— Почему это?

— Он скучен и мрачен, насколько это только возможно, хуже, чем когда-либо, и собирается возвращаться в Лондон раньше, чем планировал. Изводит себя из-за этого несносного ребенка, который все собирается становиться греком. Почему бы старине тоже не сделаться совсем греком, найти хорошенькую гречанку, и обосноваться здесь?

Эмма сделала еще один глоток и закашлялась. Она поперхнулась анисовым зернышком.

— Я полагаю, он понимает, что родители его жены имеют определенные права на ребенка.

Права! Все опять упиралось в эти права!..

— Помянешь черта… — сказал Дамьен, так как к ним подходил Ник. Он обошел музыкантов, которые подняли свои инструменты и настраивались.

— Проводил Ставроса, все в порядке? Ник открыто посмотрел в глаза Эмме.

— У него был небольшой приступ удушья, но в конце концов все кончилось благополучно.

Дамьен усмехнулся:

— Ставрос только что стал отцом близнецов. У него теперь четверо! Это был первый вечер, когда он выбрался посидеть с ребятами за долгое время. По самую шею в бутылочках и пеленках, бедняга! Что за жизнь для мужчины!

Губы Ника дернулись в усмешке, когда он посмотрел на Эмму:

— Не покупайся на пустую болтовню Дамьена. Он такой же домашний, как и любой из нас. Несмотря на свои ужасные белые сатиновые панталоны, которые он иногда одевает, у него прекрасная жена, которая держит бутик, и две дочери, которые больше всего на свете любят попрыгать на папиной дискотеке.

— Будь осторожен, — рыкнул Дамьен. — Ты серьезно думаешь, этот нахлопавшийся пьяница доедет до Калатенеса сегодня?

— Конечно, доедет, — сказал Ник. — Ты слишком много заботишься о своих друзьях.

— С теми друзьями, которые мне достались, сказал Дамьен, — мне просто больше ничего не остается.

Поняв, что двое мужчин говорят больше, чем поверхностные слова, Эмма произнесла:

— Калатенес! Я была там сегодня утром!

— Выслеживая Алтею, конечно? — спросил Ник.

— А зачем же еще? — парировала Эмма.

Музыка заиграла снова. Он склонил голову, насмешливо принимая косвенный упрек.

Положив руку каждому из них на плечо, Дамьен подтолкнул их друг к другу, — ты ушел со Ставросом после того, как мы столь виртуозно выступили, Ник, и поэтому не увидел, как эта девушка танцует сиртаки. Бери-ка ее с собой и идите. Ты увидишь, — она хороша!

Линии уже выстроились и двинулись в танце, обходя тех, кто еще разговаривал. Без особого энтузиазма Ник спросил:

— Ты собираешься танцевать?

— Да, — ответила она коротко. «Я собираюсь танцевать, потому что я знала и любила эти танцы задолго до того, как узнала тебя, Ник Уоррендер, и задолго до того, как вбила себе в голову эту бредовую мысль, что люблю тебя. И я собираюсь танцевать независимо от того, идешь ты со мной или нет!» — подумала Эмма.

Отдохнувшие после перерыва музыканты наполнили комнату великолепной музыкой. Трели переходили в каскады звуков, иногда с токкато, иногда драматичных, мечтательных и романтичных.

Музыка вытеснила все из ее головы. Существовали только звук и движение. И она отдала им всю себя, позабыв о печалях, которые причинял ей Ник, позабыв даже о том, что он держит ее руку. Танец, казалось, продолжался и продолжался, даже после того, как она уже задыхалась. Но когда музыканты закончили с торжественным взмахом — все кончилось слишком быстро.

Ник не позволил ей сразу отнять руку. Он улыбался, его волосы были влажными от пота.

— Где ты научилась так танцевать?

— Там же, где я научилась говорить по-гречески. В городке рядом с Эдессой в Македонии. Я жила там ребенком. На севере, конечно, свои танцы, так же как и здесь на Крите. Но сиртаки танцуют все.

Музыка заиграла снова, в этот раз это был неизвестный Эмме танец. Но Ник вел ее через все движения до тех пор, пока довольно скоро она не начала чувствовать их сама.

— Этот — критский, — сказал он, когда танец подходил к концу.

Через зал Эмма могла видеть как Уолтер тяжело опустился за столом, хмуро уставясь на бутылку пива и стакан. Он хотел устроить кутеж, но все так обернулось, что ему было не очень весело.

Она подняла глаза на Ника, который проследил за ее взглядом.

— Я должна кое-что сказать.

— Да?

— Вчера вечером, когда я забирала ключ от своего номера и ты сказал мне об отце Марии… То, что я сказала — непростительная глупость. Я просто не подумала. Я сожалею. Как он?

Выражение лица Ника невозможно было прочитать.

— Ему предстоит серьезная операция. Возможно, он больше не сможет работать на судне. Куча детей. Мария — старшая. — Линии его лица разгладились. — Такие вещи случаются. Он в хороших руках. Мы должны надеяться на лучшее.

Музыка началась, танцующие высыпали на площадку. Он сказал:

— Присоединимся к ним? Она покачала головой.

— Уолтеру все это не очень нравится. Я думаю, он хотел бы уйти. Но есть одна вещь. В Калатенесе я встретила девушек-американок, которые работают там на археологических раскопках. Я была с ними знакома. Они пригласили меня к себе посмотреть на раскопки. Я планирую поехать. Ты не будешь возражать, если я возьму с собой Янни…, то есть Джонни. Он так увлечен этим, и я подумала, он будет рад увидеть настоящих археологов за работой.

Он потер рукой подбородок, закрыв ямочку:

— Очень мило с твоей стороны.

— Не мило. Мне хотелось бы взять его с собой.

— Он немного утомлен за эти дни, я боюсь, больше чем немного. Даже для него. Его вконец испортили. Я не могу гарантировать, что он будет хорошо себя вести. Хотя ему бы очень хотелось поехать. — Ник колебался, но тут его лоб разгладился. — Я знаю, что делать! Сегодня я провожал Ставроса и пообещал ему, что заеду проведать Катю и новорожденных близнецов. Поэтому, если ты не возражаешь, возьмите меня с собой в Калатенес.

Он непременно должен был заметить на ее лице выражение той глупой радости, которую она чувствовала.

— Я могу смириться с этим.

— Хорошо, — сказал он. — Когда мы едем?

— Я думаю завтра, если тебя это устроит. Часов в десять.

— Прекрасно! — Он взял руку Эммы и поднес ее к своим губам. Она почувствовала прикосновение его губ к своей коже, мягких и теплых. — Завтра в десять.

Это была только галантность, вызванная танцем. Но сердце ее билось быстро и душа рвалась ввысь, когда она шла через зал. Через очень короткое время она снова будет с Ником. Они вместе поедут в Калатенес.

Она протиснулась мимо цепочки танцующих. — Пойдем? — спросила она Уолтера, когда подошла к его столу. — Это достаточно просто! — «Просто запросто» как сказал бы Джонни.

Уолтер с трудом поднялся на ноги.

— Все эти аборигенские штучки? Нет уж, спасибо! Я предоставляю это местным жителям. А он ходит на эти пляски варваров с ударами по пяткам?

— Кто?

— Твой мужчина!

— О! — В приливе счастья Эмма отбросила рукой назад волосы и засмеялась. — Конечно, да!

Уолтер увидел бы это собственными глазами, если бы только знал!..

«Осторожно, Эмма Лейси, — предостерегла она сама себя. — Не выдавай себя! И не строй грандиозных планов только потому, что тебе поцеловали руку. Это ничего не значит».

Глава 5

На следующее утро в слаксах цвета хаки и простой белой рубашке Эмма стояла у регистрации ровно в десять часов. Она успела проследить, чтобы леди Чартерис Браун удобно расположилась на террасе с кипой журналов.

— Будет ясно! — заверил ее Спиро из-за стойки. Улыбчивый и всегда бодрый, Спиро не выказывал никаких признаков беспокойства, которое должен был испытывать за будущее отеля.

Эмма рассмеялась:

— Тогда все ясно.

— Ну, нет! Завтра ожидается дождь. Острову нужен дождь для урожая, понимаете?

Из помещения за офисом во весь опор вылетел Джонни и замер, внезапно притихший, в ярде от Эммы. Он был очень наряден. Чистые синие шорты и рубашка более светлого оттенка, волосы аккуратно разделены на пробор и тщательно причесаны. Под мышкой он держал свой пластиковый контейнер.