Часовой надавал им обоим крепких подзатыльников, перевел через переезд и строго приказал, чтобы они скорее убирались.

– Ты что, с ума сошел? – крикнул Витя, когда они отошли метров на двести и никто не мог их услышать. – Ты меня чуть не пришиб.

– Ничего, – усмехнулся Коля, – до свадьбы заживет! А знаешь, где коробок?

– Где?

– Я его закинул на сено!

Витя ошалело посмотрел на товарища, охнул и сразу забыл все обиды. Усталые, но счастливые добрались они до холма, и Коля подробно рассказал обо всем, что с ними произошло. Витя слушал и удивлялся, как все это ловко у них получилось. Даже синяк под его левым глазом, который все внимательно рассматривали, представлялся теперь ему чем-то вроде боевого ордена.

Геннадий Андреевич сжал их в объятиях.

– Спасибо, ребята! – сказал Колесник. – Вы настоящие разведчики. Зачисляю вас к себе в отряд! Когда вернемся в лагерь, отдам приказ!

Ребята опять стали переодеваться. Пока Куликов таскал взад-вперед одежду, на поляне напряженно ждали: попал коробок на сено или не попал? А если попал, взорвется он или нет?

– Даже если сгорит всего лишь одна платформа, – сказал Геннадий Андреевич, – то и тогда сделано большое дело!

– Верно, – проговорил Колесник. – Но я не верю, что это простое сено!

– Что же там может быть? – спросил Стремянной.

– Подождем – увидим, – неопределенно ответил Колесник. – Уж слишком ровные и одинаковые кубы... Это очень подозрительно! – Он взглянул на часы. – Осталось пять минут!..

Последние минуты тащились, как волы. Солнце уже клонилось к горизонту, начало темнеть.

Колесник стал заметно нервничать.

– Черт подери, – проговорил он, – уже время!

Вдруг вдалеке вспыхнул огонек.

– Горит! – вскрикнул Геннадий Андреевич.

Но огонек сразу погас. Может быть, кто-то из солдат мигнул фонариком или прикурил от зажигалки.

Прошло гораздо больше пяти минут сверх установленного срока. Колесник накинул еще десять. В конце концов, точно рассчитать химический взрыватель нельзя. Должен быть какой-то допуск.

– Ты, Коля, уверен, что коробок попал на сено? – спросил Геннадий Андреевич, когда ребята, вновь переодевшись, стали рядом с ним.

– Уверен, – так же тихо ответил Коля. – Я два камня кинул, а потом коробок.

Колесник закуривал одну папиросу за другой. Его челюсти все время двигались. Он не курил, а скорее сжевывал мундштуки. Так бывало с ним всегда в минуты душевного напряжения.

– Может быть, пойдем? – сказал он наконец. – Зря мы тут время теряем!

Он поймал Колин встревоженный взгляд и отвернулся.

– Подождем еще немного, – мягко сказал Геннадий Андреевич. – Больше ждали...

Не успел он договорить, как яркая вспышка осветила все вокруг.

– Горит! – закричали Коля и Витя.

Пламя быстро поползло по сену, и через несколько мгновений вся платформа превратилась в огромный пылающий костер.

Колесник приложил к глазам бинокль.

– Бегут с баграми! – отрывисто бросал он. – Растаскивают сено!.. Загорелась и вторая платформа!.. Смотрите, вспыхнули цистерны! Так, так!.. Что это? Может, я ошибаюсь? Взгляните, товарищ Стремянной, что там под сеном!

Геннадий Андреевич быстро взял из его рук бинокль, взглянул и удовлетворенно улыбнулся:

– Ничего себе фураж!.. Танки!

– Танки, – подтвердил Колесник. – Вот мы и открыли их секрет! На этих тридцати платформах – тридцать тяжелых танков!.. Надо скорее радировать в штаб фронта: пусть высылают бомбардировщики... Ай да ребята, ай да молодцы! Настоящие партизаны! – И он весело сгреб Колю и Витю в охапку. – Ну, а теперь марш в лагерь. Устали небось? Куликов вас проводит.

Когда на поляну вывели пастухов, Коли и Вити на ней уже не было. Колесник отослал их в целях конспирации.

– Вот тебе, Сема, письмо, – сказал Колесник, протягивая мальчику листок бумаги. – Здесь написано, что партизаны вас задержали. – Он прищурил левый глаз. – Только об одном я не написал: что вы с Васькой заменили корову. Я ведь точно знаю, что староста вам другую корову дал.

Ребята испуганно отпрянули от него:

– Это не мы меняли.

– А кто?..

Сема помолчал, посмотрел себе под ноги и наконец признался:

– Мой дед заменил!.. У нас колхозные коровы припрятаны. Кормить их нечем. Ну, он и сказал – хорошую корову для колхоза прибережем, а плохую пусть немцы едят!..

– Скажи деду, – строго помахал пальцем Колесник, – чтобы он таких глупостей больше не делал! Хорошо, что сейчас вина на нас падет, а то староста задал бы ему.

Ребята ушли, тщательно спрятав письмо к старосте, а отряд повернул к лагерю.

Глава шестнадцатая

СНОВА Т-А-87

В этот день Курт Мейер выехал за город, когда уже стемнело. В последнее время у него было много крупных неприятностей. История с подожженным эшелоном оказалась гораздо серьезнее, чем можно было ожидать. Дело заключалось не только в том, что были демаскированы танки, которые перебрасывались под Воронеж совершенно секретным образом, но и в том, что вскоре после злосчастного пожара, причины которого так и остались пока невыясненными, на станцию налетела эскадрилья тяжелых бомбардировщиков и нанесла такой удар, что вот уже неделю на путях идут восстановительные работы, а когда они закончатся, неизвестно. Другая эскадрилья нагнала эшелоны, которые были поспешно уведены, и разбила их. Пришлось по крайней мере двадцать танков отправить в тыл на капитальный ремонт.

Конечно, формально Мейер не имел к этому происшествию никакого отношения – железная дорога находилась не в его ведении, – но из донесения железнодорожной комендатуры известно, что за час до пожара на станции побывали двое каких-то мальчишек, которые, как потом выяснилось, выдавали себя за других. Вероятно, это их рук дело. Нужно обладать дьявольской хитростью, чтобы суметь поджечь эшелон, охраняемый целым батальоном солдат.

И все-таки самая большая неприятность заключалась в том, что, как утверждал Блинов, подожгли эшелон городские подпольщики, которые, уйдя из города, присоединились к партизанам.

Мейер остановил машину на обычном месте, за грудой обвалившихся каменных плит, и, проскользнув в щель между двумя привалившимися друг к другу стенами, быстро достиг двери в подвал. По ему одному заметным признакам он понял, что его уже ждут, и это ему понравилось. Т-А-87 настоящий профессионал, с ним приятно иметь дело. Он всегда точен, а главное, у него удивительно гибкий и независимый ум. Как хорошо, что он так глубоко засекречен; ни в одной из гестаповских картотек, кроме берлинской, нет его подлинного имени; никто не сможет потребовать, чтобы этот человек получал другие задания.

Спускаясь по темной лестнице, Мейер два раза помигал фонариком. Внизу кто-то невидимый тихо кашлянул.

– Вы здесь? – спросил Мейер.

– Да, пришел пятнадцать минут назад, – ответил низкий, спокойный голос. – Я вам советую, не включайте свет, Курт. Мне кажется, что в развалинах кто-то есть...

– Вы видели? – настороженно приостановился Мейер.

– Я слышал шаги.

Теперь Мейер и ожидавший его Т-А-87 находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Т-А-87 говорил по-немецки с акцентом, мягко произнося шипящие звуки. Судя по его тону, он чувствовал себя в этом подвале не очень уверенно.

– Вряд ли этот человек, даже если он нас караулит, смог заметить, куда именно мы пошли, – сказал Мейер. – Дверь в подвал не видна. Если же он здесь появится, я думаю, одной пули для него хватит...

– Вы, Курт, на все слишком легко смотрите, – сказал невидимый. – Встречаясь с вами, я подвергаюсь слишком большому риску.

– Что же я должен, по-вашему, сделать? – повысил голос Мейер. – Сам обыскивать развалины?..

– Нет, Курт. Вы должны их как можно скорее покинуть. Вам нельзя задерживаться здесь больше ни одной минуты...

– А вы?

– Мне придется прождать здесь до ночи: нужно установить, кто сюда забрался.