Петька мрачно усмехнулся:

– Понимаем! Ты нас не стращай!.. Держи сам язык за зубами, а мы уж научены... – Он подошел к Алексею поближе и тихо спросил: – А все-таки, как ты про тот разговор пронюхал? Ведь мы в доте только вдвоем и были...

Алексей прищурился.

– А как ты думаешь, сколько нас здесь?

– Когда?

– Сейчас!..

– Трое...

– Эх, ты!.. Считать не умеешь. Пойди взгляни, кто за поворотом стоит. Да побыстрей, пока не убежал!.

Петька сделал страшное лицо. Глаза у него округлились, и вся его сутулая фигурка затряслась от охотничьего азарта. Прижав к груди автомат, он метнулся в траншею, толкнув Алексея. В то же мгновение от ближайшего поворота застучали чьи-то тяжелые шаги. Человек, видимо, бежал к выходу изо всех сил.

– Сто-ой! – тонким, срывающимся голосом закричал Петька. – Сто-ой!.. Стрелять буду!..

Он исчез в глубине траншеи. Василий не выдержал и бросился вслед за ним. Алексей слышал в глубине возбужденные голоса нескольких человек, но не мог разобрать ни одного слова. И вдруг, когда они стали приближаться, Алексей отчетливо услышал тот голос, из-за которого он пошел на этот страшный риск. Это был голос Юренева.

Через минуту Петька вытолкнул Юренева из траншеи в котлован и остановился позади, не опуская автомата. Юренев держался спокойно, даже вызывающе спокойно, словно он здесь был старшим.

– Ты все слышал? – спокойно спросил его Алексей.

– Да, все, – подчеркнуто громко ответил Юренев.

– Тебе все ясно?

– Все.

– Ты будешь и теперь утверждать, что я предатель?

– Буду! – насмешливо смотря ему в глаза, сказал Юренев.

– Почему?

– Потому что мне это надо!

Василий подошел к Алексею и сердито тряхнул его за плечо.

– Слушай-ка, ты, Охотников! Он говорит, что ты все врешь! Опутать нас хочешь...

Алексей с силой сбросил руку Василия с плеча.

– Кого ты слушаешь! Ведь это провокатор! Он в гестапо служит!..

Петька вздрогнул и опустил автомат. Ну и в историю они попали!

Юренев присел на груду щебня.

– Ну, Охотников, давай играть в открытую, – сказал он, наслаждаясь ощущением своей силы. – Да, ты раскусил меня. Я работаю в гестапо! Я гнию рядом с тобой, чтобы предать тебя! Да, я предатель! Но ты умрешь, а я буду жить... А вот они, – указал он на полицаев, которые в смятении жались к стене, – сейчас застрелят тебя по моему приказу. Застрелят, потому что они хотят жить, а только я один могу им дать прощение.

– Но они? могут убить и тебя! – крикнул Алексей.

– Не могут! – спокойно покачал головой Юренев. – Если они убьют меня, их тут же расстреляют. Никто им не поверит, что меня можно было убить при попытке к бегству или при неподчинении приказу... Не могут!.. Ты же умрешь, как подлый предатель, и могила твоя зарастет чертополохом. – И он поднял руку, привлекая внимание полицаев. – А ну, дайте по нему очередь, – и вдруг, обернувшись, дико заорал: – Стреляйте, приказываю!.. Или самих расстреляю!..

Полицаи вскинули автоматы. Еще мгновение – и Алексей упал бы мертвым. Но в этот момент на краю котлована появился какой-то человек и закричал:

– Стойте!.. Подождите стрелять!

Все невольно подняли головы. Держа в руках высоко над головой обрезок железной балки, стоял Кравцов. Он был страшен в своей юношеской ярости.

– Я все слышал! – проговорил он. – На этот раз я был здесь! Ты, собака, – нагнулся он к Юреневу, – не можешь умереть от пули, но вполне можешь – от несчастного случая!..

Юренев в страхе прижался к стенке котлована.

– Что ты делаешь?.. – закричал он.

Но в этот самый момент брошенный с силой кусок железа размозжил ему голову. И тело его рухнуло на камни.

Кравцов тут же спрыгнул вниз и подбежал к Алексею.

– Я всем скажу правду! – горячо проговорил он. – Тебе опять поверят.

Полицаи, опустив автоматы, постояли над телом Юренева. Потом Петька сказал:

– Какой неосторожный! Я же говорил ему – не лезь под балку, может упасть!..

Василий глубоко вздохнул:

– Вот как бывает! Берется человек не за свое дело. Лезет, куда не надо! А потом его хорони!..

Курт Мейер, который в этот вечер собирался встретиться с Юреневым, узнав о его внезапной гибели, был взбешен. Но самое тщательное расследование подтвердило – Юренев пал жертвой собственной неосмотрительности.

Однако Курт Мейер был не из тех, кого легко убедить в том, чему он верить не хочет. И он принял свои меры...

Глава двадцать девятая

ТЕПЕРЬ – ДЕЙСТВОВАТЬ!..

Коля с волнением ждал следующего утра. Он уже знал, что Михаил погиб, и слышал, как Вернер сначала сам допрашивал полицаев, а потом докладывал об этом Курту Мейеру по телефону. Правда, Коля не понимал по-немецки, но Вернер много раз упоминал фамилию Юренева, и не нужно было обладать особенной проницательностью, чтобы разобраться, в чем дело.

Полицаи в один голос твердили, что Юренев – жертва несчастного случая, – не могут же они уследить за каждым, кто по своей собственной неосмотрительности подставит голову под железную балку. Но Коля понимал, что отец как-то сумел избавиться от предателя, а сам остался вне подозрений.

Только бы теперь еще чего-нибудь не случилось до их встречи. Они окончательно обо всем условятся, а там Коля и Витя отправятся в обратный путь.

Как выбраться из лагеря, ребята уже придумали. Они заберутся в машину, которая каждый день отправляется в соседнее село за хлебом. Витя уже несколько раз ездил туда, и повар охотно его отпускал. Он не любил трястись по осенним размытым дорогам, – того и гляди, застрянешь где-нибудь в грязи, а потом тащись пешком за помощью.

Обычно, кроме шофера, в машине ехали два солдата или полицаи, которые получали в пекарне хлеб, укладывали его в кузов, а затем залезали на него прямо в сапогах. Теплый хлеб грел их, а то, что буханки расплющивались, ломались и пачкались, не имело значения – заключенные все сожрут.

Несколько дней назад случилось так, что ефрейтор долго не мог разыскать второго дежурного полицая и, так как шофер уже скандалил, приказал отправляться Вите. Тот успешно справился с этим делом. С тех пор поездки за хлебом стали Витиной обязанностью. И ребята решили: если на машине ездит Витя, то почему на ней не поехать и Коле? Они отправятся в село вместе, получат хлеб, а на обратном пути выпрыгнут на дорогу. Пока машина доедет до лагеря, пока их спохватятся, пока решат, посылать за ними погоню или нет, они уже будут далеко.

Ночь прошла в тревожном ожидании утра, а утро – в еще более тревожном ожидании часа встречи с отцом. «Придет ли он? – с тоской думал Коля. – А вдруг что-нибудь случится, вдруг его арестуют!»

Вернер куда-то уехал еще до рассвета, и поэтому Рихард всласть выспался, а когда проснулся, заставил Колю чистить зубным порошком мельхиоровые ложки, вилки и ножи. Вернер любил, чтобы у него на столе все блестело.

Справиться с двумя приборами не так-то трудно, но у Рихарда тут же нашлась еще работа – ему взбрело в голову чинить испортившийся радиоприемник, и, хотя Коля в этом ничего не понимал, все же Рихард заставил его сидеть тут же за столом и смотреть, как он орудует отверткой. Больше всего Рихард не любил одиночества, а кроме того, присутствие мальчика напоминало ему о далеком доме.

А время шло. Часы на стене показывали без четверти двенадцать. Скоро прозвучит обеденный гонг! Что делать? Как улизнуть от Рихарда? Хоть бы дело какое-нибудь, а то сиди и смотри, как он ковыряется в каких-то деталях и проволочках...

На подоконнике лежала губная гармонь, на которой изредка любил играть Вернер. Коля встал, взял блестевшую никелем и украшенную замысловатыми вензелями узкую плитку и поднес к губам. Гармонь издала тонкий, сильный звук. Коля быстро провел ею по губам, из нее вырвались нестройные звуки. Коля вдруг вспомнил широколицего немца в машине – тот, наверное, здорово умел играть на этой штуке.