— Вот, — возмущалась Милада, сверкая фиолетовым синяком на лбу, — теперь опять мне всех вас лечить! Травмированные вы мои.

Она полезла в сумку, для того чтобы в очередной раз извлечь на свет чудодейственное снадобье, снимающее боль. Владимиру намазали спину, Лесе — руки; тщательно забинтовали. А Атан остался со своей головной болью. Как сказала Милада, на этот случай она ничего не прихватила.

— Времени, чтоб собраться, ты нам не дал. Так что винить некого. Сам виноват, — что успела, то взяла! — оправдывалась травница, хотя Атан ни слова против не сказал.

— Я так думаю, что нужно заканчивать с этой импровизированной лечебницей и отправляться в путь. Я надеюсь, что лошади после такой свистопляски не сбежали, но надежда слабая. А если мы задержимся еще, то гарантий, что их не уведут, нет.

Остальные поохали, поахали, но деваться некуда, оставаться здесь не было ни малейшего желания. Часа через два путники восседали на лошадях, которые вопреки опасениям Атана остались там, где их оставили и направлялись в Крегжден.

В Крегжден они въехали с сумерками. В час, когда дневная суета уступает владения ночной жизни города. Еще незаметно, но вполне ощутимо. Сумеречный час один из самых спокойных. Затихают голоса на улицах. Приличные горожане ужинают, разговаривают, разбредаются кто куда — по домам, увеселительным заведениям. Еще не грохочет гром мужского смеха из открытых дверей заведений, но уже не встретишь на улочках города случайных прохожих.

Владимир взял руководство по экскурсии в свои руки. Этот город он знал очень хорошо. Сам отвозил сюда Анну на учебу, кутил здесь изредка с местными друзьями. Поэтому даже Атан перестал ему перечить. Есть очень хотелось, поэтому во избежание возможности остаться без ужина, странник молчал в тряпочку. Милада тоже ехала молча. Отношения с Атаном за эти дни пути стали еще хуже. Дружеские отношения не устраивали ее, романтические — его. Решить эту дилемму они не могли, да и не старались.

Всю дорогу до Крегждена Владимир был внимателен к Лесе. Он ее очаровывал своей заботой. Она засыпала в его объятиях у жаркого костра. Они могли часами разговаривать ни о чем. Лесю беспокоило то, что Владимир очень мало рассказывает о себе. Стоило мимолетно коснуться его жизни, как парень замыкался в себе и прекращал разговор. Он мог уйти на час, на два. Он ходил, думал, иногда стоял и смотрел на пламя костра в оцепенении. А после возвращался, словно ничего не происходило. Теперь Леся не переставала удивляться тому, как изменился Владимир, стоило им въехать в город. Он приосанился, высоко поднял подбородок. Прям, как император, объезжающий свои владения.

— Думаю, что в трактире «Сказания эльфов» мы можем остановиться. Здесь нас хорошо покормят и комнаты на ночлег выделят. Хорошее обслуживание, уютные комнаты…

— и откуда такие познания? — нарушил монолог Владимира Атан

— Последствия бурной юности, — улыбнулся купеческий сын, — я здесь много времени провел.

Спешившись, оставив лошадей у дверей трактира мальчику, который обещал о них позаботиться, ребята вошли в здание.

Большая передняя комната была разделена на две части. В одной стояли широкие дубовые столы, вторая немного возвышалась над первой.

— что это? — спросила Леся.

— Это сцена, — сказал Владимир и, приобняв ее за плечи, подтолкнул к столу, — скоро начнется представление.

— Какое еще представление?

— Сама увидишь. Чуть-чуть подожди…

Ребята устроились за широким столом, вдыхая ароматы, доносящиеся с кухни. Владимир же подошел к хозяину заведения, чтобы договориться насчет комнат и ужина. Вернулся он довольно быстро, сияя белозубой улыбкой.

— Комнаты нам приготовят, ужин сейчас поднесут. Подумайте, ребята, что мы будем пить. Надо же это дело отметить…

— Что отметить — отозвалась Милада.

— Ну как же, сегодня, впервые за всю эту неделю, богатую на не очень приятные события, мы сможем поспать в мягких кроватях, посидеть в обществе… — сказал Владимир, присаживаясь рядом с Лесей.

— Тоже мне, нашел общество, ты его еще приличным назови, — подал голос Атан.

— Поприличней твоего, между прочим. Это тебе не та забегаловка в Верховцах, куда ты приходил вести переговоры… Сюда иногда сам наместник заходит, не говоря уже о лекарях и других не менее уважаемых людях. Я в очень редких случаях появляюсь в неприличных местах.

— Ой, ну надо же, Владимир Самойлов хвост распушил! Ты сейчас на петуха похож, который перед курами хвостом машет, — язвил Атан.

— Надо же, льер Атан, вы поражаете меня своими глубочайшими познаниями в тонкостях крестьянского быта, а особенно в познаниях живности.

— Куда мне до вас, Владимир! Право слово, я знаю об этом только из рассказов, а вам видимо частенько приходилось помогать папеньке с хозяйством, как ни как — вы должны были продолжить семейные традиции…

— Хватит, — сказала Милада.

Как раз во время, подавальщица принесла ужин. Жаркое из свинины с овощами, кислые щи, и аккуратно нарезанную тонкими ломтями краюху хлеба.

— Что будете пить? — поинтересовалась она у Владимира.

— Медовуху, — сказал Атан, не дав Владимиру открыть рот.

— Все, — уточнила Милада. И, пока никто не успел возразить, добавила: Хотя девочкам можно и вишневой настойки, у вас есть?

— О, Конечно, льери, сейчас принесу.

— Ты не будешь пить, — зашипел на Миладу Атан.

— А с чего это ты мне решил указывать? — девушка убрала упавший на лицо длинный черный локон.

— А с того, что я не хочу, чтоб ты пила.

— А кто ты мне? Брат, сват, муж, жених, отец, чтоб мне указывать? Ты просто проводник. Так что успокойся и следи за собой.

Леся за время всего этого достаточно неприятного разговора не сказала ни слова. Эти бесконечные споры, шпильки в адрес друг друга ее выматывали посильнее беспокойников. Они все были взвинчены, все устали, всем хотелось наконец-то расслабиться… но зачем срывать злость друг на друге?

Она уткнулась в свою тарелку и неторопливо пережевывала пищу, не чувствуя вкуса. Приняв решение, что прока от такого ужина не будет, Леся отставила тарелку подальше и, облокотившись на локоть, принялась осматривать сцену. На возвышении стояло три табуретки. На стене висел круг с большой черной точкой внутри. И все. Ничего интересного. Посетителей этого заведения Леся осматривать не хотела, еще на неприятности нарвешься.

За столом царило молчание. Остальные погрузились в изучение содержимого своих тарелок. Положение спасла подавальщица, которая принесла два больших глиняных кувшина — один с медовухой, другой с настойкой — и четыре деревянные кружки. Девушка заботливо разлила содержимое кувшинов по кружкам и удалилась.

— Ну что? Выпьем? — подала голос Милада.

— За что пить будем? — потянулась за кружкой Леся.

— А за любовь! — воскликнула Милада, — Чтобы она никогда не отравляла нам жизнь, а приносила только радость.

Девушки отсалютовали друг другу кружками. Атан смотрел на все это действие с широко открытыми глазами. Владимир не мог вымолвить ни звука.

Леся сделала первый обжигающий глоток и чуть не подавилась. Жидкость обожгла горло, а на глазах выступили слезы. Первый раз в жизни она пьет спиртное.

— Ничего, — подумала Леся, — все бывает в первый раз. Может хоть это поможет мне забыть о вечных препираниях, беспокойниках и вообще обо всех проблемах… может так я ненадолго, но найду покой.

— Я хочу выпить за то, — сказал Владимир, когда тарелка его опустела, — что мы выжили. Нам было трудно, но мы выжили, благодаря… нашим прекрасным девушкам. Ну же, Атан, признай, что без них мы бы остались в том лесу и уже не попробовали бы этой замечательной пищи.

Атан нехотя поднял кружку и, прищурившись, громко сказал:

— За тебя, Леся!

Милада стала похожей на котенка, которого только что отшвырнули носком сапога.

— И за тебя, Милада! — спас положение Самойлов.

А дальше завертелось, закрутилось. Пьянящая жидкость лилась не переставая, звенели кружки. Леся перестала обращать внимание на споры Милады с Атаном, грусть и тоска куда-то удалились, и она ощутила ничем не прикрытую радость. Все мысли улетучились сами собой, а мир приобрел мягкие очертания размытого рисунка.