоан. Но от одной мысли, что придётся изображать горе, в то время как Эдвард страдает по-настоящему, его начинало тошнить.

Проще завалить себя работой и выбросить случившееся из головы.

— Я был занят… Извини, — буркнул он.

— Понимаю. Я тоже стараюсь всё время чем-нибудь заниматься. — Эдвард налил воды в тазик и ополоснул руки. — В этом году собираешься в Фостер?

— Я как раз направлялся туда, когда обнаружил её.

Эдвард кивнул.

— Как думаешь, сможешь освободить пару дней после поездки? — спросил он.

— Я не намерен торчать там целый месяц, — ответил Харпер. — Дней пять, не больше. Давай встретимся на будущей неделе?

— С удовольствием. — Эдвард на мгновение просиял, потом сновал занялся женщиной. — Нельзя таскать на руках пожилых леди по такой погоде. Ты бы лучше послал за мной. Всё равно получилось бы не дольше, чем тебе самому сюда добираться.

— В следующий раз так и сделаю, — согласился Харпер.

— Не сделаешь, — улыбнулся Эдвард. — Не усидишь на месте.

Он говорил и смывал губкой грязь с тела женщины, а закончив, накрыл её толстым хлопковым одеялом. Раненую ногу он оставил открытой.

Харпер смотрел, как он раскладывает инструменты: длинные изогнутые иглы, шёлковую нить, иглу для инъекций и шприц. Он уставился на шприц, чувствуя, как сердце наполняется ужасом.

— Белимай, — прошептал он, и Эдвард поднял на него глаза.

— Что? — спросил он.

— Эдвард, мне пора. — Харпер бросился к двери.

— А женщина? — крикнул тот.

— Я за ней вернусь. Смотри не говори никому, что она здесь, ладно? Особенно инквизиторам.

Харпер понимал, что не имеет права требовать такое от Эдварда, но выбора не было.

— Мне нужно идти. Они убьют его, если я не найду его первым.

— Стой, Уилл! О ком ты говоришь?

— Позже расскажу.

Харпер вылетел из дома, забыв про пальто. Он думал лишь о том, что сегодня время играет против него. Как бы он ни спешил, как бы ни понукал своё измученное тело, короткие мгновения, отделяющие жизнь от смерти, безнадёжно ускользали.

Глава третья: Чёрные ногти

Дождь усилился, и притоптанная грязь превратилась в одно огромное болото величиной с город. Харпер нёсся со всех ног по приподнятым над землёй тротуарам. Рядом с ним на улице тягловые лошади с трудом тащили себя и свою ношу по толстому слою слякоти. Харпер пересёк дорогу на улице Мясников и провалился почти по колено. Глина пристала к ногам и тянула обратно, пока он с боем пробивался вперёд.

Ледяные струи хлестали. Мокрая одежда липла к коже, разнося холод ливня и ветра по телу. Сквозь трещину в подмётке просочилась грязная жижа. Если бы Харпер дал себе задуматься, то заметил бы, что уже почти не чувствует пальцев рук и ног.

Но он не думал. В том числе и о том, что могли сделать инквизиторы с Белимаем, если уже нашли его. В голове то и дело возникали яркие кровавые картинки, но Харпер гнал их прочь.

Он считал про себя, чтобы заглушить рвущийся наружу страх. Считать прошедшие мгновения было проще, чем представлять, что могло за них произойти. Дойдя до шестидесяти, он вновь начинал с единицы, заключив время в замкнутый цикл длиной в шестьдесят секунд. Когда-то он так перечислял имена дьяволов, чтобы не дать им над собой власти, а сейчас давал имена секундам. Другой на его месте, возможно, начал бы молиться, но Харпер оставил молитвы в далеком прошлом.

Самые сильные его страхи — те, что преследовали даже во снах — были порождены именно такой бесконечной, безнадёжной гонкой. В ночных кошмарах он всегда появлялся слишком поздно. И как бы быстро ни бежал, его обгоняли мгновения. Он добрался до матери спустя секунду после её смерти. Ворвался в кабинет приёмного отца, чтобы обнаружить лишь дымящуюся трубку и ни следа самого отчима, который исчез навсегда. И был непростительно далеко от сестры, когда её слезы превратились в потоки яростной крови.

Харпер свернул за угол улицы Мясников и рванулся к покосившемуся трёхэтажному дому, где жил Белимай. Перепрыгивая через ступеньки, взлетел по лестнице к его съемным комнатам. На верхней площадке силы разом покинули тело: сорванная с петель дверь висела криво, косяк превратился в груду щепок.

Его глазам открылись руины, в которые превратили жилище Белимая. Ободранные стены. Груды книг, валявшиеся на полу среди обломков мебели и кусков вспоротой обивки. Треснувший напополам стол сочился чернилами, которые широкой лужей натекли на пол. Всё кругом устилали листы с рисунками Белимая. Рядом с ногой Харпера лежал искусный набросок кузнечика, на бумаге отпечатался след от каблука.

Внезапно он ощутил, как дерёт в горле. Колючая боль прошила грудь. Ноги задрожали, и на какую-то секунду Харпер почувствовал, что не может стоять. Закрыв глаза, он привалился к дверному косяку.

А потом из глубины комнаты донеслось брошенное шёпотом ругательство.

Харпер пинком открыл дверь шире и обнаружил Белимая, который как раз влезал внутрь через выломанное окно. Первым порывом было ринуться вперед и притянуть того к себе, но выражение лица Блудного его остановило. Бледно-жёлтые глаза прищурены от гнева, тонкие губы растянуты в хищном оскале. Харпер замер, дав Белимаю пару мгновений для узнавания. Тот пусть и не улыбнулся по-настоящему, но с его лица стёрлись страх и злость.

С волос Белимая, изогнутыми черными ветвями лежащих на плечах, капала на голый торс вода. Из одежды на нём были только мокрые чёрные штаны и один носок. Скрестив руки на груди, он оглядел руины собственного дома.

— Ты разминулся со своими друзьями, — сказал он, пройдя к столу и роясь в его сломанном корпусе.

— Они наверняка вернутся.

Харперу хотелось хоть как-то подбодрить Белимая, но он знал, что тот не примет его утешения. Какое-то извращенное восприятие заставляло его презирать доброту. Он избегал комплиментов, словно извещений о взыскании долгов. Сочувствие попросту будило в нём ярость.

— Мне казалось, ты на этой неделе должен был уехать в поместье. — Белимай дернул за покорёженные ящики стола, но те застряли и не поддавались.

— Я не успел на дилижанс.

— Значит, день сегодня не задался у всех.

Белимай всё ещё возился с ящиком. В конце концов, он просто отодрал переднюю панель своими длинными черными ногтями.

— Ублюдки. — Он держал в ладонях треснутые стеклянные шприцы, словно тела любимых питомцев. — Вот ублюдки.

Белимай окинул яростным взглядом погнутые иголки и отшвырнул их в сторону.

— Нам нужно уходить, — напомнил ему Харпер. — Они наверняка опрашивают соседей о твоем предполагаемом местонахождении. И вернутся. Это стандартный протокол.

— Стандартный протокол для чего? — Белимай посмотрел на Харпера. — Я что, нарушил какой-то секретный закон, повесив картинки на стену? За каким бесом они это сделали? — обвел он бледными руками усыпающие пол обломки.

— Сегодня вечером была убита племянница лорда. Ты один из подозреваемых.

Сперва Харпер засомневался, понял ли его вообще Белимай. Тот ничего не сказал. Просто сидел, уставившись на широкую лужу чернил перед ним, а затем встал и прошёл в спальню. Было слышно, как он роется в том, что осталось от его вещей, и бормочет под нос ругательства.