В тридцать два года Розали О’Рурк достигла согласия с собой и с Богом. Это было отражено на ее лице, которое оставалось прелестным, несмотря на болезнь. Сегодня оно было омрачено легкой тоской, но мягкие глаза излучали нежный свет. Розали сидела, созерцая озеро и стараясь собраться с силами. Ленч отобрал у нее последнюю энергию, но она не желала этого показывать. Ей хотелось, чтобы дочь поверила, что ей стало лучше. Розали не много испытала радостей в своей замужней жизни, если не считать детей, особенно Катарин, которую она обожала. Она быстро обнаружила, что не пара Патрику, с его неистовой злобой, ирландским темпераментом, его жаждой жизни во всех ее проявлениях, и неукротимой страстью к деньгам и власти. Ее изысканность и деликатность, хрупкость и артистизм натуры неизбежно отдаляли ее от мужа. Ее нежная душа постоянно страдала от его грубости и ненасытности. Несмотря на свою любовь к нему, странным образом не угасшую, она пожалела, что вышла за него замуж, понимая несовместимость их характеров. Мало кто знал настоящего Патрика, поскольку он был прирожденным лицемером, скрывая свое подлинное лицо за строгим и величественным фасадом. Двуличие было истинной натурой этого человека, который ловко водил общество за нос в отношении своей сущности.

«Этот человек — льстец, ей-богу, он король льстецов», — сказал Розали ее отец в пору ухаживания Патрика за ней. Отец еще долго питал двойственные чувства к Патрику и никогда не был уверен, что их союз сохранится. В некоторых отношениях брак был удачным, в других — нет, и были моменты, когда Розали порывалась покинуть Патрика. Но развод был немыслим. Оба они были католиками, у них были дети, которых — она это знала — он никогда не отдаст. И кроме того, у нее оставалось чувство к Патрику, несмотря на все его недостатки.

Хотя Розали и не признавалась в этом себе и особенно не терзала себя мыслями о смерти, она знала, что умирает. Вспышки активности и приливы энергии ничего не значили и происходили все реже. Теперь, сидя с дочерью, она с горечью думала: у меня осталось так мало времени на этой земле, так мало времени, которое я могу уделить Катарин и Райану. Храни их Бог.

Каждый день Розали, которая была набожной женщиной, воздавала хвалу Богу за то, что Катарин и Райан по своему характеру были больше похожи на нее и не унаследовали многих пугающих черт их отца — по крайней мере, в той степени, в какой она могла это видеть. Она смотрела на Катарин, скромно сидящую на стуле, послушную, хорошо воспитанную, и любовалась ею. Девочка выглядела такой юной и скромной в своем прелестном платье из простой ткани, белых носках и черных лакированных туфельках. Но было что-то недетское в ее поведении, как будто она уже успела познать жизнь, ее горечи и печали, постигла ее мудрость. Розали осознавала, что это была странная мысль, поскольку девочка была хорошо защищена и любима в семье, никогда не видела ничего, кроме роскоши. Катарин была очень красива, даже в этом нежном возрасте, с ее совершенными чертами лица, густыми каштановыми волосами и необыкновенными влажными глазами замечательного бирюзового цвета. Катарин была милым и нежным созданием. Ее приветливый характер гармонировал с красивым лицом, но Розали знала, что за всем этим скрывается своенравное упрямство. Более того, она предполагала у своей дочери наличие жестокости, что досталось ей от Патрика, но сейчас это было скрыто очень глубоко. Розали инстинктивно чувствовала, что девочка в состоянии постоять за себя, защитить себя от Патрика и внешнего мира, так как она обладала духом борца. И Розали была благодарна Богу за то, что все было именно так.

Она гораздо больше беспокоилась за Райана. Он был слишком робок, чтобы защитить себя от Патрика, который не чаял в нем души, видя в Райане наследника, способного прославить фамилию О’Рурка. Мальчик был податливым инструментом для воплощения пугающих амбиций Патрика.

Как страстно Патрик хотел сына! Как он был разочарован, когда узнал о рождении Катарин. Рождение Райана было, возможно, единственным важным событием в его жизни, и он в тот же день объявил о своих планах на будущее мальчика. Возможно, он задумал их много лет назад, эти высокопарные грандиозные планы, которые у Розали вызывали отвращение. Ее попытки разубедить мужа были тщетными, ее мольбы оставались неуслышанными, вызывая сардонический смех и злые обличающие слова. Она была беспомощна. Она не могла помешать Патрику воплотить его планы в жизнь. Ее уже не будет в живых, когда придет тот день. Ей оставалось только молиться, чтобы у Райана хватило воли противостоять своему отцу и внутренних сил, чтобы уйти от Патрика не сломленным и здоровым, когда наступит момент. Если он это сделает, Патрик сразу лишит его наследства и отречется от него — в этом Розали не сомневалась. У Райана не останется ни пенни. Бедный мальчик! Но он будет в безопасности, и его богатством станет свобода от тирании и деморализующего контроля отца. Он будет самостоятельным человеком, а не марионеткой, управляемой Патриком О’Рурком.

Розали вздохнула, думая о Патрике, и спросила себя, почему же ее всепоглощающее чувство к нему не пропало — ведь она знала, что он чудовище. Какими странными и упрямыми могут быть женщины, думала она, нахмурив брови.

— Что-нибудь не так, мама? — спросила Катарин тревожным голосом, отвлекая Розали от ее мыслей.

Розали попыталась изобразить улыбку на лице и быстро ответила:

— Нет, дорогая, я думала о том, что не могла уделять тебе много времени. Но ты же знаешь, у меня слишком мало сил. Я хочу проводить больше времени с тобой, особенно теперь, когда у тебя каникулы.

— Я тоже этого хочу, мама! — воскликнула Катарин. — И еще я хочу, чтобы тебе стало лучше.

Катарин соскочила со стула и присела к Розали на софу. Она взяла красивую руку матери, пристально посмотрела ей в глаза и неожиданно увидела в бирюзово-зеленых глазах нечто, что напугало ее. Возможно, это было выражение глубокой печали. Или это был знак смирения с судьбой?

Девочка не могла определить это, но ее сердце сжалось и глаза наполнились слезами.

— Ты поправишься, мама, правда ведь? — спросила Катарин. Ее губы дрожали, когда она добавила шепотом: — Ты ведь не умрешь?

Розали засмеялась молодым смехом и покачала медно-рыжими локонами.

— Конечно, нет, глупое дитя. Я начну выздоравливать и скоро стану такой, какой была всегда. — Она широко улыбнулась и храбро продолжила: — Я же должна быть рядом с тобой в вечер твоей первой премьеры, чтобы увидеть имя своей дочери в огнях рекламы. Ты еще хочешь быть актрисой, не так ли, дорогая?

Розали говорила так убедительно, что Катарин успокоилась. Ее слезы просохли, и она ожила.

— Да, мама, хочу. Очень хочу! — Улыбка девочки была все еще вымученной, но в голосе звучала непреклонная решимость. Потом она спросила: — Как ты думаешь, он не будет против?

Бледное лицо Розали на мгновение нахмурилось.

— Твой отец? Я уверена, он не будет возражать. И почему он должен быть против? — Розали немного сдвинулась на софе и оперлась на подушки, испытывая приступ боли.

— Ты ведь знаешь, какими бывают отцы. Они не придают большого значения таким вещам. Они считают, что их дочери должны выйти замуж, как только закончат колледж, и нарожать кучу детей. Я предполагаю, что он просто сочтет, что это хорошее времяпрепровождение для тебя до тех пор, пока ты не выйдешь замуж.

— Но я не собираюсь выходить замуж, — сказала Катарин с необычной горячностью, и в ее глазах вспыхнули огоньки. — Я хочу стать знаменитой актрисой — такой, как Сара Бернар, Элеонора Дузе и Катарин Корнелл. Я собираюсь посвятить свою жизнь театру. У меня не будет времени для таких глупостей, как замужество.

Розали сделала усилие, чтобы не рассмеяться, и сказала:

— Но, дорогая, ты можешь однажды изменить свое мнение, особенно если влюбишься.

— Нет, я знаю, что не изменю.

Розали не ответила на последние слова Катарин и продолжала улыбаться, думая о дочери. В конце концов она сказала: