Редкая пуля красноармейцев достигала цели, и тогда одна из темных голов в засаде переставала шевелиться. Зато огонь белых был много метче. То тут, то там в цепи умолкала накалившаяся винтовка, а владелец ее, обмякнув, распластывался на снегу. Раненые со стоном и проклятиями отползали назад.

Автомат Шоша, перегревшись, перестал стрелять. Кольт же, отстав, так и остался шагов на двести позади. Два пулеметчика лежали убитые, черными бугорками выделяясь на белой поверхности луга. Трое уцелевших пулеметчиков были прижаты к снегу метким огнем лучших стрелков противника. К тому же, обремененные тяжестью пулемета, они не могли пробраться к своим. Несколько раз пытались это сделать, но огонь врага заставлял их зарываться глубже в снег.

А из цепи выбывали все новые и новые бойцы. Наконец, расстреляв почти все патроны и потеряв надежду на пулемет, красноармейцы дрогнули и стали отступать.

Напрасно командир роты пытался остановить их. Ни его угрозы, ни личный пример мужества на бойцов не действовали, цепь откатывалась назад.

Только когда отступающие вышли к пулемету, кольт вдруг заработал. Но и это уже было хорошо. Его огонь облегчил дальнейший отход роты.

Неожиданное поражение угнетающе подействовало на красноармейцев. С тяжестью на сердце возвращались они в Петропавловское. Восемнадцать раненых лежали на подводах, двадцать убитых, не считая разведчиков, остались на поле боя. Противнику достался автомат Шоша со всеми дисками и все винтовки убитых.

Причиной таких печальных последствий была неопытность и беспечность командира.

Спустя несколько дней Дмитриев получил новые сведения об отряде Артемьева. Теперь отряд ушел от реки Ноторы и находился на правом берегу реки Алдана, в двадцати пяти верстах юго-восточнее Петропавловского. Дмитриев вновь решил направить против белых роту в восемьдесят штыков.

Наученные горьким опытом товарищей, двигались теперь особенно осторожно. Открытые места обходили, разведывали каждую речушку. Так благополучно дошли до места предполагаемой стоянки белого отряда. Но, не встретив врага, не обнаружив даже признаков его присутствия, решили, что либо полученные сведения были неверны, либо противник ушел, не приняв боя.

Люди нуждались в отдыхе, а в полуверсте впереди имелась удобная юрта. К ней рота и направилась. Никто уже не думал об опасности. Правда, дозоры все же были высланы, но, завидя жилье, они направились прямо к нему. Туда же поспешила и вся рота.

Юрта находилась на противоположной стороне большой поляны, и там лес подходил к ней почти вплотную. Когда голова ротной колонны приблизилась к юрте шагов на 60—70, грохнул залп, второй… Началась частая пальба. Среди бойцов роты сразу же поднялась паника. Крики и стоны раненых огласили воздух, красноармейцы бросились назад — в лес.

В каких-нибудь десять минут рота потеряла половину своего состава. Белые не преследовали ее, а сейчас же ушли, захватив оставшееся на поляне оружие.

Это второе поражение подорвало моральное состояние личного состава батальона, которым командовал Дмитриев. В обеих неудачах были виноваты не столько командиры роты, сколько сам комбат. Он не использовал перевеса в живой силе и в огневых средствах, дробил батальон по частям, сам не принял участия ни в одном из боев с артемьевцами.

Положение было серьезное. С бандой Артемьева покончить не удалось, а тут еще надо было ожидать наступления дружины Пепеляева. Байкалов распорядился укрепить Амгу.

В день поступления его приказа в Амгинском гарнизоне состоялось совещание всего комсостава, на котором обсудили и приняли план обороны слободы.

Амга, расположенная на возвышенности, представляла в тактическом отношении довольно выгодную и сильную для обороны позицию. Подступы к поселению со всех сторон были открыты на две — три версты и хорошо простреливались.

Единственным, но существенным недостатком было то обстоятельство, что редкие постройки амгинской улицы растянулись на две версты. Это требовало возведения большого кольца окопов и значительных сил для ее обороны, во всяком случае, не менее шестисот — семисот человек.

К тому времени из Якутска прибыла остальная часть моего отряда — 42 человека, однако и теперь в Амге насчитывалось всего 232 бойца. При взгляде на вырастающую длинную линию окопов каждый понимал, что цепь будет очень редкой. О резервах же приходилось только мечтать.

Нечего было и думать удержать Амгу имеющимися силами. Свое наступление белые могли демонстрировать сразу с нескольких направлений, избрав одно из них для нанесения главного удара. Все эти соображения начальник Амгинского гарнизона Суторихин изложил в письменной форме в донесении командующему.

Январь 1923 года был на исходе. Агентурная разведка донесла, что к устью реки Мили в ближайшее время должен прибыть сильный отряд пепеляевцев.

В том, что с ними придется драться, уже не оставалось никакого сомнения. На обращение Якутского ревкома Пепеляев до сих пор не ответил, зато воззвания к населению и к Красной Армии продолжал сыпать пачками.

Но куда Пепеляев направится? Достигнув устья реки Мили, он мог двинуться к северу на Петропавловское. Там оставался батальон Дмитриева в двести штыков, с четырьмя тяжелыми пулеметами, одним льюисом и восемью автоматами Шоша. К тому же у Дмитриева имелось много боеприпасов и продовольствия, в свое время предназначенных для аянской экспедиции. Противник мог двинуться и на северо-запад, на Амгу. Ведь расстояние до этих пунктов было одинаковое — 200 верст. Не был исключен и третий вариант — действия сразу в обоих направлениях. Правда, это дробило бы его силы, но в один из пунктов он мог выделить небольшой отряд для демонстрации.

И все-таки всего вероятнее было, что Пепеляев устремится на Амгу. 28 января от Байкалова поступил приказ, который предлагал мне немедленно выступить со своим отрядом в восемьдесят два человека в Петропавловское для смены батальона Дмитриева. После этого Дмитриеву предстояло спешно двинуться в Амгу и усилить оборону этого пункта. Мне разрешалось в случае необходимости оставить Петропавловское и, действуя партизанскими методами в тылу у Пепеляева, захватывать транспорт, уничтожать мелкие группы противника.

На следующее утро мой отряд оставил укутанную сумерками Амгу. Часть подвод из-за недостатка лошадей была запряжена быками.

Я несколько задержался на совещании комсостава гарнизона. У остающихся сложилось мнение, что батальон Дмитриева не успеет вовремя прибыть в Амгу и белые его опередят. Когда придет подкрепление из Якутска, тоже определенно никто не знал. Отсюда вытекало, что амгинскому гарнизону, может быть, придется принять первый удар пепеляевцев одному. При растянутой обороне это было слишком трудно.

Оставалось одно — сократить боевой участок, а для этого оставить большую половину Амги и стянуть все свои силы на другую ее окраину, туда, где имелась больница с большим запасом льда и достаточным количеством перевязочного материала, где находились два продовольственных склада и церковь, служившая хорошим наблюдательным пунктом. Прилегающее к церкви кладбище с каменными могильными плитами позволяло создать довольно сильный узел обороны. Сосредоточенный на небольшом участке гарнизон, имеющий шесть тяжелых, три легких пулемета и несколько автоматов Шоша, мог продержаться здесь значительное время. В крайнем случае можно было уничтожить продовольственные склады и попытаться отойти на Чурапчу или на Якутск.

После тщательного и всестороннего обсуждения этого плана было решено, что начальник гарнизона Суторихин с утра 30 января приступит к его выполнению, а всего ему потребуется для этого лишь несколько часов.

После совещания я отправился в путь и скоро догнал свой отряд. Дорога была хорошая, и, хотя быки задерживали нас, мы делали не меньше сорока верст в день.