Рихард поморщился и покачал головой – не надо! Но Коля опять с силой дунул в гармошку. Рихард хлопнул рукой по столу:

– Стоп!..

А Коля яростно и с отчаянием дул и дул в гармошку – будь что будет! Любой человек на месте Рихарда от такого концерта пришел бы в ярость. Но Рихард был терпелив, и только шея его все больше и больше наливалась краской. Наконец, когда визг гармошки стал уж совсем невыносим, он вскочил, вырвал у Коли гармошку, подбежал к двери, пинком распахнул ее и увесисто шлепнул Колю пониже спины.

Этого как раз Коле и нужно было. Он стремглав бросился бежать. Как раз вовремя: гонг уже прозвенел и ворота в поле были широко раскрыты. Боясь, что Рихард начнет его разыскивать, Коля забежал за сарай и, взобравшись на большой камень, стал смотреть на дорогу через плетни.

Снег, выпавший прошлой ночью, еще не растаял. Он укутал поля до самого горизонта, и только черной рекой вилась между отлогими холмами разъезженная машинами дорога. Сейчас по ней пробирались люди, как всегда один за другим, таща в руках поблескивающие металлом бачки. Какой изощренный в пытках ум придумал это тяжкое и унизительное паломничество! Казалось бы, совсем просто – поставить несколько термосов на машину и отвезти обед в поле. Нет, нужно, чтобы люди не имели ни минуты покоя, чтобы их изнуряла не только работа, но и голодное ожидание.

Отец!.. Вот он подходит к воротам. Бачок он несет в левой руке, а правой быстро размахивает. Торопится! Как ужасно, что нельзя подбежать к нему, обхватить обеими руками за шею, поцеловать в колючую щеку!..

На этот раз Коля шел по другой стороне улицы. Когда они поравнялись, отец улыбнулся и подмигнул. Пройдя в том же направлении еще десятка два шагов, Коля круто повернул назад.

Как громко стучит сердце! Сейчас должно решиться самое главное: сумеет ли он быстро и незаметно нагнать отца. Но почему отец идет так стремительно? Ведь до кухни остались считанные шаги...

Вдруг отец приостановился, осторожно поставил бачок в грязь и, отойдя немного в сторонку, где казалось посуше, стал неторопливо завязывать на ботинках шнурки.

Коля был уже шагах в пятнадцати, когда он, наконец, справился со шнурками, поднял бачок и, не оглядываясь, пошел своим путем.

Осталось ли что-нибудь на земле?.. Да! Комком грязи придавлена какая-то бумажка. Но как же ее поднять? Кто может поручиться, что за дорогой не наблюдают из окна ближайшей хаты?.. Вдруг под ногой хрустнул кусок бутылочного стекла. Коля поднял, взглянул сквозь мутный осколок на небо и отбросил в сторону. Потом поднял еще какой-то камешек, поиграл с ним и тоже отбросил. И вот наконец еще шаг, последний шаг – и бумажка рядом!..

Как трудно сделать простое движение, нагнуться и поднять бумажку. Коле казалось, что кто-то только и ждет того момента, когда он коснется этой измазанной грязью бумажки.

Коля постоял, перевел дух, а затем, каким-то отчаянным движением нагнулся, схватил бумажку и зажал ее в кулаке.

Много и других трудных испытаний было потом на его пути, но ему всегда казалось, что самое трудное он пережил именно в этот момент.

Он остановился только тогда, когда заметил, что совсем рядом хата Вернера. Куда он бежит? Сейчас Рихард выйдет на крыльцо и, окликнув, позовет в дом... Да, так и есть! Рихард колол у плетня дрова и, заметив мальчика, поманил его рукой.

Через несколько минут Коля растапливал печку. Он не успел даже засунуть бумажку в щель, заранее высмотренную в хлеве.

Выбрав момент, когда Рихард наконец вышел в соседнюю комнату, он опрометью кинулся в свою каморку и, быстро оглядевшись, засунул донесение под стоявшую на полочке плоскодонную керосиновую лампу.

Но это чуть не погубило его. Едва он вернулся в комнату, как Рихард прошел на кухню, держа в руках бидон с керосином. Это значило, что сейчас он притащит туда все лампы, открутит горелки и начнет по очереди заливать в них керосин.

Коля метнулся назад, но все же Рихард вошел в каморку раньше его, снял с полки лампу, внимательно оглядел ее, потом протянул руку и взял донесение.

Коля замер на пороге. Все было, кончено! Отец погиб!.. И он сам тоже погиб!..

Но Рихард внимательно оглядел бумагу, потом, скомкав ее, обтер ею копоть с горелки и бросил в угол. Когда он проходил мимо, вынося лампу, Коля почувствовал, как дрожат и слабеют его ноги. Едва за Рихардом захлопнулась дверь, он упал на солому, как путник, который падает в дорожную пыль, чувствуя, что не может сделать ни шагу дальше.

Лишь услышав, как громыхает за стенкой Рихард, Коля поднял донесение и развернул его. К счастью, испачканной оказалась только оборотная сторона. Схема, начерченная чуть растекшимся чернильным карандашом, сохранилась.

Когда Коле удалось снова выбраться из дома, он забежал в хлев и спрятал донесение поглубже в щель.

Вернер вернулся поздно вечером. Он был не в духе и долго ругал Рихарда. Коля и Витя лежали в своей каморке, прислушивались к глухо доносившимся голосам и тихо обсуждали, как им быть дальше.

Сегодня Витя, так и не дождавшись Коли, поехал за хлебом один. А как все отлично устраивалось! К утру они наверняка уже добрались бы до лагеря. А теперь опять надо ждать, волноваться, терпеть...

Терпеть!.. Ждать!.. Это не так-то легко. Особенно когда знаешь, что от тебя многое зависит: донесение, которое надо вовремя доставить, жизнь отца и жизнь многих других людей.

Отец не сказал, на какой день назначен побег. Наверное, и сам пока не знает. Коля и Витя решили, что они будут дежурить на опушке и ждать три, пять, десять дней – столько, сколько нужно, пока придет отец и приведет своих товарищей.

Ребята заснули далеко за полночь, и Витя чуть не проспал час, когда должен был явиться на кухню. Ефрейтор не давал ему никаких поблажек. Витя несколько раз получал от него крепкие подзатыльники. Но сегодня нужно быть особенно точным, и не из боязни получить оплеуху, а потому, что ничто не должно помешать им наконец выбраться из этого проклятого места.

Ровно в два часа дня машина отправится в обычный рейс. Она должна увезти их обоих.

Ребята договорились, что Коля заберется в кузов в последний момент. Все часовые уже привыкли к тому, что эта машина каждый день в определенный час проезжает в ворота, и пропускали ее без тщательного осмотра; они знали, что находящиеся в ней имеют право на выезд из лагеря.

В старой солдатской песне говорится: «План написан на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Так получилось и с, казалось бы, тщательно разработанным и продуманным планом ребят.

Когда наконец наступил долгожданный срок, Коля оказался невдалеке от машины, стоявшей позади кухни около амбара, двери которого были широко распахнуты. Шофер и дежурный полицай таскали в кузов пустые мешки и ящики, а Витя все еще почему-то не появлялся.

Донесение, тщательно завернутое в тряпочку, лежало у Коли вместо стельки в левом ботинке, и от этого ботинок сразу стал жать ногу. Коля ни на секунду не забывал о своей ноге. Нужно как можно скорее выбираться из лагеря. Кроме того, не может же он долго болтаться вокруг амбара. В конце концов на это обратят внимание и ему достанется.

Наконец шофер и полицай уложили все, что им было нужно. Шофер, молодой поджарый парень, взял ведро и пошел за водой, а полицай залез в кабину и, вытащив из кармана кисет, стал скручивать папироску. На минуту кузов остался без всякого наблюдения.

«Махну-ка я сейчас туда», – подумал Коля. Он подбежал к машине, схватился руками за борт, оперся ногой о колесо и через секунду, больно ударившись головой об угол ящика, упал на пыльные мешки.

Коля огляделся; с земли его теперь увидеть было нельзя, но в узком заднем окошечке кабины маячит голова полицая. Стоит ему обернуться, и посторонний сразу же будет замечен. Коля ползком пролез в переднюю часть кузова и лег под самым окошком. Теперь он находился в «мертвой зоне», которая из кабины не просматривалась.

Однако возникло новое затруднение: как же подать Вите знак, что он уже в машине? Ведь, не найдя Коли поблизости, Витя может остаться в лагере. И тогда получится, что он, Коля, сбежал и бросил друга на произвол судьбы. Обнаружив побег, Вернер наверняка возьмется за Витю, и, что с ним станется, предугадать нетрудно.