Я сажусь и прибавляю громкость на айподе.

Напротив меня живой труп и какой-то чувак в наушниках сопит слева. Только два фута справа от меня полностью свободны. Полностью мои. Я знаю, никто не подбежит заявлять права на мое призовое пространство, драгоценное сидячее место в кафетерии, но оставляю сумку с книгами и альбом лежать на противоположной стороне стола, на случай, если кто-то попытается.

Я ощущаю кого-то позади себя. Слышу тихое “простите” сквозь звуки музыки. Притворяюсь, что не услышал. Знаю я, чего они хотят. Им надо где-то сесть. Но этот пятачок мой. Проклятье. Полно других мест, где можно сесть, а им надо выбрать прямо здесь? Нужно быть трансвеститами с деревянной ногой, чтобы действительно хотеть сесть вот здесь, рядом с кривозубым школьным неудачником с глазами как у кошки. А это значит, что я не горю желанием сидеть рядом с ними.

Я слегка покачиваю головой под музыку, давая понять, что я слишком увлечен для того, чтобы на самом деле уделять внимание их нуждам. Я вижу как рука человека сзади подымается чтобы прикоснуться к моему плечу. Боже мой, неужто они не понимают намека? Но прежде чем дотронуться до меня, незваный гость опускает руку и медленно уходит прочь.

Парень идет налево. Я специально смотрю вправо. Возможно, я слишком сильно старался не обращать на него внимания. Возможно, это было чересчур заметно. Когда я выпрямляю спину, я замечаю, как темный силуэт проходит за колоннами к удаленному, уединенному столику без вентилятора в пределах видимости. Неужели он действительно собирается сидеть вон там от начала и до конца? Есть другие места, где можно сесть. Там он умрет от теплового удара. Внезапный приступ вины как пощечина. Зачем мне понадобилось быть таким козлом? Я мог бы поделиться своим пятачком. Он очевидно слишком застенчив, чтобы сесть где-то еще. Я смотрю влево и вижу кому я отказал.

Со спины я понимаю, что отверг девушку, а не парня. У нее черные распущенные волосы до середины спины. На ней майка с длинными рукавами, поэтому, несомненно, она сумасшедшая. Девушка оборачивается, и я внезапно сожалею о своем недружелюбном поведении. Она не то чтобы одета со вкусом или сногсшибательна, по крайней мере, по голливудским меркам. Она красива той красотой, которая требует, чтобы на нее пялились. Ее кожа - мед. Она носит облегающую майку с надписью “Голосам в моей голове вы тоже не нравитесь”, пышную юбку, сетчатые чулки и сапоги до колена. Ее стройная мускулистая фигура благословлена убийственными бедрами. Я с трудом заставляю себя снова посмотреть на ее лицо.

В этот миг ее глаза на секунду поднимаются и мы встречаемся взглядами. Кусок застревает у меня в горле. Судя по глазам, поразительно зеленым глазам, она не особо рада меня видеть. Я сразу опускаю голову, смущенный тем, что она уловила мой пристальный взгляд. Надолго задерживаю дыхание. У нее такие красивые и очень суровые глаза. Они холодные и жесткие и смотрят прямо на меня. Одна половина меня думает: “Идиот, идиот, идиот!” Красивая, невероятно сексуальная девушка положила руку мне на плечо, а я не обратил на нее внимания. Я проклинаю себя за упущенную возможность сидеть с ней рядом. Впрочем, другая моя половина испытывает облегчение. Почему-то я понимаю, что эти глаза, такие суровые и проницательные могли бы взрезать мою душу.

Я наклоняюсь вперед и подпираю голову рукой. Я думаю о рвоте с кровью, черных костюмах, розах, панихидах и мокрых подушках. Я думаю об одиноких гитарах, тихих домах, указательных пальцах и поцарапанных лбах. Я думаю о падении и нежелании вставать. Да, ее глаза могли бы распороть мою душу, но, во многих отношениях, я уже истекаю кровью.

Глава седьмая

Джейд

Светлые волосы, серебряный пирсинг.

Улыбки и любопытные взгляды.

Мигая гаснут яркие огни.

Жар.

Холод.

Холодно, так холодно.

Кровь, так много крови.

Зеленый уличный знак.

Вода топит меня, лед морозит.

Никто не слышит крики.

Слезы никогда не текут.

Я просыпаюсь и моргаю, лениво открывая глаза. Обрывки сна сильно беспокоят меня; так всегда. Мысленно тянусь к мелькающим картинкам, но они испаряются, превращаясь в ничто. Я вздыхаю, разглядывая отклеивающиеся обои в цветочек.

Сажусь в кровати, скидывая с себя одеяло. Пальцы скользят по стежкам с краю. Его сделала Нана. Когда я сказала ей, что оно красивое, она переполнилась гордостью. Возможно она уже внизу, сидит за столом, в руке газета, радио включено и обжигающе горячий кофе готов и ждет рядом с ее овсянкой. Она предсказуема, но мне это нравится. Неделю назад я проснулась в доках. Я не отпрянула, когда она обняла меня сильными, пухлыми руками. Слилась с ней, счастливая, что покидаю док, радуясь, что холод прогнало теплое тело, которое не отпускало меня. Я поняла, что я тоже не отпускала ее только тогда, когда мы выбрались из дока, и холод исчез. Не отпускала ее до тех пор, пока мы не оказались дома.

Я живу в этой спальне в мансарде всего неделю, но уже уловила ее привычки и выяснила все ее незначительные необычные манеры… временами предсказуемые и странные… надежные и успокаивающие.

Семь утра. Она уже слушает радио, прихлебывая кофе и разгадывая кроссворд. Я не вижу как она это делает, но знаю.

Радио-будильник включается на новостях.

- Еще одна жертва Гравёра была опознана сегодня в Калифорнии … - я выключаю радио.

Слова диктора поразили меня. Рыжеволосую девушку из моего леса объявили жертвой Гравёра. От этого имени под кожей ползут мурашки, раздражая до глубины души.

Я трясу головой, как-будто это поможет выбросить мысли из головы, разбив их на миллионы кусочков, и делаю глубокий вдох, ощущая влажность воздуха. Свесив ноги с кровати, я задеваю стопку DVD дисков, встаю, собираю их и улыбаюсь, глядя на названия фильмов, которые держу в руках, и дюжину дисков, разбросанных по комнате.

Клара. Она подарила мне улыбки и воспоминания, пустила меня переночевать, и подарила кучу фильмов, потому что ей казалось уморительным, что я воспринимала картинки на экране как нечто волшебное. Нана говорит, что я киноман, но, на самом деле, я использовала подарки Клары для изучения человеческого поведения, взаимодействия, разговорной речи и технологий. Поначалу было сложно, но сейчас, это как второе я. В конце концов, я стала киноманом.

Сложив DVD в аккуратную стопку, я поднимаюсь и, достав одну из футболок, которые мне подобрала Клара, медлю, прикасаясь к ткани, прижимая ее ближе. Она свалила мне в руки такую груду одежды, что я едва могла что-либо за ней разглядеть. На верху кучи красовались пара высоких кожаных сапог. Клара настояла, чтобы я их взяла. Ее забавляла моя осторожная речь. Она шутила над тем, что меня смущало и озадачивало практически все вокруг.

Я кладу учебники в сумку и выглядываю в окно.

И хмурюсь. Вот он. Парень, вокруг которого время от времени мерцает яркий свет. Когда Нана предложила ходить в школу, и я с радостью согласилась, потому что вчера заметила вокруг этого парня мерцающий свет, когда он пробегал мимо нашего дома. В школе меня зарегистрировали под именем Джейд Смит, и я пошла его искать. Когда ярко-зеленый свет вспыхнул вокруг него на треке, я ахнула - живот стянуло узлом, пульс… ладно, если бы у меня был пульс, он бы бешено забился, потому что в тот краткий миг, этот парень был самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видела. Затем другие парни толкнули его, и бриллиантовое свечение рассеялось, превратившись в пыльную серую дымку, кружившую вокруг него. Я не знаю, почему я пыталась приблизиться к нему и почему его падение и унижение так сильно подействовало на меня. Почему мне больно было видеть, как этот странный зеленый свет, окружавший его, превратился в пыльный серый, мерцающий как потухшее пламя.

В первый раз я подошла к человеку и была откровенно отвергнута. Сама не знаю почему, но его пренебрежительное отношение вызвало во мне дикую злобу. Жестокую, холодную и отвратительную. Я хотела, чтобы туман поглотил его.