— В четверг утром я принес дедушке кофе, он звонил по ноль девять, было все время занято, и раздражался. Я вызвался помочь и узнал номер телефона Померанцева.

— А у Александра Андреевича его не было, что ли?

— Куда-то визитку журналиста засунул… потерял. В четверг тот приехал в последний раз, вечером.

— Вы были дома?

— Да. А потом с соседкой пошли купаться на речку.

— Но что-нибудь видели, слышали? Каков был характер отношений между академиком и журналистом?

— Да обычный, по-моему. Со стороны Филиппа — почтительный, со стороны дедушки — снисходительный. Я не вникал, не подслушивал.

— Ладно, допросим журналиста.

Уже в дверях майор обернулся:

— Да, насчет того эпизода, тринадцать лет назад. Все материалы засекречены.

Саша поднялся со стула, побледнев от волнения.

— Засекречены? Почему?

— Потому что мы жили в нормальной стране и дело касалось секретнейшего ученого. Я подал заявку на допуск, но пока она пройдет все инстанции… секреты утеряны, волокита осталась. — Майор вгляделся в лицо юноши. — По этому поводу не переживайте. Я имел разговор со своим коллегой, который прибыл на место происшествия — потом его отстранили, — так вот, подробностей он, конечно, не помнит, но убежден твердо: несчастный случай. А сейчас мы проведем небольшой следственный эксперимент.

Он исчез, отворилась входная дверь, голоса:

— Игорь, понятых нашел?

— Вон дожидаются.

На веранде стоял молодой человек в штатском, а на зеленой скамейке возле клумбы с табаком и ромашками покуривали Иван Павлович и Юлия: блестящая пара в джинсовых одеждах.

— Выполняем гражданский долг, — счел нужным пояснить математик, глядя на Анну; ее волнение, тревога усилились, словно она вышла на сцену, позабыв роль.

— Итак, — начал следователь, — около девяти вечера кончился ужин. Вспомните и воспроизведите ваши дальнейшие действия как можно подробнее.

Саша заговорил сдержанно, деловито:

— Дедушка ушел к себе наверх, Анна на кухню с посудой. Вскоре вернулась, и мы пошли на колодец за свежей водой. Идти туда?

— Пожалуй, необязательно… Рассказывайте.

— Мы пошли вместе, но меня окликнули. — Саша взглянул на Юлию.

— Да, я позвала на минутку, — подхватила она с нервным оживлением, — узнать, не хотят ли они пойти на речку. Вот и все.

— Прошу. — Следователь указал на Анну.

— Я задумалась, стоя у колодца…

— О чем?

— О сказке «Аленький цветочек».

— О чем?

— Ну, просто так, не по делу. Кругом было ужасно красиво. Тут Саша подходит. — Она замолчала, юноша продолжил:

— Я вылил воду из ведра на клумбу, подошел к Анне и обнял ее, а она сказала: «Дедушка смотрит».

— Откуда?

— Из окна кабинета.

— Подтверждаю, — вмешался вдруг Иван Павлович. — Я как раз садился работать, включил настольную лампу и подошел задернуть шторы — у меня кабинет тоже на втором этаже, — Александр Андреевич напротив смотрит в окно.

— Открытое?

— Закрытое — на стеклах отражался закат. Наверное, из-за игры лучей мне померещилось, будто он кивнул и что-то произнес.

— Поздоровался?

— Нет, в тот день мы уже раскланивались. Но на всякий случай я позвонил ему: показалось, мол… Он засмеялся: «Когда я размышляю, то иногда забываюсь… Но не советую считать меня полоумным!» — и положил трубку.

— К чему он это сказал?

— Не понял. Может, я его на гениальной догадке сбил. Ну, я сел работать.

— Что происходило дальше, молодые люди?

Ответил Саша:

— Мы набрали воды и вошли в дом. Я захлопнул дверь.

— Захлопнул, правда! — подтвердила Анна. — Я машинально подергала ручку.

— Все окна в доме были закрыты?

— Наверное. Да, Саша?

— Закрыты, из-за комаров, на шпингалеты.

— Так, пойдемте.

Действие переместилось в Сашину комнату («Я говорил ей о любви, она сказала, что устала очень, и ушла к себе»), потом в спальню покойной Полины.

— Мне казалось, что музыка снимет напряжение.

— Какое напряжение? — сразу прицепился Сергей Прокофьевич.

— Не то, о котором вы подумали: не смерти, а страсти. Я сходил к себе за магнитофоном.

— Сколько времени он отсутствовал? К вам вопрос, Рюмина.

— Какую-то секунду, даже дверь была чуть приоткрыта. Мы включили музыку и легли на ковер вот здесь, возле лампы. — Анна на миг зажмурилась. — И я увидела на потолке кровь.

— Прямо так сразу и увидели?

— Не сразу.

— Ну?

— Мы музыку слушали.

— Как долго?

— Ах, я не знаю!

— Любовь, — весело вставил Игорь.

Майор покосился на помощника, приказал:

— Александр, принесите магнитофон с той кассетой.

— Он здесь.

— Включайте и ложитесь. — Сергей Прокофьевич засек время по своим часам.

Полились серебристо-стеклянные звуки «космической колыбельной». Анна, растолкав Обручевых, выбежала из комнаты, из дома… догнал Игорь… угрожающе: «Вы отказываетесь участвовать в эксперименте?» — «Это ужасно… мы как дрессированные обезьянки!» Иван Павлович (тоже старается для органов!): «Анна, ты как капризное дите…» — «Мы не убивали дедушку!» — «Однако тайна, согласись, глубока, необычна. И без точного расчета времени…» — «Вы! Математик!..» — прервала она его во внезапной вспышке ненависти. «Ну грешен, что ж теперь… Надо спасать Сашу».

Вновь зазвенела музыка в изысканном стиле транс, эхо вкрадчивых женских голосов; они летали на ковре возле лампы, свидетели наблюдали. События прошлой ночи проникали в душу во всей своей ужасающей полноте. Радость и счастье — страх и отвращение. Наконец (ей показалось, через час) первая запись кончилась.

— Вот здесь, — сказал Саша, — мы услышали сверху голоса: дедушкин и еще один, кажется, мужской.

— Ни шума, ни шагов, ни криков?

— Ничего.

— Ничего, — повторила Анна.

— Пятнадцать минут, — констатировал майор. — И вы даже не полюбопытствовали, Александр, что творится наверху?

— Я никогда не смел мешать его работе и общению с гостями.

— Включайте снова эту мелодию. А ты, Игорь, ступай на крыльцо, замок поставь на предохранитель, позвони, постучи, потом поднимайся в кабинет. Дверь в спальню была закрыта?

— Да.

— Понятые, прошу в комнату. — Майор закрыл дверь.

Сквозь наплывающие звуки слабо, но прозвенел звонок, уловился стук, шагов слышно не было: следователь приказал помощнику пройтись вверх и вниз по скрипучей лестнице с тростью академика.

— Игорь, включай следующую запись, поднимись в кабинет и крикни.

Приглушенный крик прорвался сквозь «небесные» звуки, но вчера они ничего не слышали, ничего, ничего! Анна лежала напрягшись, с закрытыми глазами, чтоб на видеть противную публику, стоящую кружком над юными влюбленными; вчерашний прекрасный вечер, единственный в жизни, разлагался на примитивные, постыдные фрагменты. «Нет, я сейчас сбегу!.. Но вот, кажется…» Анна поднялась, и Саша встал.

— Кажется, в этот момент я увидела пятно на потолке.

— А вы, Александр?

— Мне было не до того, не видел.

— Двадцать пять минут после голосов, — заметил майор задумчиво. Отозвался математик:

— Значит, убийство произошло в этот промежуток. Что говорит судмедэксперт?

— В общем, подтверждает… По окоченению тела смерть наступила примерно с девяти до десяти. Труп обнаружен в десять ноль пять. Вычтем двадцать пять минут — голоса они слышали без двадцати десять. Академик сам впустил убийцу. Тайком.

— Да почему тайком?.. — возмутился Саша.

— По вашим свидетельствам, дверь и окна были заперты, ни звонка, ни стука вы не слышали. Или у него имелся ключ… Да нет, — перебил сам себя майор, — весь дом освещен и обитаем, с ключом куда проще и естественнее переждать и проникнуть позже.

Математик заявил:

— История эта представляется мне весьма неестественной. Так рисковать почти при свидетелях… Были замечены следы борьбы?

— Ни малейших. Академик как будто не шелохнулся.