— Должен явиться к заместителю бургомистра Владимиру Владимировичу Симацкому, — сказал он, не оборачиваясь. — Да не мешкай, а то — смотри!

Мешкать Василий не стал. Сразу же направился к большому деревянному дому на пересечении двух улиц. Хотел войти, но, заметив возле двери группу людей, которые внимательно что-то разглядывали на стене, остановился. Лица у всех были молчаливы и сосредоточены. За их спинами Василий увидел белый листок, приклеенный к стене. Рядом были развешаны другие листки, порядочно пожелтевшие. Василий с интересом стал читать их.

В одном из приказов комендатура требовала от домовладельцев в двухдневный срок сообщить о всех квартирантах, которые приехали к ним после начала войны из других мест. В другом — семьи командиров Краской Армии и коммунистов обязывались пройти перерегистрацию. Причем должны были это сделать в течение суток. За такой же срок все евреи поселка обязаны были изготовить желтые шестиугольные звезды и пришить их к одежде. В четвертом содержался запрет передвижения от сумерек до рассвета.

Содержание приказов разное, а концовка одна: за неисполнение — расстрел!

Интересно, о чем же новый приказ? Протиснувшись ближе к стене, Василий прочел:

«К сведению граждан Освеи!

С завтрашнего дня все мужское трудоспособное население поселка в возрасте от шестнадцати и до шестидесяти лет обязано проходить раз в пять дней перерегистрацию в комендатуре.

Лица, которые нарушат это правило, будут расстреляны.

Немецкая комендатура».

Разговор короткий и предельно откровенный, словно и не приказ даже, а просто сообщение о чем-то незначительном, пустячном.

До Прошек это распоряжение еще не дошло. Жителями деревень оккупанты командуют при помощи старост, а те, видимо, смягчают их прямолинейный тон.

— Сурьезный разговор, — заметил невысокий старик, прочитав приказ.

— Время серьезное, — ответил пожилой мужчина в кепке, — теперь с каждым разговор крутой…

— Даже с собаками, — сказал кто-то сзади.

Мужчина посмотрел назад, пожал плечами.

— Это так, — старик улыбнулся. — Недавно мне попалась витебская газетка «Новый путь». Там напечатано объявление о налогах на собак. Сто рублей с головы…

В это время из управы вышел полицейский, и Василий направился к входу. В длинном коридоре отыскал дверь с табличкой «Заместитель бургомистра» и тихо постучал. В кабинете промолчали. Тогда Василий приоткрыл дверь. Хотел уже было войти, но откуда-то из глубины послышалось:

«— Занят! Занят!

Василий прикрыл дверь, отошел. Он успел заметить в комнате немецкого офицера. Сидя в углу, немец курил и разговаривал с кем-то, отсюда невидимым.

Что делать? Уйти?.. Нет, лучше подождать в коридоре. Проследить, когда выйдет этот офицер.

Ждать пришлось недолго. Немец вскоре вышел, что-то напевая себе под нос. «Какая-нибудь крыса из комендатуры», — подумал Василий. Он подождал, пока офицер скрылся из виду и решительно направился к обитой дерматином двери.

Первое, что он увидел, — пытливые, чуть раскосые глаза. В уголках губ пряталась еле заметная улыбка.

— Лукашонок?.. Рад знакомству. Мы вроде коллеги. Да, брат, и я до войны тоже имел дело с финансами. Может, слыхал?

— Слыхал, — ответил Василий. Он знал, что Симацкий раньше работал в райфо. Несколько раз видел его там, когда приезжал в район по колхозным делам.

У этого человека простые манеры, располагающее к себе лицо. А может, ему это только кажется — заранее себя настроил? Интересно, что думают о нем немцы? Например, тот офицер, который только что вышел?..

— Такие дела, друг Василий. Надо бы поговорить с тобой обстоятельно, но времени у меня мало, — сказал Симацкий, подойдя к окну и вглядываясь куда-то поверх крыш. — Видел офицера? Сейчас мы с ним поедем осматривать склады под зерно, поэтому буду краток. Ты, может быть, удивлен моему официальному вызову через бургомистра?

— Да, — признался Василий.

— Так надо. Сообщение через озеро — ненадежное. Рано или поздно немцы установят проверку и здесь. Наши связи надо сделать легальными. К тому же нужно беречь и Григория. Часто появляться в Освее ему не стоит. Могут найтись люди, которые выдадут его. Запомни: он представитель партийного подполья на месте, ваш руководитель и советчик во всем. А связь будешь держать с нами сам или через Людвига Геродника. Это наш комсомолец. Парень крепкий, надежный.

Симацкий потянулся к лежавшим на столе сигаретам. Закурив, уже менее торопливо сказал:

— Ну, а теперь рассказывай, как обстоит дело с подбором людей? С созданием комсомольской организации, теперь уже подпольной?

— Организацию мы вновь не создавали, — с нажимом на слово «вновь» ответил Василий.

— Это почему? — спросил Симацкий.

— Не создавали потому, — спокойно продолжал Василий, — что не распускали прежнюю. Только состав немного поменялся. Кое-кто выбыл — уехали. Зато есть и новички.

Симацкий смял недокуренную сигарету, улыбнулся.

— Так вот ты какой — блюститель денежного учета. Дипломат! В особых инструкциях, вижу, не нуждаешься. И все-таки кое-что я тебе должен посоветовать.

Он достал новую сигарету, быстро прикурил, плотней прикрыл дверь.

— Ты и твои друзья — все вы должны уяснить, что для нас сейчас самое важное. Главное, пока, собирать оружие, готовить людей к открытой партизанской борьбе. Поэтому не разменивайтесь на мелочи, чтобы нечаянно не повредить большому делу. Особое внимание обратите на бежавших из плена и тех, что вырвались из окружения. Обеспечьте их крышей над головой, продуктами. Необходимые документы мы им раздобудем.

Ускоряя разговор, Симацкий напомнил гостю и о задачах по работе среди населения. О том, что надо подымать у людей настроение, рассказывать народу правду о войне.

— В этом мы будем вам помогать. Прямо от меня пойдешь на квартиру к Антону Игнатьевичу Литвинову. Получишь последние сводки Совинформбюро, немного листовок, — сказал Владимир Владимирович. — И еще. Надо всячески срывать немецкие заготовки продуктов. Делать эта нужно осторожно, продуманно. Большой мастак в этом деле Герасим Фроленок. Работайте с ним в тесном контакте. Вот, пожалуй, и все.

— Как все?.. — разочарованно переспросил Василий. — А бить немчуру?

— Еще раз повторяю, — медленно, полушепотом сказал Симацкий, — на первых порах от открытых действий воздержитесь. Я знаю, что твоим хлопцам не терпится. Подождите, придет время — и мы тоже будем бить оккупантов. Еще как будем бить!

Чуть помолчали. Еще больше понизив голос, Владимир Владимирович заключил:

— Наконец, о форме связи. Я уже говорил, что есть возможность сделать ее легальной. Дело в том, что…

Симацкий не успел договорить. Дверь открылась, и, как прежде, напевая, вошел тот же офицер из комендатуры. Но хозяин кабинета не растерялся. Будто ничего не случилось, повел разговор о другом:

— Так вот, господин Лукашонок, — взглянул он на Василия, — мы обязаны не допустить развала в сельском хозяйстве. Вы как бухгалтер — человек грамотный и хорошо знакомый с сельскохозяйственным производством — должны помочь нам в наведении учета скота, хлеба и других продуктов в деревне Прошки. По всем неясным вопросам обращайтесь прямо к нам, в управу. Пропуск для проезда мы вам выдадим. Зайдите к секретарю, — возможно, он уже заготовлен. А теперь до свидания, желаю вам всяческих успехов.

Окрыленный и взволнованный, вышел Василий из управы. Думал о Владимире Симацком.

Много удивительного рассказывал ему Григорий об этом энергичном и мужественном человеке, ловко вошедшем в доверие к врагам. Пользуясь своим служебным положением, широкой возможностью общаться с людьми, Симацкий развернул в районном центре большую работу. Здесь у него были хорошие и верные помощники. Был среди них и Антон Игнатьевич Литвинов, на квартиру к которому Василий сейчас шел.

В этом небольшом домике с резными ставнями раньше, еще до войны, он бывал часто. Его хозяйка, Нина Михайловна, приходилась Василию двоюродной сестрой. Симацкому это было известно. От Литвинова он и узнал о деятельности прошковских комсомольцев и потому вел с Лукашонком откровенный разговор.