Наташа мысленно приколола к его лацкану алую гвоздику как медаль за терпение и отдалась магии оркестра. Ужасно-ужасно хотелось танцевать самой. Молодежь плясала польку «Анну» Штрауса, и Наташа невольно старалась запомнить движения. Затем был менуэт, совсем не сложный, в котором можно было просто повторять то, что делали соседи справа или слева.

Юрий Васильевич наклонился над ее ухом. Наташа с горящими от восторга глазами взглянула на него.

— Как прекрасна живая музыка, вы не находите? Просто наслаждение слушать и чувствовать, не правда ли? — спросила Наташа. — И так хочется танцевать!

— Угу. Я еще пойду, возьму перекусить, — ответил кавалер.

Наташа кивнула и проглотила разочарование. Все-таки эта сказка была ненастоящей. Она и не могла быть иной.

В отсутствие кавалера Наташу пригласил на вальс молодой человек из профессиональной группы, и хоть на несколько мгновений она почувствовала бал во всей его красе: когда сильные, внимательные руки партнера ведут в танце, и твои ноги, все тело отвечает ему в такт. Можно было даже не надо задумываться, как переступать и когда, не нужно было считать «раз-два-три», достаточно просто плыть, подчиняясь мелодии и умению мужчины, чувствовать себя легкой, будто мотылек, сколько бы килограммов в тебе ни было. Прекрасно! Наташа наслаждалась, ощущая себя вновь гибкой и юной, словно с каждым шагом, с каждым поворотом к ней возвращалась утраченная за годы беззаботная женственность…

Но, увы, в конце концов музыка прервалась. Молодой человек элегантно поклонился, Наташа присела в реверансе, а затем пошла к колонне, у которой вновь занял пост истомленный этикетом Юрий Васильевич. Поймав себя на раздражении, Наташа тут же принялась мысленно называть эгоисткой: человек потратился на ее наряды, на билеты и ради нее остается здесь, а не там, где ему бы хотелось — дома в уютных тапочках, на диване у телевизора, с тарелкой винегрета и лоснящимся от жира, здорово подрумяненным куском утки с яблоком. Наташа продолжала корить себя, растрачивая понапрасну чудесное послевкусие вальса, и только робкий голос вопрошал откуда-то из глубины души: а разве я ему чем-то обязана? Разве это было не его решение? И почему все не так, как хотелось?

На самом деле, ответ был элементарен и известен Наташе давно — просто Юрий Васильевич был не тем, кого она ждала. Их встреча была компромиссом, расчетом скучного ума и страхом одиночества, и потому не было радости, той самой химии, потому не было и не будет понимания и взаимной благости, создающей между людьми связь.

* * *

У злого гения инспектора Пухаренка, должно быть, второй час горели уши и икалось ему часто — ведь из-за него Калганов лишился некоторых денег и потерял время, и это было полбеды. Случается, перед водителем открывается зеленая улица, перед Игорем же вся трасса Краснодар-Ростов оказалась окрашенной в черно-белую полоску полицейского жезла. Свисток, рука под козырек, «документы» — за ночь Калганов услышал это слово столько раз, сколько не доводилось года за два. Видимо, изнемогающие от скуки в предновогоднюю ночь блюстители порядка на дороге сообщали друг другу, что торопится и нарушает правила некий залетный менеджер с нетерпением в глазах и стопкой пятитысячных в портмоне. А потому у Игоря брали тест на алкоголь три раза, четыре — проверяли аптечку и огнетушитель, и однажды попытались уточнить, не угнана ли машина. Такое пристальное внимание со стороны ГИБДД выводило из себя. Но с другой стороны имело оно и положительную сторону: оштрафованный не раз Калганов поехал медленнее именно в тот момент, когда на трассу повалил снег. Поистине, у ангелов-хранителей своеобразное чувство юмора, а в ассортименте услуг — весьма непредсказуемые методы спасения их подопечных.

Пустой желудок Калганова стал нудно подвывать раскачивающему машину ветру, шея заболела, спина затекла, ноги устали. И если бы Игорь был героем античной трагедии, то возопил бы, с роптанием обращаясь к Олимпийским Богам, но он был просто менеджером и оттого нещадно матерился весь остаток дороги, в том числе и на английском.

Как известно, преодоление преград закаляет душу и укрепляет желание, и если в начале пути Калганов еще сомневался в разумности и рациональности своего порыва, теперь он был фанатично тверд в принятом решении и готов был броситься к Наташиным ногам, чтобы высказать все, что роилось в беспокойной голове, а там будь что будет.

Когда сквозь нещадную метель показались огни Ростова, Игорь услышал бой курантов в тихо играющем радио. Над ночным городом взмыли в небо фейерверки.

«Лучше поздно, чем никогда, вашу мать!» — процедил сквозь зубы Калганов и набрал адрес на навигаторе. Кратчайший путь составлял пятнадцать минут. Сердце забилось, ладони внезапно взмокли.

Снег повалил сильнее, закружив, завертев перед глазами пуховые белые вихри. И хоть дворники активно работали, раскидывая в стороны налипающие хлопья, Игорю приходилось то и дело притормаживать и подаваться вперед, чтобы разобрать, куда ехать. Улицы чужого города терялись в пурге и тоскливо воющем ветре. Деревья у фонарей гнулись и хлестали друг друга ветками. Жутковато.

Хотелось поскорей завершить эту Богом проклятую поездку. Игорь постучал по зависшему навигатору, попытался вспомнить дорогу сам и свернул в переулок, чтобы срезать путь. Двигатель взвыл, машину тряхнуло, и дальше она ехать отказалась. Калганов выскочил из автомобиля и схватился за голову: колесо провалилось в яму. Тут было не обойтись домкратом, и не выехать, включив полную скорость. Нужна была помощь. Игорь кинулся искать в бумажнике визитку эвакуатора, но опомнился: кто станет вытягивать его из этой дыры через несколько минут после наступления Нового года?

* * *

Пробили куранты, все чокались и пили шампанское. Конферанс читал высокопарные стихи. Юрий Васильевич аккуратно ударил стенкой бокала о бокал своей спутницы и посмотрел на нее, пытаясь придать взгляду романтизм и проникновенность. Наташа смешалась, поняв, что он сейчас скажет то, что однозначно и насовсем испортит эту ночь. И тут кто-то дернул Наташу за подол.

— Наташа!

Спасительницей оказалась невысокая, кругленькая и неувядающая Ира Вартанян с красным бинди на лбу, совершенно индийским макияжем и прической в белых цветах, диссонирующей с наброшенной на плечи дубленкой и шерстяным платьем. «Она должна была выступать вроде», — вспомнила Наташа и бросилась к однокласснице:

— Ирочка, с Новым годом!

— С Новым! — взволнованно заговорила Ира. — Ната, ты только не беспокойся, но твоему деду плохо. Очень-очень. Я забежала тебя поздравить, хотела перед самым новым годом долг отдать, чтоб без долгов, ну… а он там, ой вообще. Никакой. Тошнит его. Я звонила тебе, звонила, ты не берешь. В общем, Олька сказала, где ты, я и прибежала.

— Господи, скорую надо! — всплеснула руками Наташа.

— Да вызвала я, — тараторила Ирина, — только Новый год же! Ждите, сказали. Я сунула валидол под язык. Не знаю, что еще?

— Поедемте, — внезапно взбодрившийся Юрий Васильевич подхватил под руки Наташу и одноклассницу и потащил к выходу, — поедемте спасать ветерана!

Через несколько минут Наташа уже суетилась возле деда. Он лежал на кровати, красный, как рак, со стеклянным взглядом и толком не мог ничего сказать. Тонометр показал давление двести на сто десять. Как была, в бальном платье, внучка умело заправила шприц и поставила укол. Потом стала делать массаж шеи — там вечно у деда защемляется нерв, оттого и давление подскакивает.

Юрий и Ирочка, выполнив свою миссию, старались не мешаться. Прикрыв дверь в дедову комнату, они тихо беседовали о чем-то в кухне. В небе над садом еще расцветали огненные цветы фейерверков, только для Наташи они не имели никакого значения. Ее колотило от беспокойства и чувства вины. Вот так тетя Аня ушла на Пасху, когда никого не было дома, а теперь дед… Дурацкий бал, дурацкие мечты! Надо ценить тех кто рядом и то что есть, а не пытаться урвать жар-птицу и вытянуть счастливый билет, — повторяла про себя Наташа.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: