Эмма спросила:
— Ты взял свои находки?
Глаза мальчика сияли. Он только кивнул, обернувшись к отцу, который выходил из офиса.
— Ни за что не хотел расставаться с ними, — сказал Ник тоном, за которым слышались раскаты долгого спора. — Доброе утро! Ты сказал доброе утро мисс Лейси?
— Kalimera, — сказал мальчик. Ник посмотрел в глаза Эмме: — Мы были греками все утро. Я надеюсь, твой словарный запас исчерпан на весь день.
— Скорее всего нет, — радостно сказала Эмма.
Они попрощались со Спиро и вышли к подъезду.
— Машину помыли! — воскликнула Эмма, глядя на чудо автомобилестроения, которое сверкало чистотой, что последнее время случалось не часто.
— Идея принадлежала Йоргиосу, — сказал ей Ник с вежливой улыбкой, и Эмма не поверила ему.
Она открыла машину и распахнула дверцы. Джонни должен был сесть сзади.
С удивлением Эмма увидела, что Ник нагнул голову и садится рядом с мальчиком.
— Ты говорил, что не любишь, когда тебя везут.
Он улыбнулся, но ничего не сказал, жестом указав ей на место водителя. Очевидно, сегодня он чувствовал себя ее гостем. А может быть, он хотел быть поближе к Джонни, чтобы присматривать за ним.
Обычно хороший водитель, Эмма нервничала. Дергая машину, она выехала на главную дорогу, круша шестеренки. За спиной она могла себе представить, как Ник скрежещет зубами. С того момента, как они вырвались на свободу из отеля, Джонни начал без умолку болтать на головоломной смеси английского и греческого, и Эмма была благодарна ему за это, так как он отвлекал Ника от того, как она вела машину. Хотя ей было нелегко, когда мальчик пытался втянуть ее в разговор. Он был очень взволнован по поводу раскопок, а вот перспектива поездки к Ставросу и его семье казалась ему гораздо менее привлекательной.
— Малыши — глупые, — ворчал он.
— Мне пойти с вами, — спросила Эмма, — когда вы отправитесь к друзьям в Калатенесе?
— Конечно, — сказал Ник.
— Тогда извините меня, — сказала она, съезжая с главной дороги на маленькую, которая вела вниз в город. — Я не могу идти в гости к семье, где есть новорожденные малыши, с пустыми руками.
Ее настоятельное желание купить что-нибудь малышам Ставроса привело в замешательство Ника, который, видимо, и не подумал об этом, но поняв ее чувства, он помог ей найти нечто подходящее — пару маленьких серебряных ложек.
По дороге в Калатенес они хорошо провели время. Несколько миль дорога шла вдоль берега и поднималась на отроги гор, которые Эмма могла видеть из окна леди Чартерис Браун. С одной стороны дороги в изобилии рос желтый ракитник, вместе с розовым олеандром и темными стрелами кипарисов.
От деревенской площади, где Эмма встретила американок, она свернула на узкую дорогу, которая, как они сказали, вела к раскопкам. Она вся была в выбоинах. Джонни издавал радостные вопли, когда машина подскакивала. Пришлось его успокоить. Там, где дорога переходила в проселочную и, петляя крутыми извивами, шла вверх по склону конического холма, Эмма остановила машину. Холм зарос кустарниками и низкорослыми оливковыми деревьями, поэтому снизу раскопок не было видно. Было очень приятно пройтись пешком под жарким солнцем, чуть смягченным прохладным ветерком. Джонни уносился вперед, чтобы потом рвануть обратно и подбежать к ним, запыхавшись рассказывать о том, что он обнаружил на обочине тропы. Драгоценная коробка было доверена Нику. Ничего не могло быть чудесней, подумала Эмма, чем вот так взбираться по крутому склону критского холма с Ником Уоррендером, если бы в их отношениях спало напряжение. Но пока она чувствовала себя неловко и робко, и ощущала в нем такую же скованность. Только присутствие Джонни смягчало ситуацию. Если она себя так чувствовала — это было легко объяснимо, но что заставляло его быть столь смущенным? Возможно, он сожалел о своем решении поехать. Они поднимались вверх, болтая о погоде, о том, когда лучше цветут дикие цветы Крита, даже о размере ноги Джонни.
— Мне рассказывали, что я был таким же в его возрасте. Все время вырастал из ботинок. Дорогой ребенок.
И тут они, наконец, увидели место раскопок. Проволочное заграждение, натянутое по периметру раскопок, защищало вновь открытые цивилизации от назойливого внимания коз. Пара «лендроверов» была припаркована у покосившегося угла ограды за решетчатыми воротами, которые были распахнуты настежь.
Когда они приблизились к воротам, Джонни прижался к отцу и опять был охвачен приступом робости, который Эмма наблюдала раньше. Первой, кто заметил их, была Крисси. Блондинка быстрыми шагами подбежала к ним в широкополой шляпе от солнца и перепачканных грязью джинсах.
— Ты все-таки сделала это! — воскликнула она. — А это Джонни? Входи и познакомься со всеми.
«Все» это были три девушки и двое мужчин, которых Эмма встречала у Дамьена, доктор Бадд, который и возглавлял раскопки, мужчина средних лет, очень высокий и худой, и двое греков-рабочих.
— Вы как раз вовремя, — доктор Бадд говорил в американской манере, мягко растягивая слова. — Мы только остановились, чтобы слегка перекусить.
Кофе наливали из фляжки в пластиковые кружки, а кока-колу пили прямо из бутылок. Эмма и Крисси представили всех друг другу. Ник достал откуда-то коробку конфет и протянул ее Джонни, чтобы тот угостил остальных. Все суетливо опекали мальчика, но его робость и неподдельное уважение к настоящим живым археологам все еще не позволяли ему открыть рот.
Доктор Бадд рассказал немного о раскопках.
— Раннеминойский период. Датируется приблизительно 2200 лет до нашей эры. Все очень просто. Множество маленьких помещений. Возможно, каждое — дом для одной семьи с множеством переходов. Небогатое поселение. Вся посуда, которую мы находили — простая и утилитарная. Люди, которые жили здесь, пользовались ей каждый день, хранили в ней пищу, готовили ее. Никаких признаков культовых предметов. Множество веретен, очевидно, они занимались ткачеством.
Ник, который был прекрасно осведомлен о раскопках других поселений на Крите, задал несколько вопросов.
— Что служило им защитой? Вы нашли какие-нибудь следы оборонительных стен или фортификаций?
Расширившиеся глаза доктора Бадда сверкнули.
— То, о чем вы спрашиваете необычайно интересно. Всегда считалось, что вокруг критских поселений нет оборонительных сооружений, что говорит о том, что это было миролюбивое сообщество, которое не нуждалось в подобных вещах. Но сейчас мы склоняемся к мысли, что это было характерно только для позднего периода минойской эпохи. В ранний период все-таки существовала опасность нападения, например, с моря. Вот почему они строили свои поселения на самых высоких точках ландшафта вроде этой. Мы пока не нашли здесь стен, но это только начало.
Работа возобновилась. Доктор Бадд повел посетителей вокруг мест, где вершина горы была обнажена. В этом не было ничего драматического. Путаница стен, максимум пару футов в высоту, выступавших из каменистой красно-бурой земли.
— Посуда, конечно, попадается везде, — сказал он. — Несколько предметов почти не тронуты временем. Но ничего, представляющего художественную или археологическую ценность.
Он провел их в небольшое помещение, где одна из девушек работала лопаткой и щеткой, высвобождая вазу из плена плотно сжимавшего ее земляного пола.
— Кувшин, типичный для своего времени. Возможно, предназначался для вина.
Доктор Бадд улыбнулся, глядя сверху вниз на Джонни, который глазел, открыв рот.
— Когда этот кувшин был сделан кем-то здесь на Крите, пирамиды Египта были совсем новенькими, а царь Минос, и Тесей, и троянская Елена еще не родились.
Рыжеволосая девушка, которую, как оказалось звали Ханна, фиксировала изменения грунта в траншее, педантично рисуя каждый волнообразный слой цветными карандашами.
— Все еще хочешь быть археологом? — спросила она Джонни, вытирая пот со лба.
Один из рабочих, расчищавших стену поселения, сообщил, что нашел кусок штукатурки, накрепко прикипевшей к камню, после чего доктор Бадд отправил одного из молодых людей снять ее с помощью щетки и скальпеля.