22. Но и Испанию он не оставил своими заботами, тем более что знал о поездке римских послов, предпринятой с целью возмутить против него вождей; ее он назначил провинцией своему брату, ревностному Газдрубалу,404 дав ему войско главным образом из африканцев. Оно состояло из 11850 африканских пехотинцев, 300 лигурийцев405 и 500 балеарцев; к этой пешей охране было прибавлено 450 конных ливифиникийцев406 (это был народ, происшедший из смешения пунийцев с африканцами), до 1800 нумидийцев и мавританцев (живших на берегу Океана), небольшой отряд испанских илергетов,407 всего 300 всадников, и — чтобы не упустить ни одного средства сухопутной защиты — 21 слон. Сверх того, он дал ему для защиты побережья флот — полагая, вероятно, что римляне и теперь пустят в ход ту часть своих военных сил, которая уже раз доставила им победу, — всего 50 пентер, 2 тетреры и 5 триер; из них, впрочем, только 32 пентеры и 5 триер были готовы к плаванию и снабжены гребцами.

Из Гадеса он вернулся в Новый Карфаген, где зимовало войско; отсюда он повел войско мимо Онуссы408 и затем вдоль берега к реке Гиберу. Здесь, говорят, ему привиделся во сне юноша божественной наружности; сказав, что он посланный ему Юпитером409 проводник в Италию, он велел Ганнибалу идти за ним без оглядки. Объятый ужасом, Ганнибал повиновался и вначале не глядел ни назад, ни по сторонам; но мало-помалу, по врожденному человеку любопытству, его стала тревожить мысль, что бы это могло быть такое, на что ему запрещено оглянуться; под конец он не выдержал. Тогда он увидел змея чудовищной величины, который полз за ним, сокрушая на огромном пространстве деревья и кустарники, а за змеем двигалась туча, оглашавшая воздух раскатами грома. На его вопрос, что значит это чудовище и все это явление, он получил ответ, что это — опустошение Италии; вместе с тем ему было сказано, чтобы он шел дальше, не задавая вопросов и не пытаясь сорвать завесу с решений рока.

23. Обрадованный этим видением, Ганнибал тремя колоннами перевел свои силы через Гибер, отправив предварительно послов к галлам, жителям той местности, через которую ему предстояло вести войско, чтобы расположить их в свою пользу и разузнать об альпийских перевалах. Всего он переправил через Гибер 90 000 пехотинцев и 18 000 всадников. Идя далее, он принял в подданство илоргетов, баргузиев, авзетанов410 и жителей Лацетании, лежащей у подножия Пиренеев, и начальником всего этого побережья сделал Ганнона;411 чтобы иметь в своей власти проходы между Испанией и Галлией, Ганнибал дал ему для охраны этой местности 1000 пехотинцев и 1000 всадников. Когда переход войска через Пиренейские горы уже начался, под влиянием распространившейся среди варваров более точной молвы о том, что им предстоит война с Римом, 3000 пехотинцев из карпетанов оставили знамена Ганнибала; все знали, что их смущала не столько война, сколько далекий путь и превышающий, по их мнению, человеческие силы переход через Альпы. Возвращать их уговорами или силой было небезопасно: могли взволноваться и остальные воины, и без того строптивые. Поэтому, делая вид, что и карпетаны отпущены им добровольно, Ганнибал отпустил домой еще свыше 7000 человек, которые, как ему было известно, тяготились службой.

24. А затем он, не желая, чтобы под влиянием проволочки и бездействия умы его воинов пришли в брожение, быстро переходит с остальными своими силами Пиренеи и располагается лагерем близ города Илиберриса. Что же касается галлов, то, хотя им и говорили, что война задумана против Италии, они все-таки всполошились, слыша, что народы по ту сторону Пиренеев покорены силой и их города заняты значительными караульными отрядами, и в страхе за собственную свободу взялись за оружие; несколько племен сошлись в Русцинон. Когда об этом известили Ганнибала, он, опасаясь траты времени еще более, чем войны, отправил к их царькам послов сказать им следующее: «Полководец желал бы переговорить с вами лично и поэтому просит вас либо придвинуться ближе к Илиберрису, либо дозволить ему приблизиться к Русцинону; свидание состоится легче, когда расстояние между обеими стоянками будет поменьше. Он с радостью примет вас в своем лагере, но и не задумается сам отправиться к вам. В Галлию пришел он гостем, а не врагом, и поэтому, если только ему дозволят это сами галлы, намерен обнажить меч не раньше, чем достигнет Италии». Таковы были слова, переданные его послами; когда же галльские царьки с полной готовностью двинулись тотчас же к Илиберрису и явились в лагерь пунийца, он окончательно задобрил их подарками и добился того, что они вполне миролюбиво пропустили войско через свои земли мимо города Русцинона.

25. Едва массилийские послы успели принести в Италию одно известие, что Ганнибал перешел Гибер, как вдруг, словно бы он перешел уже и Альпы, возмутились бойи, подговорив к восстанию и инсубров.412 Они сделали это не столько по старинной ненависти против римского народа, сколько негодуя по поводу недавнего основания на галльской земле колоний Плацентии и Кремоны по обе стороны реки Пада. Итак, они, взявшись внезапно за оружие, произвели нападение именно на те земли, которые были отведены под эти колонии, и распространили такой ужас и такое смятение, что не только толпа переселенцев, но и римские триумвиры,413 явившиеся для раздела земли, бежали в Мутину,414 не считая стены Плацентии достаточно надежным оплотом. Это были Гай Лутаций, Гай Сервилий и Марк Анний. (Относительно имени Лутация не существует никаких разногласий, но вместо Анния и Сервилия в некоторых летописях названы Маний Ацилий и Гай Геренний, в других — Публий Корнелий Азина и Гай Папирий Мазон. Неизвестно также, были ли они оскорблены в качестве послов, отправленных к бойям требовать удовлетворения, или же подверглись нападению в то время, когда, в качестве триумвиров, занимались размежеванием земли.) В Мутине их осадили, но так как бойям, по совершенной неопытности в осадных работах и по лености, мешавшей им заниматься делом, пришлось сидеть сложа руки, не трогая стен, то они стали притворяться, будто желают завести переговоры о мире. Приглашенные галльскими вождями на свидание послы вдруг были схвачены — вопреки не только общему праву народов, но и особому обещанию, данному по этому случаю; галлы заявили, что отдадут послов лишь тогда, когда им будут возвращены их заложники.

Узнав о случившемся с послами, претор Л. Манлий воспылал гневом и — ввиду опасности, которая угрожала Мутине и ее гарнизону, — торопливо повел свое войско к этому городу. Тогда дорога вела еще по местности почти невозделанной, с обеих сторон ее окаймляли леса. Отправившись по этой дороге и не произведя разведки, Манлий попал в засаду и с трудом выбрался в открытое поле, потеряв убитыми многих из своих воинов. Там он расположился лагерем, а так как галлы отчаялись в возможности напасть на него, то воины ободрились, хотя для них не было тайной, что погибло до 600 их товарищей. Затем они снова двинулись в путь; пока войско шло открытым полем, враг не показывался; но лишь только они снова углубились в лес, галлы бросились на их задние отряды и среди всеобщего страха и смятения убили 700 воинов и завладели шестью знаменами. Конец нападениям галлов и страху римлян наступил лишь тогда, когда войско миновало непроходимые дебри; идя дальше по открытой местности, они защищались без особого труда и достигли таким образом Таннета, местечка, лежащего недалеко от реки Пада. Там они, воздвигнув временное укрепление, оборонялись против растущего с каждым днем числа галлов, благодаря припасам, которые подвозились им по реке, и содействию галльского племени брикснанов.