АГВ пыхтело, разнося урчащее в трубах тепло по дому, Фрэнк Синатра окутывал мягким баритоном из радио, не давая забыть о том, что рождество празднуют даже на Гавайях. Наташа потянулась, взъерошила перед зеркалом себе волосы и осталась довольна собой. Нет, а она еще ничего. Особенно при утреннем свете. Увидел бы ее Игорь утром!

Наташа налила чаю в кружку и замечталась. Как было бы чудесно, если бы в этом доме появился мужчина! Дедушка не в счет, конечно… Они бы вечером гуляли по улицам, а потом уютно пили кофе в крошечных фарфоровых чашечках с золотым ободком из Богемии, на которые Наташа долго копила. Или ходили бы в кино или театр по выходным, или просто забирались под теплое одеяло и… Наташа покраснела. Дело в том, что она уже не помнила, когда была в последний раз с мужчиной в самом интимном смысле этого слова — лет пять назад… или шесть. Любовь не приходила, а без чувств сам процесс Наташе претил. «Было просто мокро», — отмахнулась она от Олькиных расспросов, когда та в очередной раз подстроила ей встречу с недавно разведенным и довольно привлекательным художником, перед этим буквально пробив дырку в Наташиной голове о том, что «это дело» нужно хотя бы для здоровья. Здоровья после встречи не прибавилось, приятности от вялых утех капризного сорокапятилетнего ленивца тем более. От последнего секса осталась одна радость — Олька о «здоровье» больше не заикалась.

Нет, Наташа не была холодна. В историях из ее жизни, закончившихся, увы, разбитым сердцем, постельные сцены занимали не последнее место и были весьма бурными, пусть и не всегда удовлетворявшими романтических фантазий. Но все это было давно. Думать об Игоре в таком плане Наташа почему-то не смогла. Смущаясь собственным «неприличным» мыслям, она перевела глаза на потолок — там не менее неприлично зияла так и не замазанная после ремонта дыра вытяжки. В нее уверенно шагали муравьи от недокрашенной трубы АГВ. Да, мужчина в доме нужен, — вздохнула Наташа и тут же, прыснув, чуть не подавилась чаем, представив выхоленного Игоря в дорогущем костюме с дедовым мастерком в руках и сделанной из газеты шапочке-пилотке на идеальной стрижке.

— Ты чего, Туся? — удивился дед.

— Так.

— Тогда лучше иди сними трубку. Телефон разрывается, а она тут хохочет.

Наташа встрепенулась и побежала к мобильному. Это была Олька.

— Сегодня у тебя уроков нет, как я помню, — деловито сказала подруга, — с Юрь Васильевичем я договорилась. Сегодня встречаемся втроем в 16:00.

— Ой, нет-нет, — испугалась Наташа, совершенно забывшая об обещании подруги, — давай не сегодня. Дедушка с утра опять зубы потерял. Не в духе теперь. И жалуется, что меня вечно дома нет. Так что я с ним побуду, и уборку перед праздниками надо…

— Опять, значит. А когда? — наседала Олька. — Скажи, когда? Когда ты, как твой дедушка, будешь челюсти вставные по стаканчикам прятать? Нет, ты скажи!

— Ну, Олюсь, ну, пожалуйста. Я не готова.

— Ясно, — подруга замолчала, обиженно сопя.

— Олюнчик, а ты сама приходи. Я, как обещала, тортик с компотом приготовлю.

— И пирог с мясом, — повеселев, напомнила Олька.

— И пирог.

Наташа с облегчением положила трубку. Хватит мечтать, надо заниматься делами — дом старенький, потому и в порядке нуждается больше, чем новый. А еще пора доставать с чердака любимую старую коробку с игрушками и мишурой. Новый год на носу, в конце концов!

В коридоре у старой выкрашенной в сочно-зеленый цвет двери, по виду вполне сходящей за дореволюционную, дедушка возился с лопатой.

— Деда, ты куда?

— Снег чистить.

— Оставь хоть немного, а то и поваляться будет негде, — весело попросила Наташа.

— Ага, навалялась уже, вон глаза блестят, не дай Бог, простынешь. Лучше вот возьму и весь почищу, — бурчал Василь Иваныч. — А то ходют тут всякие, потом лечи ее.

— Я здорова, дедусь, — смеялась Наташа.

— Это потому что я тебя охраняю, — важно заявил деда и вдруг скорчил одну из своих смешнючих гримас и скрылся за дверью, впустив белесый дымок морозного воздуха в домашнее тепло.

Наташа затянула волосы в хвост и приступила к уборке. Все в умелых руках спорилось: не прошенная пыль исчезала под лоскутом из выцветшей футболки, жилистые листья фикуса молодели, обретая глянец, вещи занимали свои места на полках и полочках. С каждой минутой и без того уютный дом свежел и пропитывался приятной женской мягкостью, с удовольствием перенимая ее от хозяйки.

Наташа на этот раз без привычных вздохов, а вполне оптимистично подмечала, что в том углу пора подмазать, в этом — новые обои просятся… Что поделать? Дом — дедушке почти ровесник. Довоенное здание с четырехметровыми потолками на мощном фундаменте когда-то было самым внушительным на улице, если не считать татарского особняка на углу. Но теперь рядом выросли настоящие виллы из итальянского кирпича с башенками и высокими заборами. А дом обветшал, нахохлился, сам стал похож на дедушку в шляпе с обвисшими полями. Наташиных заработков, как и дедушкиной пенсии на евроремонт не хватало, выкраивать удавалось только на «заплатки». Оттого новые красивые шторы соседствовали со столетними рамами, в запале выкрашенными дедушкой в любимый сочно-зеленый, а современный плоский телевизор — с облупленной штукатуркой в углу. «Затираем, затираем», — смеялась Олька. Наташа только разводила руками: «На большой ремонт еще откладываю…».

Но сегодня ни трещина в стене столовой, ни отсутствие ламината в зале Наташу не печалили, казалось, светлое будущее не за горами — протяни руку, и вот оно, сияет-переливается, как новогодний шарик с серебряными блестками. Суетясь в домашних хлопотах, она напевала подряд все, что приходило на ум про Новый год и рождество.

Вскоре на квадратный стол опустилась льняная с вышивкой по краям скатерть, а вокруг него выстроились один к одному стулья с проклепанными по краям черными кожаными седушками, выточенные из дуба еще прадедушкой на заводе. Сдобренное хорошим настроением и душевными мелодиями тесто в духовке распушилось, разрумянилось. Словно учуяв аж со двора аромат сдобы и мяса с лучком и грибами, дедушка вернулся с трудов. Притопывая валенками, он повёл носом, стянул большие рукавицы и в который раз ударился в воспоминания:

— Вся ты в прабабушку, Туся. У нас как праздник, так мама тесто ставила. И с яблоками, и с мясом, и с рыбой. Семья большая была, жили вроде не богато, а столы к Новому году все равно ломились. А ты меня и без праздников балуешь, — довольно закряхтел он. — Скоро толстый буду, как тот пирог из печки, из тулупа начну вылезать и пыхтеть, как паровоз.

— Ты и так пыхтишь, — хихикнула внучка. — А вообще это не только нам. Оля придет сегодня.

— Хорошо-хорошо, люблю, когда людей больше в доме. А то живем мы с тобой бобылями. Да, Туся? Хоть и суетная эта твоя Олька, шуму вечно наводит, пущай. Гости — это хорошо.

Наташе снова вспомнился Игорь, и она взволновалась так, будто он обязательно придет, учуяв, как и дедушка, запах ее пирогов. И тут же спохватилась: дома почти кончился хороший чай, а надо, чтобы обязательно был хороший. Вряд ли Игорь станет пить бурду. Дедушка с удивлением проследил, как внучка быстро оделась и выпорхнула на мороз, словно семнадцатилетняя девчонка, бросив на ходу: «скоро вернусь».

Мороз щипал щеки, солнце выглянуло из-за перламутрового облака, и все заискрилось, засверкало, будто по заснеженным улицам ангелы разбросали золотую пыльцу. Синички перепрыгивали с ветки на ветку тоненькой, нежно любимой Наташей березки напротив похожего на игрушечную крепость детского садика. В каждой витрине на площади царила празднично-елочная феерия: с важными Дедами Морозами и подтянутыми Сантами, снежинками и иллюминациями, гирляндами, зелеными венками с красными ягодами и блестящими шарами. Разве не прекрасна была жизнь?

Наташа не переставала думать о своем случайном знакомом, и все вокруг будто повторяло о том, что счастье возможно: и смех школьников, скользящих по замерзшим лужам, и веселый лай собаки с кудлатым хвостом, и колокольчиковые трели на дверях магазинов и лавочек. Ведь им с Игорем так хорошо было беседовать вчера, почему же не продолжить разговор?