— Деда! — позвала Наташа, обходя комнаты.

Никто не отозвался. Странно.

Она вернулась в кухню. Заглянула в холодильник — судя по нетронутому обеду, дедушка должен быть очень голодным. Решив, что он снова, как бульдозер, взялся расчищать снег с самого угла улицы, Наташа потянулась за пальто.

— Вы куда? — удивился Юрий, оторвавшись от разделочной доски.

«Зачем он чистит лук?» — ошеломленно подумала хозяйка и сказала вслух:

— Пойду поищу дедушку. Пора его ужином кормить.

— А, ясно, — кивнул Юрий. — Но ваш дедушка вряд ли где-то поблизости. Пока я вас ждал, видел, как старичок, деловой весь, с советским портфелем пошел куда-то вверх по улице. Вот.

— А в чем он был? — обеспокоилась Наташа.

— В пальто и шапке такой, как у партийных генсеков на параде. Важный. Вот. Ему только Волги с водителем не хватало.

— Точно не с лопатой?

— Вы меня обижаете, разве можно лопату с портфелем перепутать? — осклабился Юрий.

— Нельзя.

Наташа набрала мобильный дедушки — он зазвенел на письменном столе. Снова забыл… Или специально оставил. И внучка разволновалась.

Шапку-пирожок из светлого каракуля и толстое драповое пальто с таким же воротником, чудом спасенное за все эти годы от моли, дедушка берег для особых случаев, точнее для спецзаданий, которые сам себе давал. В последний раз надевал, когда шел воевать в мэрию из-за электричества. Добром это не кончилось. Особенно для заместителя мэра по ЖКХ — в него дедушка метнул стул. К тому же то ли от сотрясения воздуха, то ли не выдержав гневной бури ветерана одновременно возле секретаря упала с потолка плита, окропив седой пылью бюрократов и не подписанные документы…

Нападение на официальное лицо не вошло в анналы полицейских хроник, лишь благодаря возрасту и военным заслугам деда. Ветеранов в стране к двадцать первому веку осталось мало — все наперечет, отправление одного из них в обезьянник грозило всероссийским скандалом. Наташа тогда напереживалась, накраснелась вдоволь, наслушалась всякого от чиновников и полиции. Но свет на улице все же подключили. На следующий день — восьмой после урагана, сорвавшего провода.

Чего же теперь ожидать? Куда деда мог пойти на ночь глядя, да еще и в такую погоду?!Сердце часто заколотилось, и Наташа села на табуретку, положив руку на грудь.

— Что с вами? — встревожился Юрий. — Вам плохо?

Наташа мотнула головой:

— Ничего. Все нормально, спасибо.

Котенок с разбега запрыгнул ей на колени, потоптался и заурчал, а в голове Наташи отчего-то грянуло хором «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы — пионеры, дети рабочих…». Нет, хорошего ждать не стоило, несмотря на запланированный позитив. Похоже, вечер все-таки не обойдется без сюрпризов, как будто их мало было за эти дни!

Игорь гнал по трассе, рискованно огибая фуры и легковушки. Так же яростно, как он давил на педали и материл всех и вся, дворники расчищали снег с лобового стекла служебного Форда. Заснеженные поля и деревья тянулись бескрайней синевой, перетекающей в черноту беззвездной ночи. Только хлопья в свете противотуманных фар кружили с завихрениями, словно пьяные бабочки, и оставались белыми.

Снежана названивала, а Игорь, однажды буркнувший в ответ, что скоро будет, опять брать трубку не хотел. Телефонные трели раздражали, как и сама Снежана, как и снег, и ползущий впереди автобус, и сотрудники ГИБДД, похожие на снеговиков с полосатыми палочками.

Калганов знал, что в подобном настроении водить нельзя, но и оставаться в городе, где его так унизительно выставили, он не мог.

Уязвленное самолюбие, гордость, взбитая до состояния прогорклых сливок, отключила здравомыслие. Хотелось выпить. Просто, без изысков тяпнуть водки. В крайнем случае коньяка. Приехать не к любовнице, а к друзьям, чтобы «перетереть» по-своему о делах, похохмить о женских странностях, пропустить под пивко пару скабрезных шуток, какие в компании друзей не кажутся пошлыми, а являются еще одним доказательством мужской самости, как баня, как гараж, как футбол и тренажерный зал, где таскают железо до пота, а не выпендриваются перед девушками.

Но друзья остались в Москве, новыми он еще не обзавелся. Да и как-то не верилось в новых в сорок пять-то. Может, и не стоило с места срываться ради карьерных посулов?

Дома покоя не найти, там Снежана со своим вечным «Зая, а что ты мне привез».

«Купить ей елку, вот удивится, — усмехнулся саркастически Игорь, но смешно не было, и потому он взмолился: — Господи, хоть бы ее очередную подружку кто-то там бросил, и она б поехала заливать ее горе в ночной клуб! О, или к маме…»

В первый раз Калганов почувствовал что-то благостное по отношению к матери Снежаны, круглоглазой армянке очень в теле, с искусственно нарощенными смоляными волосами и хищными когтями. Так нет же, сработает закон подлости, и вряд ли Снежана поедет к маме!

Игорь разнервничался, кляня Ростов, Краснодар и всех баб с их «заходами». И оттого автомобиль заносило, один раз он чудом успел обогнуть неторопливо дребезжащую копейку, чтобы втиснуться после «дорожного кармана» в ряд законопослушных машин. Близость фар на встречке бросила его в холодный пот, и Игорь немного сбавил обороты. Наверное, только благодаря Божьей милости Форд Калганова не стал очередной жертвой метели, как те несчастные, что торчали в кювете за обочиной.

За станицей Павловской снег внезапно прекратился, и термометр тут же показал температуру на три градуса выше. Все, до Краснодара рукой подать, а Ростов с его казачками и бешеными стариками остался позади.

— Да! — победно ударил Игорь рукой по рулю, словно был американским беглецом, удачно переправившим контрабанду через границу с Мексикой.

Неважно, какую границу он миновал, но Калганову стало легче. Пусть всего на йоту, но этого хватило, чтобы самому себе удивиться: а с чего было страдать и психовать, разве он мальчишка? И вообще, зачем ему нужна была эта встреча, эта женщина, эти пироги…?

«Бред какой-то, — твердил он себе, — да, бред. Наваждение».

Когда он провернул ключом в замочной скважине, сразу понял: Бог услышал его молитвы. Дома никого не было, встречала его лишь бумажка у зеркала, исписанная крупными буквами:

«Если ты неумеишь читать смски и отвечать на звонки, спи с телефоном!!!!!!!!!!!»

Ура! Пожалуй, Игорь расцеловал бы свою неграмотную Снежану за эту записку. Выдохнув с облегчением, он бросил на тумбочку костюм в полиэтиленовом пакете. Воспитание не позволило Калганову раскидать одежду где попало, оторвался он только на носках, запульнув их в сердцах по разным углам бело-серой гостиной, обставленной в стиле хай-тэк.

Спустя час герой Наташиных мечтаний, не зная, что таковым является, в спортивных штанах и футболке угрюмо потягивал пиво из стеклянной бутылки, решив, что водка в одиночку до добра не доведет. В телевизоре во всю стену бегали футболисты по неестественно зеленому полю Барселоны, но игра не увлекала, несмотря на забитое пенальти и волнительный счет 3:2. В ноутбуке тренькнул скайп, на экране появилась смугловатая рожица сына.

«Похож на вас, как две капли. Просто красавчик», — всплескивали руками при виде Эдика сотрудницы, а у молоденьких глаза блестели: «А сколько ему лет? У него девушка есть?»

— Дамы, он для вас еще маленький, — неизменно отвечал Калганов, удивляясь, как они не видят подростковой припухлости носа и щенячьей глупости в глазах.

Пусть Эдик перерос отца по росту, был хорошо сложенным парнем под метр девяносто, Игорю он все еще казался ребенком, которого только вчера учил кататься на велосипеде. Говорят, чужие дети растут быстро, а Калганов и своего видел так редко, что иногда поражался, откуда, собственно, щетина на лице «ребенка», успевшего с треском провалить первое поступление в МГУ.

Эдик о провале не печалился, хоть и боялся загреметь в армию, ибо по натуре он был лоботрясом, каких поискать. Игорь не понимал, в кого он такой, если его отец еще в школе решил быть только руководителем, отучился на красный диплом и работал-работал-работал, и мать та еще карьеристка, даже с перебором. Но Калганову-младшему уже стукнуло восемнадцать, а он менял увлечения каждый месяц и не знал, хочет ли стать гитаристом или строителем, изучать английский или заниматься менеджментом. После развода родителей Эдик запросто переселялся от мамы к отцу, а если доставали нравоучениями оба, то к одной из бабушек. Не скандальный, но неуловимый для воспитания субъект. В общем, рост, ширина плеч и развитая мускулатура Эдика не имели ничего общего со взрослостью.