В зарослях акации на крошечной полянке сбросили с плеч весь груз.

— Значит так, — сказал Ибрагим, удобно усевшись на палаточный свёрток и закурив, — половину работы мы уже сделали — заминировали мост, но дело несколько осложнилось: откос, где мы намеривались заложить взрывчатку, сейчас под наблюдением спецназовского патруля. Пост у них левее откоса метров на триста, там, где шоссе делает поворот. Дорога ими наверняка просматривается и вряд ли нам удастся подобраться незамеченными даже ночью, разве только под самым обрывом. Но… если нас засекут… расстреляют сверху в один момент.

— А второй откос? — поинтересовался Груздь.

— Там тоже парный дозор с рацией, причём прямо над скалой. Так что давайте думать!

— Если не уберём каким-то образом патруль, то взрывчатку не заложить, — твёрдо сказал Тофик. — Мне нужен как минимум час, чтобы замаскировать всё как следует и запах отбить от собак. Сапёр в Лачине не зря своих псов расхваливал, те мигом взрывчатку учуют, и вся работа прахом пойдёт.

— Выслэдить абоих и убить! — не выдержал Шамиль.

— Нам ещё полтора суток здесь кантоваться! Ты что, хочешь нам шухер устроить?! Чтобы нас здесь пулями между ёлок гоняли?! — вскипел Груздь. — Придурок! — сплюнул он, окатив кавказца презрительным взглядом.

— Это кто?! Я?… Я дурак?! — взвился Шамиль.

— Ты зенки не пучь! Я не собираюсь снова в страну лимонию на парашу!

— А ну прекратите, вмешался Ибрагим, понимая, что ссора может окончиться плачевно и группа, скорее всего, останется без снайпера.

Шамиль зло скрежетнул зубами и сел, поставив винтовку между колен. Внутри у него всё клокотало от бешенства и злобы. Небритая физиономия Груздя помягчала, а рука незаметно соскользнула с черенка ножа. Он отвернулся от ингуша, скрывая издевательскую ухмылку, которая наверняка бы довела Шамиля до белого каления.

— Здесь надо хитростью брать… Сколько говоришь, Тофик, тебе надо — час? — Будет у тебя час! Век воли не видать!… Кинем этих фраеров как миленьких! — блеснув золотой фиксой, рассмеялся Груздь довольный собой — варит ещё башка оказывается….

Костя Саблин на телеграфный провод, идущий перпендикулярно дороге, наткнулся около двадцати часов, не доходя метров триста до распадка. Два часа назад, когда он проходил аналогичным маршрутом, провода не было. Он постоял, прислушиваясь и обшаривая настороженным взглядом застывший лес и, не уловив ничего подозрительного, повернул вдоль проложенной кем-то линии. Сдвоенный телефонный кабель вывел его к густому кусту у обочины шоссе. Провод был явно новым, изоляция нигде не выглядела потёртой и не имела характерных поперечных изломов, появляющихся на старой оплётке. «Метров двадцать», — прикинул он длину смотанного в небольшую бухту остатка провода, блестевшего свежим металлом на зачищенных от изоляции концах. «Хватит даже до той стороны дороги», — встревожился ефрейтор.

Он приподнялся, маскируясь в листве, и пристально осмотрел противоположную сторону дороги: взрывать там было нечего, асфальт был не тронут, да и на обочинах, цепко ощупав каждый бугорок, каждую ямку, глаз не заметил следов закладки фугаса.

Следуя вдоль дороги, Костя прошёл метров тридцать в ту и другую сторону, но подходящего места для минирования не нашёл. Водопропускное сооружение под дорогой располагалось значительно левее, а здесь разве что можно было дерево подорвать, чтоб на минуту перекрыть шоссе и более ничего. «Может под телефон для наблюдателя?» — подумал он, прекрасно понимая, что и эта версия не выдерживает никакой критики, поскольку дорога с этого места просматривалась в обе стороны метров на сто, не дальше.

Этот кабель ему всё больше не нравился, вызывая своей подозрительной нецелесообразностью очень нехорошие предчувствия.

— Ладно, посмотрим, что там на другом конце, — тихонько пробормотал он сам себе и повернул от дороги вглубь леса.

Провод наверняка прокладывали посветлу, поскольку тащили его не напрямую, а по еле заметной звериной тропке. Двухметровому Саблину то и дело приходилось нагибаться, подныривая под ветки или осторожно отводить их рукой. Дважды он попадал в густые заросли и, продираясь сквозь кусты, ему лишь оставалось только материться про себя на выдававший его предательский треск.

Он отошёл от дороги шагов на пятьсот, когда синевато-зелёный кабель скрылся между двумя кустами боярышника, переплетёнными настолько тесно, что их колючие ветки образовали низенький, не более семидесяти сантиметров туннель. Кусты того же боярышника обступали со всех сторон, и лезть через них было бы верхом глупости.

Саблин присел и настороженно заглянул в глубь хода. На чёрно-серых колючках висело несколько клочков шерсти. «Кабаны, наверное», — подумалось ему. Он долго прислушивался, прежде чем опустился на колени и осторожно полез вперёд. Туннель был не велик — метра три всего. Провод тонкой ниткой извивался по дну, а затем уходил дальше, теряясь в густой траве. Тревожное предчувствие навалилось с новой силой, заставляя непроизвольно замедлять движения. «Засмеёт Корж, если назад вернусь!» — отбросил он мысль о помощи напарника, медленно, затаив дыхание, пробираясь по туннелю. Казалось, прошла вечность, пока он на четвереньках прополз этот трёхметровый ход. От напряжения ломило спину, а стекающий по лицу пот, срывался с крючковатого носа и едкими каплями висел на ресницах. Он с минуту отдыхал, настороженным взглядом ощупывая зелень прилегающего леса, прежде чем его рука потянулась и отодвинула мешавшую у выхода ветку….

Что-то мелькнуло, и зелёная петля выдернула Саблина из кустов. Проволока ужасным рывком почти перерезала шею, удерживая грузное, раскачивающее тело в полуметре от земли….

— Не трогай ничего! — остановил Груздь Шамиля, потянувшегося к автомату Саблина. — Пускай лежит. Бери катушку и быстрее сматывай провод — не ровен час, еще кого-нибудь на нас выведет.

Пока Шамиль занимался телеграфным кабелем, Груздь не торопясь, осмотрел всё кругом. Кроме сбитой коры на дереве, куда забирался для засады ингуш, Сомов ничего, что могло бы их выдать, не обнаружил. Разве чуть примятая местами трава. «Ну да ночь на носу, а к утру всё поднимется.

Хорошо, что у этого лоха хоть на этот раз хватило ума не рыпаться, — подумал он, затирая землёй белевшее на стволе место. — А мог бы запросто ложануть своим винторезом, падла, и всё б не в цвет пошло!» — сплюнул он, вспомнив, с каким трудом удалось согнуть подходящее дерево и насторожить петлю.

«Пусть теперь браконьеров местных ловят!» — отойдя на пару шагов, присмотрелся он к своей работе, пытаясь отличить на тёмной коре замазанное землёй место. Но всё было сделано добротно.

Груздь смотал через локоть конец кабеля, который уводил от пробитого кабанами хода еще метров на пятьдесят и остановился, рассматривая схваченного петлёй солдата. Щедро забрызгав траву алыми каплями, под ним натекло уже изрядное пятно крови. Несколько багровых бусинок окропило металлический приклад автомата, лежащего у самых ног, видно солдат выпустил его на последнем вздохе. «Здоровый бугай, однако», — без особого сожаления подумал Груздь и, согнувшись, полез в кабаний ход.

Стараясь сократить время, он пошёл навстречу ингушу, аккуратно мотая кабель, пока не услышал легкого поскрипывания телефонной катушки.

Быстро перемотав на нее весь провод, они направились чуть в сторону от базы.

— Стой! — скомандовал Груздь, отойдя метров с полкилометра. — Давай, снимай, — показал он на портянки, намотанные у Шамиля поверх сапог и закреплённые бинтом. Сам он тоже сорвал обмотки со своих армейских ботинок и, смяв грязную материю в комок, забросил его подальше в кусты. Портянки принадлежали Ибрагиму и Тофику и вполне могли сбить с толку собаку, если кто-то вздумает брать след от кабаньего лаза. Да и обмотанная тряпками обувь, оставляла на земле непонятные, смазанные отпечатки. Сойдя с еле заметной тропинки, уводившей от нужного направления, они, петляя, торопливо зашагали к своему лагерю.