Коля шагнул и невольно остановился на пороге. Из подвала несло холодом и сыростью.
– Иди, тебе говорят!..
Полицай сильно толкнул мальчика в спину, и, споткнувшись, Коля покатился вниз по каменной лестнице. Над головой со стуком захлопнулась дверь, и он оказался в кромешной тьме.
Придерживаясь рукой за стену, он ощупью пошел вдоль нее, и наконец в дальнем углу колени его уткнулись в деревянные нары.
Коля ощупал их и осторожно присел, чутко вслушиваясь в темноту. Ему показалось, что невдалеке кто-то порывисто дышит.
– Здесь кто-нибудь есть? – спросил он.
Никто не отозвался. Коля долго сидел и слушал затаив дыхание. Нет, это лишь показалось. Рядом нет никого. Только над головой глухо стучат шаги полицаев.
Постепенно Коля успокаивался. Он прилег на жесткие нары, и это показалось ему большим счастьем. Пусть темно, пусть он заперт на замок – только бы его никто сейчас не трогал: так он устал.
Коля заснул мгновенно. Ему приснилось: он гоняет голубей во дворе, и они кружатся в синем-синем, залитом солнцем небе. Вдруг с крыши на тропинку прыгает отец. Коля бежит к нему: «Папа!.. Папа!..» Отец сжимает его в своих объятиях...
Кто-то безжалостно трясет его:
– Вставай!.. Вставай!..
Коля открыл глаза и возвратился к действительности. Держа в левой руке тускло горящую «летучую мышь», высокий полицай правой тянул его с нар.
– На допрос!..
На дворе уже была глубокая ночь, дул холодный ветер, шел дождь. Выведя мальчика из подвала, полицай приказал ему остановиться, а сам опять долго возился с замком. Зачем надо было запирать пустой подвал, он и сам толком не знал: таково правило.
Коля быстро огляделся: может быть, рвануться в ворота? Но там маячит фигура часового.
Окна в доме тщательно занавешены, но в узкие щелочки кое-где пробивается свет. Слышны приглушенные голоса. «Что они будут со мной делать?» – думает Коля и, вспомнив разъяренное лицо старосты, готовится к самому страшному.
– Дяденька, куда ты меня ведешь? – спросил он.
– Сам увидишь, – проворчал полицай, – иди за мной...
Они поднялись на крыльцо и оказались в темных сенях.
Полицай толкнул дверь, и яркий свет ослепил Колю. Несколько ламп освещали небольшую комнату. В углу за столом сидел тот самый человек, который схватил его, – колченогий староста.
Прищурив левый глаз, он насмешливо смотрел на Колю:
– Иди сюда, щенок! Дай-ка я на тебя погляжу.
Коля вышел на середину комнаты. Полицай остановился в дверях.
– Господин староста, а мне что прикажете делать? – спросил он.
– Иди да пришли дежурного. Пусть возьмет плетку и ждет за дверью. Когда понадобится, позову, – сказал Гордеев и кивнул Коле: – Хочешь, чтобы я его позвал? Ну? Говори...
– Н-нет, – пробормотал Коля.
– Тогда рассказывай, кто тебя на станцию посылал.
– На какую станцию?
Гордеев вскочил:
– Как – на какую станцию! Ты что, притворяться? Да я тебя сейчас!.. Говори! Ну!..
Коля заревел:
– Не ходил я на станцию, дяденька!..
Гордеев подошел к нему и схватил его за шиворот:
– Врешь! Ходил! Тебя солдат опознал! А кто из кустов гранаты бросал? Кто?!
– Не знаю!
– Не знаешь?.. – Староста дал ему крепкий подзатыльник. Коля отлетел в угол комнаты. – Вот тебе для начала!
Староста повернулся, приоткрыл дверь в соседнюю комнату и крикнул:
– Харитонов!..
– Здесь, господин староста! – Хрипловатый, старческий голос, который отозвался из-за двери, показался Коле знакомым.
– Плетка с тобой?
– Тут.
– Смочи ее в скипидаре. Сейчас работа будет!..
– Слушаюсь!..
Гордеев обернулся к Коле:
– Слышал, гаденыш? Сейчас ты у меня заговоришь... Все скажешь, голубчик!.. – Он подсел возле Коли на корточки и вдруг ласково улыбнулся: – Ну, ну, ладно!.. Вставай, вставай. Напугал я тебя! Это, брат, нарочно! Всякий тут народ ходит. Вставай, не бойся меня. Ничего я тебе не сделаю. – Он вновь приоткрыл дверь: – Харитонов!..
– Здесь, господин староста!..
– Слетай к моей хозяйке, скажи – курицу приказал прислать да огурчиков... Хлеба не забудь!
– Слушаюсь! – послушно произнес знакомый Коле голос, и в глубине коридора громко хлопнула выходная дверь.
– Ну вот, – сказал староста, и его широкое красное лицо расплылось в улыбке, – теперь нас никто не будет подслушивать. Садись-ка сюда, поговорим!..
Коля встал и настороженно присел на стул.
Староста глядел из-под кустистых бровей, стараясь придать своему взгляду мягкость и участие.
– Да-а, – проговорил он после затянувшегося молчания, – много вас, обездоленных, нынче по дорогам ходит... Война!.. Взрослые дерутся, а детям погибель... И у меня такой, как ты, сынишка. Вовкой его зовут... Так куда ты идешь?..
– В Белгород, – проговорил Коля всхлипнув.
Он не притворялся. Удар Гордеева был крепок, и он сильно стукнулся плечом о стену.
– Так, – протянул Гордеев. – А кто там у тебя?
– Тетка...
– А родители где?..
– Отца убили, мать в Германию угнали...
– Не угнали, – поправил его Гордеев, – а направили на работу... Тебе это понятно?..
Коля всхлипнул и мотнул головой.
– Тебе сколько лет? – спросил Гордеев.
– Тринадцать.
– Фамилия?
– Степанов Костя...
Гордеев взглянул на справку, отобранную у Коли, сверяясь по ней с его ответами.
– Играть бы тебе сейчас в казаки-разбойники, Костя, а видишь, в какую ты историю попал! В скверную историю. И как быть с тобой, прямо не знаю... – Он постучал своими короткими пальцами по краю стола, помычал и вдруг зло прищурился: – А твоего товарища мы тоже поймали!..
– Какого? – Коля поднял голову, и в его груди все сжалось.
– Того, который из кустов гранаты кидал... Того и поймали!..
– Не знаю я его, – сказал Коля.
Гордеев усмехнулся:
– Не знаешь, так узнаешь! Хочешь, я его сюда позову? Он нам во всем уже признался... И все о тебе рассказал... Эх ты, конспиратор!.. – Он вытащил папиросу и закурил. – Рассказывай!.. Ничего тебе не будет... Утром отпущу. Ну, не запирайся...
– Ничего я не знаю, дяденька, – тихо оказал Коля, упорно глядя куда-то под стол.
– Не знаешь! – В голосе Гордеева вновь зазвучала угроза. – Подумай, Костя, подумай...
Коля вздрогнул. Староста назвал его Костей. Значит, он врет, что Витя пойман и во всем признался. Ничего староста не знает, хитрит, хочет заманить его в ловушку.
Он поднял голову и, смотря в напряженное лицо Гордеева, как можно правдивее сказал:
– Вот убей меня гром, если совру! Я шел один!..
Гордеев вскочил и дико закричал:
– Харитонов!..
Тотчас же порог переступил старик с рыжими усами. Коля сразу признал его: это был тот самый, к которому он приходил в лес, чтобы связаться с Геннадием Андреевичем. Старик угрюмо глядел на Колю, словно видел его впервые. Его рука крепко сжимала плетку.
– Ожги его! Дери его, чертова сына, как сидорову козу!.. Тащи в процедурную!..
Харитонов взял Колю за плечо.
– Пойдем, пойдем! – сказал он; на пороге обернулся: – Сколько ему?
– Пятнадцать!..
Харитонов критическим взглядом оглядел Колю и покачал головой:
– Не выдержит, Серафим Тимофеевич. Помрет. Больше восьми никак нельзя... Так по шкале положено!..
– Ладно! Ты мне свои инструкции не тычь! Помрет – туда ему и дорога...
Харитонов вывел Колю во двор и повернул к небольшой баньке, которая темнела в углу забора. Очевидно, в этой баньке у полицаев был устроен застенок.
Около двери Харитонов оглянулся и тихо сказал:
– Вот что, сынок! Бить я тебя не буду, а ты погромче кричи. Погромче!.. Пусть староста слышит...
Вдруг вблизи, за забором, раздались выстрелы. Один, другой!.. Совсем близко – третий...
– Что такое? – Харитонов остановился. – Никак, нападение!.. Ложись, ложись ты! Не то пулей заденет! – и бросился к стене сарая, увлекая за собой Колю.
Внезапно в ворота вбежал человек и метнулся к дому.