— Ну, Райан, не смотри на меня, как дурачок. Тебе что, нечего сказать? Нравится тебе идея стать политиком? А затем и президентом такой великой страны, как наша, — самой великой страны мира?

— Я не знаю, — прошептал наконец Райан дрожащим голосом. На его смертельно бледном лице резко проступили бесформенные пятна веснушек.

Патрик фыркнул:

— Я не обвиняю тебя, мой мальчик. Это слишком большая новость, чтобы ты сразу же переварил ее. Я даю тебе время. Но у меня на тебя большие виды, сынок. Большие ожидания. Что плохого в том, что отец многого ждет от тебя?

Он не дождался ответа и быстро продолжил:

— Если бы у меня не было амбиций, я не стал бы мультимиллионером. И у меня есть сын, который будет первым ирландским католическим президентом Америки! И здесь нет ничего такого, что могло бы тебя беспокоить, Райан. Ничего. Я буду всегда поддерживать тебя. Я сделаю тебе карьеру, и мои деньги, моя власть, мои влиятельные друзья внесут тебя в Овальный кабинет Белого дома — вот увидишь. Ты, Райан, сделаешь так, чтобы мои мечты стали явью. Я не сомневаюсь! Я собираюсь сделать тебя самым сильным политиком из всех, кого знало и когда-либо узнает это столетие. Предоставь это мне, сынок.

Райан сглотнул и открыл рот, но слов не было. Он взглянул на Катарин с мольбой в глазах.

Девочку ошеломили слова отца. Если бы они были произнесены кем-то другим, она бы отбросила их как пустую болтовню, которую следует воспринимать скептически. Но она знала, что отец был абсолютно уверен в том, что он говорил, и почувствовала внутреннюю дрожь от тревоги за Райана. Ее брат был очень испуган словами отца. Катарин обняла мальчика и прижала его к себе.

Она сказала:

— Но Райан не хочет быть политиком, отец. — Она не могла заставить себя звать его «папа», как это делал Райан.

Патрик бросил на нее зловещий взгляд.

— Что? — произнес он низким тоном, в котором прозвучала явная угроза. — Что ты сказала?

— Райан не хочет быть политиком. Он хочет быть художником, — повторила Катарин тихим, но решительным голосом. Ее отец мог посеять ужас в сердце Райана, но не в ее сердце. Девочка нисколько не боялась его.

— Как ты смеешь говорить мне, чего хочет мой сын, Кэти Мэри О’Рурк! — закричал Патрик, вставая на ноги. Его лицо потемнело, а в серо-голубых глазах появился опасный блеск.

— Но Райан так талантлив! Посмотри на его рисунок! — воскликнула она, не испугавшись недовольного тона отца.

— Я не хочу смотреть на это! И чтобы этого слюнтяйства в моем доме больше не было. Ты и его мать забиваете парню голову чепухой. Я хочу покончить с этим раз и навсегда. — Он подошел к столу, охваченный гневом, и схватил акварель. Не взглянув на нее, он разорвал рисунок на две половинки и бросил на пол.

Райан вскрикнул, как маленький раненый зверек от боли, и поднес кулак к своим дрожащим губам. Катарин вздрогнула и посмотрела на отца с ужасом. Через мгновение неистовым движением своей большой руки Патрик смахнул со стола коробку с красками, кисточки, баночку с водой и подставку для бумаги. Он топал по ним, ломая тяжестью своего тела. На лице Катарин отразилось отвращение которое она испытывала к этому ужасному человеку, и она подумала: как он вульгарен и груб. Он думает, что дорогие костюмы, туфли ручной работы и рубашки из лучшего шелка делают его джентльменом, но это не так. Он никогда не был не кем иным, как невежественным крестьянином, ирландцем из пивной.

Патрик направил длинный указующий перст на Райана и воскликнул:

— Слушай меня, сынок. Отныне не будет никакого рисования. Я запрещаю его, ты слышишь? Это занятие не для тебя! Это не мужское дело. Ты будешь политиком, Райан О’Рурк, даже если мне придется для этого положить свою голову. И однажды ты станешь президентом Соединенных Штатов. Поэтому ты немедленно начнешь готовиться к этому, с полной отдачей, целеустремленно и дисциплинированно. Так, как тренируется боксер. Ты понял меня, сынок? Я выразился ясно?

— Да, па, — сказал кротко Райан, который продолжал дрожать от страха и потрясения, чувствуя себя глубоко несчастным.

Патрик повернулся к Катарин и посмотрел на нее.

— Что касается тебя, юная леди, то я не хочу, чтобы ты впредь вмешивалась в мои дела. В последнее время ты слишком много себе позволяешь. Ты, Кэти Мэри О’Рурк, — настоящая нарушительница спокойствия, к тому же маленькая лгунья. Не думай, что я забыл, какие невообразимые вещи ты говорила о дяде Джордже. Гадкие. Отвратительные. Я никогда не думал, что у моей дочери в мыслях может быть такая мерзость.

Катарин чувствовала, как от лица отхлынула кровь и как задрожали ее ноги. В этот момент ей показалось, что ей станет плохо. Ее большие глаза потемнели и, казалось, стали еще больше. На лбу выступили капельки пота. Девочке пришлось сжать кулаки, чтобы как-то контролировать себя. Как мог ее отец быть таким коварным и низким, унижая ее, говоря такие страшные вещи в присутствии маленького Райана. Она глубоко вздохнула, чтобы не потерять самообладания, и сказала неожиданно ровным голосом:

— Джордж Грегсон мне не дядя. Он всего лишь твой партнер по бизнесу. И я тебе не лгала!

— Иди немедленно в свою комнату, — прогремел Патрик голосом, изменившимся от негодования и ярости, — как ты смеешь огрызаться! Оказывается, ты не только лжива, но и дерзка. И не выходи к обеду, девчонка. Я не хочу тебя сегодня видеть. Ани принесет тебе еду позже в твою комнату.

Катарин, казалось, приросла к своему месту. Инстинктивно, в поисках защиты, она сжала рукой плечо Райана. Это движение не ускользнуло от ее отца, и он повелительно скомандовал:

— Отойди от брата! Отойди! Ты всегда распускаешь над ним нюни. Похоже, ты вообще хочешь превратить его в девчонку. А теперь отправляйся в свою комнату.

— Хорошо, — ответила с вызовом Катарин, пересекая комнату, — но перед этим я хочу зайти к маме, чтобы узнать, не нужно ли ей чего-нибудь.

Патрик, казалось, сейчас взорвется, но он ничего не сказал. Дойдя до двери детской, Катарин остановилась. Она посмотрела прямо в лицо отца и сказала с холодной и злой решимостью:

— Мне передали записку для тебя. Она на твоем столе в библиотеке. Записка от мисс Макгрэди. Она сообщает, что готова встретиться с тобой в вашем обычном ресторане. В «Луп».

Челюсть отца отвисла: он остолбенело посмотрел на дочь. Холодные глаза его стали совсем ледяными. Именно в этот момент Катарин увидела откровенную ненависть на его лице и в ужасе отшатнулась. Однако она быстро пришла в себя и ответила ему столь же откровенным, полным вызова взглядом. Она почувствовала, что для отца больше не секрет ее отношение к нему и он понимает, что она сумела открыть для себя его истинную сущность. Волна боли и горечи захлестнула ее: инстинктивно Катарин осознала, что ей противостоит, теперь уже открыто, воплощенное зло. Это было ужасно. Но в ту же минуту она поклялась, что будет бороться со своим отцом за Райана и за его душу, даже если ей для этого понадобится вся ее жизнь.

В ту ночь Катарин, лежа в постели, долго слушала всхлипывания Райана за стеной. Они начались почти сразу же после того, как он вернулся с обеда, и не смолкали ни на минуту. Ее сердце разрывалось от боли за брата; девочка порывалась пойти и успокоить его, и только мысль о том, как будет разгневан отец, застав ее в комнате Райана, удерживала ее от этого поступка. Она боялась не за себя, за Райана. Она знала, что, если она попытается защитить своего маленького брата, ее отец примет драконовские меры, вплоть до того, чтобы изолировать ее от Райана. Для нее стало ясно, что с этого дня обстановка в доме уже никогда не будет такой, как прежде.

В конце концов она не выдержала: соскользнула с постели, прокралась к двери и тихо открыла ее. В коридоре было темно и тихо; из комнаты отца, к ее великому облегчению, не просачивался свет. Возможно, он был внизу, либо его не было дома вообще. Вероятно, он пошел на встречу с мисс Макгрэди. Затаив дыхание, Катарин проскользнула в комнату Райана и на цыпочках подошла к его постели.