В свое время в Детгизе выходили роман А. Грина «Бегу­щая по волнам», феерия «Алые паруса» и «Рассказы». В настоящий сборник включены два романа — «Золотая цепь» и «Дорога никуда», ранее не издававшиеся в Детгизе. Оба эти романа принадлежат к лучшим произведениям А. Грина. И в том и в другом богатый приключениями сюжет, яркие ро­мантические характеры героев. Читатель познакомится с шест­надцатилетним юнгой Санди Пруэлем — «верным Санди», мечтающим о подвигах и пережившим свое первое настоящее приключение во «дворце золотой цепи»; с благородным Тирреем Давенантом, так мужественно прошедшим своей дорогой страданий («Дорога никуда»). Острые сюжетные коллизии романов перемежаются с исключительными по силе вы­мысла описаниями фантастического дворца в «Золотой цепи», с потрясающими картинами исступленного труда при рытье подкопа ради спасения ни в чем не повинного человека — в «Дороге никуда».

Сборник сопровождается статьей о жизни и творчестве А. С. Грина.

«Дул ветер…»– написав это, я опрокинул неосторожным движением чернильницу, и цвет блестящей лужицы напомнил мне мрак той ночи, когда я лежал в кубрике «Эспаньолы». Это суденышко едва поднимало шесть тонн, на нем прибыла партия сушеной рыбы из Мазабу.Некоторым нравится запах сушеной рыбы.

Все судно пропахло ужасом, и, лежа один в кубрике с окном, заткнутым тряпкой, при свете скраденной у шкипера Гро свечи, я занимался рассматриванием переплета книги, страницы которой были выдраны неким практичным чтецом, а переплет я нашел.

На внутренней стороне переплета было написано рыжими чернилами:

«Сомнительно, чтобы умный человек стал читать такую книгу, где одни выдумки».

Ниже стояло:

«Дик Фармерон. Люблю тебя, Грета. Твой Д.».

На правой стороне человек, носивший имя Лазарь Норман, расписался двадцать четыре раза с хвостиками и всеобъемлющими росчерками. Еще кто-то решительно зачеркнул рукописание Нормана и в самом низу оставил загадочные слова: «Что знаем мы о себе?»

Я с грустью перечитывал эти слова.Мне было шестнадцать лет,но я уже знал, как больно жалит пчела– Грусть. Надпись в особенности терзала тем, что недавно парни с «Мелузины»,напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой руке, выколов татуировку в виде трех слов: «Я все знаю». Они высмеяли меня за то, что я читал книги, – прочел много книг и мог ответить на такие вопросы, какие им никогда не приходили в голову.

Я засучил рукав.Вокруг свежей татуировки розовела вспухшая кожа. Я думал, так ли уж глупы эти слова «Я все знаю»; затем развеселился и стал хохотать – понял,что глупы.Опустив рукав, я выдернул тряпку и посмотрел в отверстие.

Казалось, у самого лица вздрагивают огни гавани. Резкий как щелчки дождь бил в лицо. В мраке суетилась вода, ветер скрипел и выл, раскачивая судно. Рядом стояла «Мелузина»; там мучители мои, ярко осветив каюту, грелись водкой. Я слышал, что они говорят, и стал прислушиваться внимательнее, так как разговор шел о каком-то доме, где полы из чистого серебра, о сказочной роскоши, подземных ходах и многом подобном. Я различал голоса Патрика и Моольса, двух рыжих свирепых чучел.

Моольс сказал:

– Он нашел клад.

– Нет,– возразил Патрик.– Он жил в комнате, где был потайной ящик; в ящике оказалось письмо, и он из письма узнал, где алмазная шахта.

– А я слышал,– заговорил ленивый, укравший у меня складной нож Каррель Гусиная Шея,– что он каждый день выигрывал в карты по миллиону!

– А я думаю, что продал он душу дьяволу,– заявил Болинас, повар,– иначе так сразу не построишь дворцов.

– Не спросить ли у «Головы с дыркой»?– осведомился Патрик (это было прозвище, которое они дали мне),– у Санди Пруэля, который все знает?

Гнусный– о, какой гнусный!– смех был ответом Патрику. Я перестал слушать. Я снова лег, прикрывшись рваной курткой, и стал курить табак, собранный из окурков в гавани. Он производил крепкое действие– в горле как будто поворачивалась пила. Я согревал свой озябший нос, пуская дым через ноздри.

Мне следовало быть на палубе:второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире,– но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом.Я размышлял о красивых комнатах,где тепло, нет блох.Затем я обдумал только что слышанный разговор.Он встревожил меня,– как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.

Не зная,о ком они говорили,я представил человека в синих очках,с бледным, ехидным ртом и большими ушами, сходящего с крутой вершины по сундукам, окованным золотыми скрепами.

«Почему ему так повезло,– думал я,– почему?…»

Здесь, держа руку в кармане, я нащупал бумажку и, рассмотрев ее, увидел, что эта бумажка представляет точный счет моего отношения к шкиперу,– с 17 октября, когда я поступил на «Эспаньолу»– по 17 ноября,то есть по вчерашний день.Я сам записал на ней все вычеты из моего жалованья. Здесь были упомянуты: разбитая чашка с голубой надписью «Дорогому мужу от верной жены»; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по требованию шкипера украл на палубе «Западного зерна»; украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ, раздавленный моей ногой мундштук шкипера и разбитое– всё мной– стекло каюты. Шкипер точно сообщал каждый раз, что стоит очередное похождение, и с ним бесполезно было торговаться, потому что он был скор на руку.

Я подсчитал сумму и увидел,что она с избытком покрывает жалованье. Мне не приходилось ничего получить.Я едва не заплакал от злости, но удержался, так как с некоторого времени упорно решал вопрос– «кто я– мальчик или мужчина?» Я содрогался от мысли быть мальчиком,но, с другой стороны, чувствовал что-то бесповоротное в слове «мужчина»– мне представлялись сапоги и усы щеткой. Если я мальчик,как назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь,–она сказала: «Ну-ка,посторонись, мальчик»,– то почему я думаю о всем большом: книгах,например, и о должности капитана, семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: «Эй вы,мясо акулы!»Если же я мужчина,–что более всех других заставил меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки: «Дай-ка прикурить, дядя!»– то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной,словно я не человек, а столб?