Видя, что дело безнадежное, Гай Гракх решил покончить с собой. Но друзья уговорили его бежать. Перед бегством Гракх проклял римский народ за измену и черную неблагодарность и предрек ему вечное рабство. Сбегая с Авентина, Гай подвернул ногу, так что надежды скрыться у него не было. Двое друзей пытались задержать преследователей на мосту, но были убиты. Куда бежал Гракх, зачем? Пролетарии, свободные бездельники, занятые только тем, что рожали детей, недавно с восторгом выкрикивали его имя, а теперь прятались по углам. Вряд ли кто-то за пределами Рима мог оказать Гракху поддержку. И раньше, и потом римлянину некуда было бежать. Рим вмещал в себя весь мир. Изгнание всегда было самым тяжким наказанием, хуже смерти. Гай Гракх бежал без надежды спастись. В никуда.

В маленькой роще за Тибром враги нагнали его. С ним был только его раб. Раб крепко обнял своего господина так, что убийцы не могли нанести по Гракху ни одного удара, пока не убили раба. Из отрубленной головы народного трибуна друг консула Опимия удалил мозг, а череп залил свинцом, ибо в награду было обещано столько золота, сколько весит голова трибуна. После гибели Гая началась расправа над остальными. Более 3 000 человек было казнено, а все имущество конфисковано. Отняли даже приданое у вдовы Гая Гракха. На эти деньги консул Опимий воздвиг новый храм Согласия. На храме вскоре появилась надпись, сделанная кем-то из сторонников Гракхов:

«Злой глас Раздора храм воздвиг Согласию».

Память Гракхов официально была предана проклятию, их матери Корнелии запретили надеть траур по младшему сыну.

Однако и много лет спустя народ питал к мятежным трибунам неизменную любовь. Цицерон, этот чувствительный флюгер, прилюдно всегда хвалил братьев Гракхов, хотя в своих трудах, предназначенных для чтения в иных кругах, отзывался о знаменитых народных трибунах крайне негативно.

Братья вернули часть земли крестьянам, но розданное вскоре вернулось в руки богачей. Зато Гай Гракх создал армию паразитов, которая все росла и не года — века — кормилась за счет казны. Гай пытался заложить римские колонии за пределами Италии, объявил все завоеванные земли собственностью римского государства.

Его начинания продолжили не демократы, а императоры.

Еще одна цитата из Моммзена:

«100-летняя революция, ведущая от него свое начало, была его созданием, поскольку она вообще дело рук одного человека».

Оказывается, один человек сумел сломать все Римское государство и разрушить республику. Такое не под силу и титану. Другое дело, что Гай Гракх не сумел починить то, что сломалось. Но и сенаторы не собирались этим заниматься. Их волновало лишь одно: как бы не потерять ни на палец власти и ни асса из своего кошелька.

Каждый римский гражданин во времена республики имел обычно три имени. Первое — личное имя. Оно давалось мальчику на девятый день после рождения. Выбор таких имен был не велик. Авл, Аппий, Гай, Гней, Децим, Луций, Квинт, Марк, Мамерк, Нумерий, Публий, Секст, Сервий, Спурий, Тиберий, Тит, Цезон. Затем шло родовое имя — эквивалент нашей фамилии. И, наконец, прозвище, как бы дополнение к фамилии. В одном роду могло быть несколько прозвищ. Так у Тиберия Семпрония Гракха Тиберий — личное имя (в этом роду — обычно имя всегда старшего сына), Семпроний — родовое, Гракх — прозвище. Иногда добавлялось второе прозвище в память о каком-нибудь славном деянии или заслугах того или иного гражданина. Например — Корнелий Сципион Африканский.

Зачастую в надписях личные имена обозначались одной или несколькими буквами. Скажем, М обозначало «Марк». Если человека усыновляли, то он получал имя усыновителя, а собственное родовое имя в измененном виде ставилось в конце. Так Октавий, будучи усыновлен Юлием Цезарем, стал называться Гай Юлий Цезарь Октавиан. Вольноотпущенник получал родовое имя патрона и в конце ставил свое рабское прозвище. Во времена поздней империи в именах началась путаница, стали встречаться двучленные или многочленные имена, вольноотпущенники старались избавиться от своих рабских прозвищ и поменять их на созвучные римские.

Что касается женских имен, то дочь получала родовое имя своего отца. Например, Корнелий — Корнелия, Клавдий — Клавдия. Если девочек было две, то их именовали Клавдия Старшая и Клавдия Младшая, остальных же просто нумеровали: Терция, Кварта, Квинта.

Победившие аристократы срочно вернули все — или почти все на круги своя. О гражданстве для латинов не шло больше речи, создание новых колоний прекратили, комиссию по раздаче земель закрыли, и вновь разрешено было скупать мелкие наделы богатым землевладельцам. Лишь раздача хлеба осталась в качестве подачки бедноте, да всадникам было по-прежнему разрешено заседать в суде.

Ну а после этого можно было жить как прежде и ничего не делать, ничего не менять. Наступил покой. Аристократы радовались победе.

Гай Марий родился в незнатной семье (сын батрака — наверняка преувеличение) недалеко от города Арпина. Детство он провел на полях, научился переносить голод и жажду. Едва достигнув призывного возраста, он пошел в армию. Неизвестно, обладала ли его семья достаточным имуществом, чтобы он мог купить себе снаряжение легионера. Но, возможно, попасть в армию ему помог его патрон Метелл. Во время Испанской войны молодой плебей быстро продвинулся. Марий был не богат, но чрезвычайно честолюбив, и с энергией простолюдина карабкался наверх, не обращая внимания на презрение аристократов. Возвратившись на родину, он добился должности народного трибуна. Он сумел не только разбогатеть, но и жениться на патрицианке из рода Юлиев и получить должность претора.

Консул Цецилий Метелл, отправляясь в Африку на войну с нумидийским царем Югуртой, взял с собой Мария в качестве легата[39]. Марий, поднявшийся наверх, так сказать, из народа, пользовался любовью солдат, зато вызывал неприязнь и брезгливое отвращение аристократов. А между тем этот выскочка замахнулся на консульскую власть. Метелл всячески препятствовал Марию. Неужели этот «новый человек» станет консулом? Нет уж! Но дерзкий легат не собирался сдаваться и устроил в армии буквально бунт, агитировал всех своих знакомых, чтобы те писали домой письма и убеждали родных, что только он, Марий, может успешно закончить войну с Югуртой. Друзья Мария ратовали за него на форуме. У народа не осталось никаких сомнений: только Марий! Вот тот, кто нам нужен! Если этого энергичного легата не изберут консулом, римляне никогда не закончат войну. Марий отправился в Рим, и его избрали консулом на 107 г. до н. э. Метелл тем временем взял крепость Фала, где укрылся Югурта, но тот успел бежать к мавританскому царю Бокху, своему тестю. Метелл начал переговоры с Бокхом, но тут пришло известие, что командование армией передано Марию. Новый консул набрал новые легионы, впервые не считаясь с имущественным цензом. Обозвав всех нобилей трусами, он заявил, что военные знания свои получил не из книг, а его нынешние подвиги затмевают деяния знатных предков трусов-аристократов. Да, Марий не знаком с греческой литературой и не желает ее изучать, но зато он знает, как бить противника, и может спать на голой земле.

Однако, несмотря на столь хвастливые речи, Марий действовал примерно так же, как и его предшественник Метелл. К тому же своей победой в войне с Югуртой он был во многом обязан действиям молодого Корнелия Суллы, который служил у него квестором. Бокх желал как-то закончить войну и помириться с римлянами, но для этого надо было избавиться от Югурты. Несомненно, Сулла был превосходным дипломатом, ибо сумел уговорить мавританского правителя передать Югурту в руки римлян. При этом Бокх буквально до самого последнего момента колебался, на чью сторону стать — римлян или собственного зятя, выдать римских послов Югурте или, наоборот, Югурту — римлянам. И в конце концов выдал зятя Сулле.