— Принеси мне попить, — простонал Алексей, отпустив девушку, — это когда-нибудь плохо кончится. Я всю ночь писал, утром работал в редакции, а день провел в постели с тобой. Так недолго и инфаркт заработать.

— Да ладно тебе, — засмеялась Лариса. Она принесла своему Леше минеральной воды и снова забралась под одеяло. — Ты живешь полноценной жизнью, как настоящий мужчина.

Алексей в ответ только издал еще один жалобный стон. Потом он приподнялся и посмотрел на Ларису.

«А все-таки она чертовски хороша, — подумал он, — особенно когда лежит вот так, голая, с распущенными волосами и ничего не говорит».

Лариса лежала, томно раскинувшись на постели, с полуприкрытыми глазами и губами, приоткрытыми навстречу поцелую. Ее темно-рыжие волосы разметались по голубоватой ткани подушки. Она ничуть не стеснялась своей наготы, а как бы нарочно демонстрировала ее. Казалось, сама поза девушки говорила: «Полюбуйтесь на меня, посмотрите, какая я красивая и соблазнительная».

— Слушай, ты напоминаешь мне женщин с полотен Рубенса, — восхищенно произнес Алексей.

Сначала Лариса расцвела от удовольствия, а потом капризно протянула:

— Они же все у него ужасно толстые. Разве и я такая?

— Не толстые, а пышные, — поправил ее Алексей, — но и ты не худышка. И тебе это очень идет, и мне нравится. У меня для тебя сюрприз. Сейчас мы изобразим сцену из какого-нибудь американского фильма. — Алексей потянулся к своему рюкзаку и достал оттуда целлофановый пакет, набитый купюрами.

— Что это? — изумилась Лариса.

— Гонорар, — ответил Алексей, — мне гонорар дали десятками. Представляешь, все четыреста баксов купюрами по десять тысяч рублей. — Он вытряхнул содержимое пакета на постель.

— Сумасшедший, что ты делаешь? — воскликнула Лариса.

— Молчи, женщина, молчи и приходи в экстаз! Жалко, конечно, что это не тысячи долларов, а всего лишь жалкие тысячи рублей, но все же они тоже зеленые. Я прольюсь на тебя денежным дождем, как Зевс на Данаю! — и Алексей, не обращая внимания на смех и возмущенные крики Ларисы, начал посыпать ее зелеными бумажками.

— Ненормальный! Они же грязные, — кричала Лариса, — я чем-нибудь заражусь.

— Ладно, — сдался Алексей, — давай их собирать. Ты совсем не романтичная натура, оказывается. Мы с тобой едем в Крым, — тут же без всякого перехода добавил он. — Помнишь, ты давно просила меня свозить тебя на восточный берег Крыма.

— В Крым? — недовольно протянула Лариса. — А почему в Крым, а не в Турцию или на Кипр? Ну, в общем, за границу?

— Крым — это тоже заграница, — ответил Алексей. — И потом, у меня не так много денег, чтобы вдвоем отправиться на Средиземноморский курорт. А в Крыму сейчас дешевые фрукты, да и вообще все родное и знакомое. Да ты сама же хотела в Крым, а теперь капризничаешь! Смотри, я могу обидеться и поеду один или с собакой. Она уж точно будет счастлива.

— Ну уж нетушки, — сказала Лариса, — в Крым так в Крым. Только никаких собак.

— Собака останется у мамы, — грустно сказал Алексей, — я уже договорился.

5

Василий хотел долететь на самолете до Симферополя, а там взять такси прямо до Коктебеля. Но Женя была категорически против.

— Это такси будет нам стоить столько же, сколько билет на самолет. Не понимаю, что за радость тратить деньги так глупо. Не лучше ли доехать до Феодосии на поезде? Я уже целую вечность не ездила на поездах. Представляешь, стук колес, вагон слегка покачивается, мимо проносятся огоньки станций.

— В общем, романтика железных дорог, — произнес Василий. — Я в свое время наездился на поездах из Коканда в Москву — в плацкартном вагоне. Едешь по трое суток, летом жаришься, зимой стучишь зубами. После этого поезда просто возненавидел! Но пусть будет по-твоему, поезд так поезд.

Все вышло именно так, как мечтала Женя. Они ехали в спальном вагоне, им досталось на удивление чистое купе со стенами, обитыми тканью, похожей на бархат, полки были застелены хрустящим белоснежным бельем, а на столике, покрытом такой же белоснежной скатертью, в стеклянной вазочке стояла роза. Эта роза привела Женю в настоящее умиление. Она то и дело опускала лицо к цветку и вдыхала его влажный аромат. Когда она повторила это движение в пятый раз, Василий не выдержал и воскликнул:

— Прекрати сейчас же, не то я решу, что имею дело с сентиментальной и плаксивой барышней.

— А может, я и есть такая, просто раньше это было незаметно.

Ночью Женю убаюкивали мерный стук колес и нежные ласки Василия. А потом Василий ушел досыпать на свою полку, а Женя села и приблизила лицо к окну. Как когда-то давно, в детстве, она смотрела на убегающие огоньки и пыталась представить жизнь людей, мимо которых ее стремительно проносит поезд.

В Коктебеле Женя опять настояла на своем, и они не стали снимать номер в дорогом отеле, а устроились на втором этаже домика около самого моря. В их распоряжении оказалась просторная чистая комната с минимумом необходимой мебели и огромный балкон, что-то вроде открытой террасы. Увидев ее, Женя пришла в восторг.

— Посмотри, как чудесно! — воскликнула она. — Каменные перила, цветы в ящиках и горшках, даже столик с креслами, прямо настоящая Италия. И море отсюда видно и слышно. Слушай, давай потом вещи разберем. Пошли купаться!

Женя готова была проводить у моря все время. Она заходила в теплую темно-зеленую воду с таким видом, словно совершала магический ритуал. Она заплывала довольно далеко, а потом могла долго лежать на спине, покачиваясь на волнах до тех пор, пока не начинала чувствовать, что замерзает. Осторожно ступая по округлым прибрежным камешкам, она выходила из воды, заворачивалась в полотенце и молча стучала зубами. Потом отогревалась, и все повторялось вновь.

— Я начинаю тебя ревновать к морю, — заявил Василий, — ты прямо русалка какая-то.

Сам он, к своему стыду, плавал довольно плохо — в детстве учиться было негде, а в юности стало не до того. К тому же он смертельно боялся глубины. Поэтому постоянно боролся с Женей, пытаясь выманить ее с пляжа в ресторан, в кино или просто на прогулку по горам. Но Женя ничего не могла с собой поделать.

— В ресторан и тем более в кино можно и в Москве сходить, а взбираться на горы в такую жару — нет уж, в другой раз. Может, ближе к вечеру…

Но вечером Женю опять тянуло к морю. Ей нравилось плыть и смотреть, как от взмахов ее рук по воде разбегаются мелкие зеленоватые искорки — невидимые глазу фосфоресцирующие обитатели моря.

— Ты вся пропиталась запахом моря, — прошептал ночью Василий, целую Женю в шею.

— Разве тебе это неприятно? — спросила Женя, поглаживая волосы на его затылке.

— Что ты, наоборот, — море на тебя так удивительно действует, в тебе словно просыпается другой человек, свободный, сильный, нет, я все не то говорю, у меня просто нет слов…

— А я нравлюсь тебе такой?

— Еще бы! Знаешь, о чем я все время думаю?

— Да?

— Я думаю о том, сколько лет я потерял, пытаясь соответствовать образу, который сам же выдумал. Теперь я понимаю, что не надо было оглядываться на других, стоило держаться своего пути.

Василий говорил очень тихо, почти неразборчиво, словно обращался не к Жене, а к самому себе. Женя слушала его, и ей все сильнее становилась не по себе. Она чувствовала — еще немного, и между ней и этим мужчиной может установиться настоящая душевная близость. Но хочет ли она этого? Женя постаралась быть честной с собой и поняла, что — нет. Ее вполне устраивали сложившиеся между ними отношения, когда каждый занимал в жизни партнера строго определенное место, не претендуя ни на что большее.

Женя не испытывала любви к Василию. Только благодарность, впрочем, довольно сильную благодарность. Она была благодарна ему за то, что он принимал участие в ее жизни, за то, что заботился о ней и развлекал ее. За то, что защищал от одиночества и утолял голод ее тела.

— Вася, но ведь теперь все будет по-другому, правда? — сказала Женя, только потому что считала необходимым сказать хоть что-то.