Тогда человек десять бойцов быстро сомкнулись и, стоя, стали бить залпами.

Все-таки пуля нашла свою цель. Один из всадников на полном скаку вместе с лошадью грохнулся на землю. Эскадрон мигом сел на лошадей и, ведя непрерывный огонь, поскакал туда. Скоро привели унтер-офицера. Под ним убило коня, а самого только оглушило при падении.

Пленный оказался разговорчивым и сообщил нам много интересного. Пепеляев, оказывается, еще находился в Амге, но через несколько дней намеревался выступить на Якутск. А вчера вечером от Артемьева приехал нарочный и сообщил о движении Петропавловского гарнизона на Амгу. После этого Пепеляев отменил свой приказ о походе на Якутск и выслал разведку навстречу красному отряду.

Генерал Вишневский тоже собирался выступить, но куда и какими силами — пленный не знал.

Чурапча была в руках красных. Туда должен подойти из Охотска генерал Ракитин. Туда же Пепеляев отправил полковника Варгасова с небольшим отрядом якутов. Что делается в самом Якутске, точно неизвестно, есть только слухи, что город укрепляют.

Всего в Амге насчитывается семьсот человек дружины с шестью тяжелыми и двумя легкими пулеметами. Кроме того, там имеется около ста якутов. Артемьев также идет на Амгу.

Получив эти сведения, мы не сомневались, что выступит против нас генерал Вишневский. Во всяком случае, узнав, что Пепеляев еще в Амге и что наш приход помешал выступлению белых на Якутск, отряд почувствовал огромное удовлетворение. О близкой опасности никто не думал, не угнетало бойцов и превосходство сил противника. Каждый понимал, что теперь, находясь у цели похода, он должен беззаветно отдаться тяжелой борьбе.

День подходил к концу, надвигались сумерки. Поскольку мы уже оставили глухую старую дорогу и вышли на Амгинский тракт, встречи с Вишневским можно было ожидать в любую минуту. Надо было обезопасить себя. Первый эскадрон двинулся правой стороной аласа, и, только когда он занял опушку леса по ту сторону равнины, тронулся весь отряд. Люди торопливо шагали по открытому месту и через полчаса втянулись в густой лес.

К тому времени совсем стемнело. А нам еще предстояло перевалить через большую гору. С версту дорога здесь шла на подъем и столько же на спуск. Это место было особенно удобно для нападения, так как, взбираясь на гору и спускаясь с нее, люди обычно всегда растягиваются больше обыкновенного, а обоз отстает и разрывается.

Пришлось две роты и два эскадрона рассыпать цепью по обеим сторонам дороги до самой вершины горы. Первый эскадрон вел разведку, и одна рота с двумя пулеметами осталась при обозе. Лошади часто останавливались и только с помощью людей одолели гору. При спуске с горы сделали то же самое.

Противника, к счастью, не оказалось. Дальше двигались также с большой осторожностью. Уже послышался лай собак. И вот, наконец, мы подошли к юртам, из труб которых роем золотых пчел летели веселые искры. При одной мысли о тепле на душе стало легко и радостно.

Изголодавшиеся быки и лошади, завидя в стороне от дороги стога сена, несмотря на глубокий снег, вскачь понеслись к корму, опрокидывая и ломая на ходу сани.

— Стой, стой, проклятая скотина, в господа бога мать! Застрелю стерву! — кричали тоже голодные и озлобленные красноармейцы, бросаясь вдогонку за ними.

Шум и гам стоял необыкновенный. Каждый торопился скорее попасть в теплую, манившую к себе юрту. После пяти дней тяжелых переходов дьявольски уставшие, но бодрые духом в десять часов вечера 12 февраля мы достигли цели. Пепеляев находился в восемнадцати верстах от нас.

Дмитриев с батальоном, пулеметной командой, с тремя тяжелыми пулеметами, одним «льюисом» и шестью автоматами Шоша расположился в четырех юртах, там же разместился обоз. Я с отрядом в восемьдесят два человека, с двумя пулеметами Кольта и двумя автоматами Шоша занял юрту шагах в трехстах от батальона. Пока отряд размещался, сторожевое охранение нес первый эскадрон.

Я вызвал к себе Дмитриева, командиров рот и командира пулеметной команды. Когда собрались, напомнил о серьезности положения, и потребовал, чтобы все были готовы к ночному бою. Конечно, для нас было бы большим счастьем, если бы белые стали наступать только утром.

Дмитриеву я приказал наметить ротам боевые участки, а по тревоге занять одной полуротой с пулеметом Льюиса и двумя автоматами березняк, росший у дороги, на полпути между отрядом и батальоном. Этот березняк, хотя он и не мешал нашей зрительной связи, в случае, если бы его занял наступающий противник, давал ему возможность бить в тыл и фланг как мне, так и Дмитриеву. Удержание этого небольшого кусочка мелкого леса имело для нас большое тактическое значение.

В караулы приказал назначить красноармейцев не в порядке очереди, а выбрать наиболее сильных и бодрых, иначе люди в караулах могли уснуть. У каждой юрты потребовал выставить часовых от пулеметной команды. После такой дороги сон у бойцов будет крепким и в юртах могут не услышать сразу стрельбы в караулах, а значит, и не сумеют вовремя занять позиции.

Дмитриеву предстояло не только наметить ротам боевые участки, но и хотя бы один раз рассыпать бойцов в цепь, чтобы каждый знал свое место в бою. Полурота была выделена в резерв.

Дмитриев с командирами ушел к себе в батальон, а я с командирами эскадронов и начальниками пулеметов приступил к осмотру местности. Мой участок для временной обороны, вернее для первого боя, был удовлетворителен. С юго-востока тянулась покрытая лесом гора, и до ее подошвы было шагов двести. С севера место было открытое до самых юрт, занятых батальоном. Здесь укрытие представляли только два отдельных амбара, расположенные шагах в полутораста. С запада шагов на тысячу тянулось озеро.

Разбив участки для первого и второго эскадронов, тут же рассыпали людей в цепь и поставили пулеметы. Третий эскадрон Адамского был оставлен в резерве, и от него выставили караулы.

После этого все вернулись обратно в юрту. Хозяин юрты А. Карманов встретил нас радушно. Пока мы занимались делами, он уже сварил целый котел мяса, отдал нам весь свой запас лепешек. Когда выяснилось, что лепешек все же не хватило, хозяйка со старухой матерью и двенадцатилетней дочерью быстро замесили пресное тесто из ячменной муки и напекли свежих лепешек.

На столе сменилось несколько больших, ведерных самоваров, опустел и котел мяса пуда в полтора, пока красноармейцы наконец насытились. Отяжелели желудки, отяжелели головы, захотелось спать. И немудрено — было уже два часа ночи. Расположились прямо на полу, вповалку, зажав в руках винтовки, поставив у самых дверей пулеметы.

Я примостился в углу на лавке. Вся семья гостеприимного якута с детишками расположилась рядом и хотоне — пристройке для скота.

Получив от Артемьева донесение о том, что петропавловский гарнизон прорвался и движется к Амге, Пепеляев решил ликвидировать наш отряд, устроив засаду. Для этого он выдвинул навстречу нам батальон и офицерскую роту, всего 230 человек, под командой Вишневского.

К моменту нашего подхода к Сасыл-сысы Вишневский скрытно стоял в тайге, в двух верстах от нас. Он слышал ржание коней, скрип саней и ругань красноармейцев, но наступление решил отложить до рассвета, рассчитывая захватить нас сонных врасплох.

Приближается утро. Крепко спит утомленный отряд. Спят и караулы в расположении батальона Дмитриева, никто их не проверяет.

Тяжело стоять на ногах, и сон одолевает часовых. Сначала они боролись с ним, протирали глаза снегом. Потом решили присесть «на минутку», дать отдых усталым ногам. Но стоило опуститься на землю, зажать винтовку между колен, привалиться к дереву, и коварный сон закрыл глаза усталому стражу.

Не доходя одной версты до нашего расположения, Вишневский развернул батальон и офицерскую роту в цепь и повел наступление. Тихо крадется тайгой разведка белых. Без всякого шума и единого выстрела снимает она спящих часовых на участке нашего батальона. Выходит на опушку леса и рассматривает расположение батальона, до которого не дальше ста пятидесяти шагов.