— Ну что, Кравченко, — заговорил Василий, — не передумали идти на операцию?

— Ну что вы, Василий Васильевич, — жеманно ответила Кравченко, — конечно же, нет. Я так долго этого добивалась, неужели откажусь в последний момент?

— Ладно, это я так спросил, на всякий случай, но мое мнение об операции вы знаете. Впрочем, вы взрослый человек, вправе сами принимать решение. С хирургом уже говорили?

— Да, он мне очень понравился, такой внимательный. Мы договорились, что сначала он сделает мне грудь, потом уберет кадык, а когда я немного оправлюсь, сделает самое главное — настоящее влагалище.

Женя сидела и изо всех сил старалась не таращить глаза на эту женщину. Хотя, кажется, на самом деле пока что это мужчина, женщиной ему еще предстояло стать.

— Гормонотерапию продолжаете? — спросил Василий.

— Да, все делаю, как вы мне сказали. Уже почти бриться не приходится. Правда, иногда печень болит.

— С этим вам придется жить все время, ничего не поделаешь, такова обратная сторона медали.

— Ничего, стоит потерпеть ради того, чтобы стать настоящей женщиной. Можете меня поздравить, доктор, мне наконец-то разрешили поменять документы, завтра я иду получать новый паспорт.

— Что ж, поздравляю, — улыбнулся Василий, — имя себе уже придумали?

— Да, Наташа, — с гордостью ответил пациент.

— Почему Наташа? Вы же Олег, обычно берут себе похожие имена. Стали бы Ольгой.

— Нет, я хочу носить такое имя, чтобы оно ничем не напоминало мне о прошлом, когда я еще была мужчиной.

— Ну хорошо, вот вам новый рецепт, продолжайте тот же курс. Перед операцией я еще вас посмотрю. Всего хорошего.

— До свидания, доктор. — Кравченко кокетливо посмотрел на Василия и, все так же виляя бедрами и покачиваясь на высоких каблуках, вышел из кабинета.

— Ну как тебе? — спросил Василий у Жени.

— Что это было? — в свою очередь спросила изумленная Женя.

— Обычный транссексуал, мужчина, убежденный, что в его теле живет женская душа. Мне с такими каждый день приходится иметь дело. Некоторых удается вылечить методом психоанализа. В случае с Олегом Кравченко психиатрия оказалась бессильной. Через пару недель он умрет под ножом хирурга, и родится Наташа Кравченко, очаровательная юная леди, которая всю жизнь будет пить женские гормоны, страдать от фантомных болей на месте отрезанного члена и тщательно скрывать от партнеров свое мужское прошлое.

— А разве это будет не заметно?

— Врач, конечно, увидит, а обычный мужчина — нет.

— Чудеса! — задумчиво произнесла Женя. — Значит, мне позвонил тоже транссексуал, только женщина, которая хочет стать мужчиной.

— Возможно, один из моих пациентов или же будущий пациент.

— И много таких?

— Больше, чем это принято считать, — ответил Василий. — Они же хорошо маскируются. Видишь, как Кравченко старается. И не догадаешься сразу, в чем дело. Меня удивляет то, что ты так хорошо сохранилась. Взрослая женщина, а ничего о транссексуалах не знаешь.

— Ну, я что-то такое читала, — сказала Женя. — И потом, мне никогда не приходилось сталкиваться с этой стороной жизни. Знаешь, — вдруг заулыбалась она, — если бы не эти твои транссексуалы, мы бы никогда не встретились вновь. Надо за них выпить.

— Ты просто читаешь мои мысли, пошли-ка обедать. Я знаю тут недалеко отличное местечко.

2

Небольшой ресторанчик в одном из арбатских переулков произвел на Женю самое благоприятное впечатление. Тихо, уютно и, главное, без всех этих кулинарных изысков типа толченых улиток.

Только оказавшись за столом, Женя поняла, как проголодалась. Она с наслаждением съела свиную отбивную с гарниром из тушеных шампиньонов и огромную порцию салата.

Василий смотрел на нее и улыбался:

— Слушай, а аппетит у тебя что надо! Удивляюсь твоей худобе, другая на твоем месте уже стала бы просто пышкой!

— Ну, меня не каждый день приглашают в рестораны, — ответила Женя. — А дома я ем значительно меньше, так что не пугайся, Вася. — Она внимательно посмотрела на своего спутника. — Расскажи мне о себе, — попросила Женя. — Обо мне ты и так почти все теперь знаешь, а если и не знаешь, то наверняка скоро догадаешься. Я звонила тебе домой, по телефону, который был указан в визитке.

— И женский голос тебе ответил, — подхватил Василий, — что я здесь больше не живу.

Женя кивнула.

— Это была моя жена, моя бывшая жена. Но начну, как говорится, по порядку. Я не москвич, принадлежу к так называемым пробивным провинциалам. Ты знаешь, что провинциалы обычно гораздо активнее столичных жителей и всего добиваются намного быстрее.

— Да, мне это известно, — сказала Женя и вспомнила своего бывшего мужа.

— У вас, москвичей, всегда есть чувство тыла — квартира, родители, старые друзья. А мы, провинциалы, едем в столицу, как на войну. Нам некуда отступать и есть за что бороться. Так вот, я родился в Коканде. Ты, наверное, даже не знаешь, где это.

— Ну почему же, — обиделась Женя, — я хорошо знаю географию Востока. Коканд — в Узбекистане. У вас в музее уникальная коллекция восточной керамики.

— Не знаю, как насчет керамики, — сказал Василий, — а со всем остальным там плоховато. У мамы нас было трое, росли без отца. Жили ужасно бедно. В конце месяца я бегал сдавать молочные бутылки. Все это было бы похоже на мелодраму, если бы не было правдой. Короче говоря, еще в школе я поставил себе цель — вырваться из этой дыры. Я пообещал себе, что мои дети бананы и апельсины будут видеть не только на картинках. Кстати, банан я впервые попробовал, только когда приехал в Москву поступать в институт.

— А ты где учился?

— В Первом меде, специализация — психиатрия, красный диплом, потом аспирантура. Молодой, подающий большие надежды психиатр. Но не москвич. А поэтому, при всех моих успехах, мне светило лишь место ординатора в какой-нибудь областной психбольнице и комната в общежитии. И это в лучшем случае, а в худшем — пришлось бы отправиться назад в Узбекистан.

— И тогда ты женился по расчету на богатой москвичке, — с грустной улыбкой произнесла Женя, — дочке какого-нибудь вашего институтского профессора.

— Ира не была профессорской дочкой. Она, как и я, росла без отца. Жила с матерью в крошечной двухкомнатной квартирке в Орехове-Борисове. Просто она очень меня любила и сама предложила жениться на ней.

— Даже так? — удивилась Женя.

Василий молча кивнул и пригубил свой бокал. Он помнил этот разговор до самых мельчайших подробностей. Это было пятнадцать лет тому назад, весной. Он только что закончил аспирантуру, и вопрос о распределении висел над ним как дамоклов меч. Василий продолжал жить в общежитии, приплачивая коменданту из своего кармана. Но он очень хорошо знал, что прописку ему не продлят, а когда приедут абитуриенты, его попросят из этой комнаты. Конечно, всегда можно было снять угол у какой-нибудь бабульки. Но никто не разрешит ему жить в Москве без прописки, а уж тем более никто не возьмет на работу.

— Я знаю, что люблю тебя гораздо больше, чем ты меня, — страшно волнуясь, сказала ему Ира. Они сидели за столиком небольшого открытого кафе-мороженого. Василий даже помнил, как Ира в тот день была одета. Белая водолазка и джинсы «Левис», за которые она отдала полторы зарплаты медсестры клиники неврозов. Ирина не притрагивалась к своему мороженому, и Василий следил за тем, как разноцветные шарики медленно оплывали в вазочке. Ира вертела в руках ложку, и солнечный лучик то и дело заставлял Василия жмуриться. — Вернее, ты вообще меня не любишь, — продолжала Ира, — не надо, не переубеждай меня, мы оба знаем, что это правда. Так часто бывает: один любит, а другой позволяет себя любить. Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Я знаю, в каком ты сейчас положении с пропиской, с жильем… Давай поженимся, — сказала она и замолчала.

— Ты делаешь мне предложение? — спросил Василий.

— Что-то вроде того, — ответила Ирина. — Твой отъезд из Москвы будет для меня ужасной потерей. Так что мы оба заинтересованы в том, чтобы ты остался. И не важно, как ты ко мне относишься. Все равно наш с тобой роман длится уже полгода. Пусть продолжается в виде брака. Я получу тебя хотя бы на некоторое время, а ты получишь московскую прописку.