26. Когда весть об этом внезапном возмущении проникла в Рим и сенат узнал, что сверх Пунической войны придется еще вести войну с галлами, он велел претору Гаю Атилию идти на помощь Манлию с одним римским легионом и 5000 союзников из вновь набранных консулами; Атилий достиг Таннета, не встретя сопротивления, — враги заранее из страха удалились.

Публий же Корнелий, набрав новый легион взамен того, который был отослан с претором, оставил Рим и на 68 кораблях отправился мимо этрусского берега, Лигурийского и затем салувийского горного хребта в Массилию. Затем он расположился лагерем у ближайшего устья Родана415 (река эта изливается в море несколькими рукавами), не будучи еще вполне убежден, что Ганнибал перешел Пиренеи. Узнавши, однако, что тот готовится уже переправиться через Родан, не зная, куда выйти к нему навстречу, и видя, что воины еще не оправились от морской качки, он выслал пока вперед отборный отряд в 300 всадников, дав ему массилийских проводников и галльских конников из вспомогательного войска; он поручил этим всадникам разузнать обо всем и с безопасного места наблюдать за врагом.

Ганнибал, действуя на одних страхом, а на других подарками, заставил все племена соблюдать спокойствие и вступил в пределы могущественного племени вольков. Они живут, собственно, по обеим сторонам Родана; но, отчаиваясь в возможности преградить пунийцу доступ к землям по ту сторону Родана, они решили использовать реку как укрепление: почти все перебрались они через Родан и грозною толпой занимали его левый берег. Остальных же приречных жителей, а также и тех из вольков, которых привязанность к своим полям удержала на правой стороне, Ганнибал подарками склонил собрать все суда, какие только можно было найти, и построить новые; да и сами они желали, чтобы войско поскорее переправилось и их родина избавилась от разорительного присутствия такого множества людей. Они собрали поэтому несметное число кораблей и лодок, сделанных на скорую руку и приспособленных только для плавания по соседству; галлы, подавая пример, принялись долбить и новые челноки из цельных стволов, а глядя на них, и воины, соблазненные изобилием леса и легкостью работы, торопливо сооружали какие-то безобразные корыта, чтобы перевезти себя самих и свои вещи, заботясь лишь о том, чтобы эти их изделия держались на воде и могли вмещать тяжести.

27. И вот уже все было готово для переправы, а враги все еще шумели на том берегу, занимая его на всем протяжении своею конницей и пехотой. Чтобы заставить их удалиться, Ганнибал велел Ганнону, сыну Бомилькара, в первую ночную стражу выступить с частью войска, преимущественно из испанцев, идти вверх по реке на расстояние одного дня пути, затем — на первом удобном месте — как можно незаметнее переправиться и вести отряд в обход, чтобы, когда будет нужно, напасть на неприятеля с тылу. Галлы, которых Ганнибал дал ему с этой целью в проводники, сказали, что на расстоянии приблизительно 25 миль от стоянки карфагенян река разделяется на два рукава, образуя небольшой остров, так что то самое место, где она разделяется, вследствие большой ширины и меньшей глубины русла наиболее удобно для переправы. Там-то Ганнон и велел поспешно рубить деревья и изготовлять плоты, чтобы перевезти на них людей, лошадей и грузы. Испанцы, впрочем, без всякого труда переплыли реку, бросив одежду и меха,416 прикрыв их своими небольшими щитами и ложась сами грудью на щиты; остальное же войско пришлось перевезти на плотах. Разбив лагерь недалеко от реки, воины, уставшие от ночного похода и от работ по переправе, отдыхали в продолжение одного дня, причем начальник зорко следил за всем, что могло способствовать успешному исполнению его поручения. На следующий день они пошли дальше и дымом костров, разведенных на верхушке холма, дали знать Ганнибалу, что они перешли реку и находятся недалеко. Тогда Ганнибал, чтобы не упустить удобного случая, дал сигнал к переправе. Все уже было приготовлено заранее, для пехоты — лодки, корабли — для конницы, которая нуждалась в них для переправы одних только коней. Суда переправлялись выше по течению, чтобы разбить напор волн; благодаря этому плывущие ниже лодки были в безопасности. Лошади большею частью переправлялись вплавь, будучи привязаны ремнями к корме кораблей; исключение составляли те, которых нарочно погрузили на суда оседланными и взнузданными, чтобы они могли служить всадникам тотчас после высадки.

28. Галлы между тем толпами высыпали на берег, по своему обычаю — с разноголосым воем и пением, потрясая над головой щитами и размахивая дротиками; все же они испытывали некоторый страх, видя перед собою такое множество кораблей, приближающихся при грозном шуме волн, резком крике гребцов и воинов — тех, что боролись с течением реки, и тех, что с другого берега ободряли плывущих товарищей. Но пока неприятели не без робости глядели на подплывающую к ним с диким гулом толпу, вдруг раздался с тылу оглушительный крик: лагерь был взят Ганноном. Еще мгновение — и он сам ударил на них, и вот они были окружены ужасом с обеих сторон: здесь полчища вооруженных людей с кораблей высаживались на берег, там теснило галлов войско, появления которого они и ожидать не могли. Сначала галлы пытались оказывать сопротивление и здесь и там, но были отброшены и, завидев более или менее открытый путь, прорвались и, объятые ужасом, разбежались, как попало, по своим деревням. Тогда Ганнибал спокойно перевез остальные свои силы и расположился лагерем, не обращая более внимания на галльские буйства.

Относительно переправы слонов, полагаю я, предлагались различные планы; по крайней мере, источники на этот счет не согласны. По иным, слоны предварительно все были собраны на берегу; затем самый сердитый из них, будучи приведен в ярость своим провожатым, бросился за ним; провожатый бежал в воду, слон последовал за ним туда и своим примером увлек все стадо; если же животные попадали в глубокие места и теряли брод, то самое течение реки относило их к другому берегу. По более достоверным известиям, они были перевезены на плотах; действительно, такая мера, если бы пришлось затевать дело теперь, показалась бы более безопасной, а потому и в данном случае, когда идет речь о делах прошлого, она внушает больше доверия. Плот, длиною в 200 футов, а шириною в 50, был укреплен на берегу так, чтобы он вдавался в реку; а чтобы его не унесло течением вниз, его привязали крепкими канатами к высокой части берега. Затем его, наподобие моста, покрыли землею, чтобы животные смело взошли на него, как на твердую почву. К этому плоту привязали другой, одинаковой с первым ширины, а длиною в 100 футов, приспособленный к переправе через реку. Тогда слонов погнали по первому плоту, как по дороге, причем самок пустили вперед; когда же они перешли на прикрепленный к нему меньший плот, тотчас же канаты, которыми он был не особенно прочно соединен с первым, были развязаны, и несколько легковых судов417 потянули его к другому берегу. Высадив первых, вернулись за другими и перевезли и их. Они шли совершенно бодро, пока их вели как бы по сплошному мосту; но когда один плот был отвязан от другого и их вывезли на середину реки, тут они обнаружили первые признаки беспокойства. Они сплотились в одну кучу, так как крайние отступали от воды как можно дальше, и дело не обошлось без некоторого замешательства; но наконец, под влиянием самого страха, водворилось спокойствие. Некоторые, правда, взбесились и упали в воду; но и они, вследствие своей тяжести, не теряли равновесия и только сбросили провожатых, а затем мало-помалу, отыскав брод, вышли на берег.

29. Во время переправы слонов Ганнибал послал 500 нумидийских всадников по направлению к римскому лагерю разведать, где находится враг, много ли у него войска и что он замышляет. С этим отрядом конницы столкнулись те 300 римских всадников, которые, как я сказал выше, были посланы вверх от устья Родана. Схватились они с гораздо большим ожесточением, чем можно было ожидать от таких немногочисленных отрядов; не говоря уже о ранах, даже потери убитыми были почти одинаковы с обеих сторон, и только испугу и бегству нумидийцев римляне, находившиеся в крайнем изнеможении, были обязаны победой. Победителей пало до 160, и притом не все римляне, а частью галлы, побежденных — более 200. Таково было начало войны и вместе с тем — знамение ее исхода: оно предвещало, что, хотя вся война и кончится благополучно для римлян, но победа будет стоить им потоков крови и последует только после долгой и чрезвычайно опасной борьбы.