— Наташа… А! Из пионерлагеря, — моргая спросонья, сказал Игорь. — Мы вместе в спектакле «Гамлета» играли…

— И чего ж ты руки к ней тянул? — не унималась красавица, хотя трясти перестала.

— А я тянул? — ошарашенно приподнялся на локте Калганов.

— Тянул! Что это еще такое?!

Игорь сел на диване и протер глаза, пока в голове пульсировала одна единственная мысль: уехать он уехал, но комедию зацепил с собой. Ну, или драму, судя по тому, что Снежана нависала над ним с явным желанием вцепится маникюром в лицо. «Надо было не оплачивать накладные, а сказать, что люблю обрезанные под корень», — быстро размышлял Калганов, глядя на длинные ухоженные ногти со стразами, и ляпнул почти правду:

— Она же играла в спектакле мою мать, Гертруду, а я Гамлета. Когда нам было по двенадцать. Ужасы сплошные снились, вот я к ней и потянулся, наверное… — Он почесал затылок и тут же опомнился, сменил тон: — И вообще, у тебя какие-то претензии? Ты сама, милая, где всю ночь пропадала?

— У мамы! — резко ответила Снежана, но нависать перестала. — Ты даже не позвонил! Тебе все равно?! Вдруг меня похитили, убили, зарезали?!!

— Судя по записке, нет.

Игорь встал, и снова зеркало напомнило о нелицеприятном — выглядел он весьма помято после водки на ночь, и седины на висках вроде прибавилось. Одно слово — дед.

— Между прочим, я приехал за полночь. Устал, — раздраженный больше своим отражением, чем Снежаной, ответил он. — Надеялся, что меня встретят хотя бы бутербродом, если не ужином.

— Я звонила! Сто пятьдесят тысяч раз! Ты не отвечал… Я не потерплю такого отношения к себе!

— Н-да, к себе, о себе… У тебя всегда так. А ты прогноз погоды смотрела? Недосуг было поинтересоваться, что на трассе М4 творится? Да я вообще с трудом добрался — не видно ни зги! — повысил голос Игорь.

— Ни «с чего»? — опешила красотка.

— Ни зги, посмотри в толковом словаре, — сердито буркнул Игорь, — купи себе Даля вместо очередных брюликов. От них интеллекта не прибавится. И «не» с глаголами пишется отдельно. Исправь в записке или с глаз долой убери!

Пораженная тем, что Игорь впервые со дня знакомства вышел из себя, Снежана поняла, что перегнула палку. Захлопала часто длиннющими ресницами. И вдруг виновато улыбнулась. Кошачьим движением сбросила шубу и осталась в облегающем бежевом платье, едва прикрывающем ягодицы, поправила томно волосы, сказала «ой» и провела рукой по бедру, обтянутому чулком. Платье коварно задралось, выставляя напоказ кружевную ленту на чулках. Снежана коснулась своей груди. Красивая, гибкая, жаркая. В воздухе запахло сексом.

У Калганова пересохло во рту. И обычно он бы тотчас переключился с недовольства на ее ножку, потом на упругие ягодицы, тонкую талию и… Игорь чихнул, и сладкий привкус искушения показался приторным.

Снежана кокетливо улыбалась и повела плечиками, выжидая, когда же ее активные намеки запустят в голове мужчины удобный для манипуляций режим, но Игорь только смотрел, чуть склонив голову и засунув руки в карманы спортивных штанов.

Нет, девушка безусловно была соблазнительная, но почему-то не соблазняла. И загар на молодой коже показался не смытым налетом грязи. Хотя Игорь знал, что Снежана очень чистоплотна, и это всего лишь иллюзия, противно ему стало в самом деле. Брезгливо. Калганов отвернулся. Что с ним? Может, вымотался?

За окном высились новостройки, низко нависало небо — скучна и уныла зима на Юге, ни снега, ни весны, одно серое ожидание лета. В общем, ни черта хорошего…

Снежана подошла сзади, обняла.

— Ну, Зай, ты чего? Обиделся?

И в этом объятии Игорь тоже почувствовал что-то наигранное, чужое.

«Интересно, — думал он, — это только сейчас или всегда так было, я просто не замечал? Почему мы вдвоем? Что нас держит вместе?»

Сумятица воцарилась в его голове, ибо объяснения происходящему он не находил.

А все дело было в том, что Игорю довелось засвидетельствовать искренность — искренность в сочувствии, в доброте, в благодарности и гордом отвержении — такую, которой готов воскликнуть «Верю!» И что-то переключилось в его голове или даже в сердце. Так, человек, попробовавший в деревне сливочное масло, пахнущее молоком и травами, не спутает его с самым качественным маргарином. Так тот, кто видел в Третьяковке оригинальное «Явление Христа народу», поймет, в чем разница между шестиметровым холстом, изучающим энергию чистого творчества, и распечаткой на карманном календарике.

Игорь вздохнул. К сожалению, сейчас рядом с ним был «календарик». Очень качественный, ламинированный, с золочеными углами, но календарик… Что тут скажешь?

— Нет, я не обидчивый, — ответил Игорь, осторожно высвободившись из объятий. — Сооруди что-нибудь на завтрак.

— Зай, а давай закажем чего-нибудь вкусненького?

Игорь мотнул головой:

— Нет. Хочу, чтобы ты приготовила.

— Все-таки обиделся. Ладненько, я попробую, вот только что?

— Что угодно. Хоть яичницу. Домашнего хочется.

Игорь направился в ванную, облицованную черным, до блеска начищенным кафелем, с белыми махровыми полотенцами, аккуратно развешенными Жаниной Мусаевной, домработницей. Пока Калганов брился, он рассматривал свое лицо, замечая каждую морщинку возле глаз, мимические складки у носа. Дед… И туда же!

То, что тревожило сердце, было ни к месту. Игорю не хотелось ничего менять. Узнавать новое он предпочитал в основном среди блюд местной кухни во время зарубежных поездок или при посещениях достопримечательностей. Книги и кино тоже годились. Но в жизни он был консервативен: и с женой бы не расстался, пожалуй, если б она сама не подала на развод, и сотрудников увольнял неохотно. Калганов следовал по жизни правилу: лучше плохое, с чем привык и научился бороться, чем хорошее, но только в воображении. Впрочем, большинство мужчин так же сильно уважают и оберегают свои привычки. Чем старше, тем сильнее.

«Возможно, — размышлял Игорь, выдавливая зубную пасту на щетку, — мне все кажется, и Снежана любит меня, и вообще она моложе, лучше, чем та женщина, чем… Наташа».

Позволив себе произнести мысленно ее имя, Игорь вновь ощутил юношеское волнение и тепло в груди. Но ведь она его выгнала! С чего, откуда это тепло?!

Рассказать кому, не поверят, что приятное волнение и сумбур в мыслях вызывает не волоокая красавица с идеальной фигурой, а женщина почти его лет, не слишком ухоженная, чуть полноватая, но такая… Игорь закрыл глаза. Черт побери, как же мила была эта округлость, как же легко мечталось о том, чтобы коснуться ее живота и замереть. Почему живота? — удивился он, но тут же сам себе ответил: потому что от него веет мягкостью, гармонией и сказочной домашностью, уютом, если хотите. Нет, на старости лет он окончательно сошел с ума, если ему так захотелось уюта вместо качественного секса! Нет, точно в тех пирогах было что-то подсыпано…

Чуда не случилось, ибо с одной стороны подгоревшую, с другой — сырую пересоленную яичницу ни чудом, ни завтраком назвать было нельзя. То же касалось тостов, точнее углеобразных кусочков хлеба. Кухня, совмещенная с гостиной, пропиталась едким запахом горелого. Выбирая «жевабельные» кусочки, Игорь старался не кривиться и затем переключился на ломтики ветчины и черри. Снежана села напротив и осторожно спросила:

— Ты с Эдиком разговаривал?

— Да.

— И что ты ему сказал? — Она крутила в длинных пальцах стакан с апельсиновым соком.

— Чтобы был мужчиной не только в постели.

— И правильно, — выдохнула Снежана. — Зай, а может вечером сходим куда-нибудь?

— Посмотрим.

Игорь поблагодарил за завтрак и быстро начал собираться в офис — рабочего дня, пусть и перед праздниками никто не отменял. Одеваясь, он поглядывал на Снежану. М-да, бабушка… Если брать ребенка сюда, то только няню нанимать. Круглосуточную.

— Зай, дай денег, я хотела одну штучку симпатичную купить сегодня, — любовница провела пальцем по его щеке, — тебе понравится.