— Как быть с Лордом Джорджем? — спросил я у мистера Галовея.

— О, с ним я все уладил.

Мы перемигнулись. Лорд Джордж стал мне нравиться. Поначалу я был с ним сдержан и подчеркнуто вежлив, но он не сознавал, видимо, разницы в нашем социальном положении, и мне пришлось сделать вывод, что моя надменная обходительность не поставит его на место. Всегда добродушный, бодрый, неугомонный, он отпускал по моему адресу шуточки в своем любимом стиле, а в ответ я пользовался школьным остроумием; все это веселило других и располагало меня к Лорду Джорджу. Он вечно похвалялся своими широкими планами, но мирно сносил мои реплики насчет его несообразных фантазий. Меня развлекали его анекдоты про тузов Блэкстебла, изображавшие их в забавном свете, а когда он передразнивал их, я покатывался со смеху. Был он шумлив и вульгарен, одевался по моим понятиям безобразно (я не бывал в Ньюмаркете и не видел тренеров, но именно таким представлял костюм ньюмаркетского тренера); за столом держал себя отвратительно; но возмущал меня все меньше и меньше. Каждую неделю он вручал мне «Пинк Ан», который я тщательно свертывал в трубку, приносил домой в кармане пальто и прочитывал у себя в спальне.

К Дрифилдам я всегда уходил из дому после чая и всякий раз пил чай также у них. После Тед Дрифилд пел шуточные песенки, аккомпанируя себе то на банджо, то на пианино. Целый час пел он, всматриваясь в ноты близорукими глазами, улыбался и был рад, когда мы подхватывали припев. Потом играли в вист. Играть я выучился дома чуть не ребенком, когда вместе с дядей и тетей проводил за вистом долгие зимние вечера. Дядя всегда играл с болваном, игра велась, само собой, не на деньги, тем не менее, когда мы с тетей проигрывали, я забивался под стол и долго ревел. Тед Дрифилд не играл в карты, говоря, что ничего в них не смыслит, и когда мы начинали, садился к огню и с карандашом в руке читал какую-нибудь из книг, присланных из Лондона на рецензию. Я раньше не пробовал играть вчетвером и, конечно, играл плохо, а у миссис Дрифилд был природный дар к картам. Она обычно не умела сосредоточиться, но когда доходило до карт, становилась находчивой и осмотрительной. И начисто переигрывала нас. Вообще она была немногословна, но после розыгрыша, не унывая, брала на себя труд указать мне мои ошибки и делала это не только толково, но и словоохотливо. Лорд Джордж вышучивал ее, как и всех остальных; она улыбалась его зубоскальству, а порой удачно отвечала. Вели они себя не как любовники, а как хорошие друзья, и я забыл бы уже все, что про них слышал и что сам видел, но она иногда бросала на него взгляд, который выводил меня из равновесия; она глядела спокойно, будто на стол или стул, но в глазах была по-детски лукавая усмешка. Он сразу краснел и потел и начинал ерзать на стуле. Я торопливо оглядывался, не заметил ли этого священник, но тот был погружен в карты либо закуривал трубку.

Час-другой в этой жаркой, тесной, прокуренной комнате, где я бывал почти ежедневно, пролетал молниеносно, и с приближением конца каникул меня охватывало уныние при мысли, что следующие три месяца придется проскучать в школе.

— Как нам быть-то без вас, — говорила миссис Дрифилд. — Останется играть с болваном.

Было приятно, что мой отъезд нарушит игру. Готовя уроки, приятно ли думать, как там в комнатке все развлекаются, будто меня и не существует.

— Надолго вас отпустят к пасхе? — спросил мистер Галовей.

— Недели на три.

— Так мы отлично проведем время, — сказала миссис Дрифилд. — Погода должна установиться. По утрам можно будет прокатиться на велосипеде, после чая — вист. Вы уже сделали успехи. А если на ваши пасхальные каникулы станем играть раза три-четыре в неделю, то вам после не страшно будет сесть за карты с кем угодно.

Вот и кончился триместр. В отличном настроении сошел я с поезда в Блэкстебле. Я немного подрос. Сшил себе в Теркенбери голубой шерстяной костюм, очень элегантный, и купил новый галстук. К Дрифилдам я решил пойти, лишь успею проглотить чай, и был полон надежды, что извозчик вовремя доставит багаж и мне удастся надеть новый костюм. В нем я выглядел совсем взрослым. На ночь я уже стал мазать вазелином верхнюю губу, чтобы росли усы. На пути к дому я оглядел переулок, где жили Дрифилды, — вдруг их увижу. Хотелось зайти и поздороваться, но я знал — по утрам Дрифилд пишет, а миссис Дрифилд «непрезентабельна». У меня было что рассказать им. Я выиграл забег на сто ярдов и занял второе место в барьерном беге. Задумал к лету получить награду за сочинение, для чего собирался на каникулах подзубрить историю Англии. Несмотря на восточный ветер, небо голубело, в воздухе чувствовалась весна. Краски были словно начищены ветром, а очертания проступали четко, будто выведенные свежим пером, так что главная улица напоминала картину Сэмюэла Скотта, тихую, наивную, уютную — так я вижу ее теперь, а тогда она казалась мне просто главной улицей Блэкстебла. Дойдя до железнодорожного моста, я заметил неподалеку несколько строящихся домов.

«Ей-богу, Лорд Джордж своего добьется», — отметил я про себя.

На дальнем лугу резвились беленькие телята. Вязы как раз начинали зеленеть. Я вошел через боковую дверь. Дядя сидел в своем кресле у камина и читал «Таймс». Я окликнул тетю, и она, разволновавшись, с красными пятнами на высохших щеках, обняла меня своими старушечьими руками. И произнесла все положенные слова: «Как вырос!» и «Скажите на милость, у него скоро усы вырастут!»

Я поцеловал дядю в лысый лоб и стал спиной к огню, расставив ноги; я был совершенно взрослый и взирал на все свысока. Тут же я пошел наверх поздороваться с Эмили, потом в кухню, пожать руку Мэри-Энн и, наконец, в сад — поприветствовать садовника.

Когда я с охотой сел за обед, а дядя принялся разрезать баранью ногу, я спросил тетю:

— Ну, что случилось в Блэкстебле, пока меня не было?

— Ничего особенного. Миссис Гринкурт ездила на полтора месяца в Ментону, но уже несколько дней как вернулась. У майора был приступ подагры.

— А твои друзья Дрифилды улепетнули, — добавил дядя.

— Что, что?! — вскричал я.

— Улепетнули. Собрали пожитки и однажды вечером уехали себе в Лондон. Всему городу задолжали, не оплатили ни за дом, ни за обстановку. Гаррису, мяснику, остались должны чуть не тридцать фунтов.

— Какой ужас, — сказал я.

— Уже это дурно, — сказала тетя, — но, оказывается, они не заплатили за три месяца своей служанке.

Я был сражен. На душе стало скверно.

— Надеюсь, отныне ты станешь умнее, — сказал дядя, — и воздержишься от общения с теми, кого мы с тетей считаем неподходящей для тебя компанией.

— Как тут не пожалеть всех этих лавочников, которых они обманули.

— Те получили по заслугам, — возразил дядя. — Подумать только — кому открыли кредит! Мне казалось, любому ясно — это авантюристы.

— Всегда удивлялась, зачем они сюда приехали.

— Просто хотели пыль в глаза пустить и, наверно, думали — раз их тут знают, то легче будет получить кредит.

Такое доказательство показалось мне не очень-то веским, но сил спорить у меня уже не было.

При первой возможности я спросил у Мэри-Энн, что она думает про случившееся. К моему удивлению, она расценила все не так, как дядя с тетей.

— Всех обвели вокруг пальца, — ухмыльнулась она. — Тратились почем зря, а все думали, что денег у них полно. И от мясника им всегда челышко, а если на поджарку, так обязательно вырезка. И спаржа, и виноград, и что душе угодно. Во всех лавках им в долг давали. Что за дураки!

Но это она явно говорила о лавочниках, а не о Дрифилдах.

— А почему им удалось сбежать так незаметно?

— Все про то гадают. Выходит, Лорд Джордж помог. Ну как им вещи на станцию оттащить, кабы не он со своим тарантасом?

— А он что?

— Говорит, для него это как гром с ясного неба. Такое поднялось в городе, когда вышло наружу, что Дрифилды смылись! Смех берет. Лорд Джордж словно не знал, что они протратились, уверяет, удивлен не меньше других. А я ни на столечко его словам не верю. Все знают про него с Рози, пока она была незамужняя, и еще неизвестно — это между нами, — на том ли дело кончилось. Поговаривают, ее вместе с ним прошлым летом в поле замечали, а дома-то у них он вечно пропадал.