- Товарищ капитан! Дзоты уничтожены, танкисты расстреляли батарею 105-миллиметровок, потерь не имеем, есть "язык"! Этот гад - русский!

   - Давай сюда! А почему тащили? Ранен?

   - Нет. Но идти отказался. Кричал, падал, требовал, чтоб пристрелили.

   Поднесли пленного, вытащили кляп изо рта, и оттуда полилось:

   - Большевистские гниды! Убейте меня, я вас ненавижу!

   Несильный тычок в ямку, хрип, выпученные глаза. Очухался, и прохрипел, что всё равно вы меня убьёте, ничего не скажу.

   - Да, всё равно убьём, но состояние Вашего бренного тела будет совершенно иным.

   - Да хоть иголки под ногти, вошь краснопузая.

   - Это примитивно. - ответил я, ломая ключицу "белопузому". - А теперь буду поднимать, и опускать твою левую руку. Пока тебе не надоест молчать и ругаться. - Мои ребята отвернулись, не привыкли к интенсивному допросу. - Меня не интересует ни твое имя, не имена твоих родственников. Меня интересует расположение минных полей. Это не твоё, это - немецкое. Отвечай. - говорил я тихим и спокойным голосом.

   - Сад... Ой!!!!

   - Где минные поля?

   - Четыре, с каждой стороны дороги.

   - Умница! Рисуй. Офицер?

   - Лейб-гвардии Семёновского полка.

   - Вот и хорошо, значит, справишься. Нарисовал? Молодец. Дайте ему водки! Женя, сделай обезболивающее. Саша, передай в 52-ю сведения. Всё, по машинам, Коршунова ждать не можем!

   Начали движение, через несколько минут навстречу нам появился третий взвод. Вадим показал, что "Чисто", и развернулся на 180 градусов. В кузов "Студера" забросили пленного и два пулемёта. На небольшой остановке в додж ввалился Коршунов:

   - Командир! Вдоль опушки леса было два пулемётных гнезда. На противоположной стороне есть такие же. Вот координаты. Немец всё слил.

   - Саша, передавай сразу!

   У НП опять столпотворение. Первая атака на Подберезье немцами отбита. На просеке дымно чадят два танка. Заскочил в блиндаж, увидел Мерецкова и Евстигнеева.

   - Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к генерал-майору Евстигнееву.

   - Где вы были, капитан! Обращайтесь!

   - Части 52-й армии ведут рукопашный бой в УР "Теремец". Группой уничтожены четыре дзота, два орудия, два взвода пехоты, сняты фланкирующие пулемёты противника на западной опушке леса. Получена карта минных полей. Клыкову требуются минные тралы для продолжения атаки. Группа прибыла на исходные. Требуется артподдержка гвардейскими миномётами.

   - Что задумал?

   - Сейчас САУ займутся тремя капонирами: 4, 11 и 12. Требуется, чтобы немцы выскочили на позиции, и потом их накрыть. В общем, нужен корректировщик дивизиона.

   - Клыков не докладывал, что закрепился! - послышался фальцет Мерецкова.

   - Запросите. Его части ворвались в УР. Больше мы ничего не видели, отошли на исходные.

   - Почему?

   - Разведданные важнее, и мои машины требуются сейчас здесь.

   - А почему сразу здесь не остались?

   - Клыков бы не прорвался, и, вместо тех трех Т-60, горели бы мои машины. Где корректировщик "Катюш"?

   - Я здесь!

   - За мной! Разрешите идти!

   - Давай, Максим, быстрее! Заткни эти три капонира!

   Я расчертил схему огня немецких артиллерийских дотов, постучал по броне "238", вызвал командира.

   - Смотри сюда! Идешь, прикрываясь подбитым танком от "четвёрки", соствариваешь второй танк и вон ту сосну: стоп! Доворачиваешь и бьёшь из-за танка по четверке, пока не попадёшь, затем, таким же макаром, блокируешь огонь 11-го. Вот здесь стоп и огонь. Двенадцатый не трогай! Его уже в атаке будем делать. По следам возвращаешься обратно. Всё понял? И быть на связи! Ситуация может измениться, поэтому быть готовым к отходу по команде. Вопросы есть?

   Командир помотал головой. Ему было страшно. Одна машина и куча вражеских стволов. Малейшая оплошность и будешь коптить небо.

   - По машинам! Не дрейфь! Прикрываем!

   - Есть!

   Вместе с ним я прошёл в створ танка и капонира 4, он довернулся и застыл на опушке леса.

   - Механик ориентиры видит?

   - Видит!

   - К бою, вперёд!

   Самоходка двинулась вперёд, а я уставился на немецкие траншеи. Немцев в траншеях не было. УР молчал, наблюдая за одинокой машиной. Немцы не ощущали опасности. Рявкнула 75мм-ка, снег вздыбился в стороне от "238". Мимо! Ещё выстрел! Попали в горящий танк. "Дибью!" - звонко рявкнула Дэшка, "Дибью!" и раздался продолжительный разрыв, вспучивший капонир изнутри.

   В траншеях стали появляться немцы. САУ довернула и пошла в сектор 11-го дота, затявкали 37-мм противотанковые пушки немцев.

   - "Огонь!" - прокричал я корректировщику. Восемь "катюш" выбросили длинные дымные следы, и на позициях немцев загрохотали ярко-красные взрывы. "Дибью!", "Дибью!", "Дибью!". Капонир осел, и заговорила наша артиллерия, прикрывая отход САУ и производя артподготовку перед атакой. "238" пятился, я запросил его.

   - "238" на связи!

   - Развернись и уходи, ты вне зоны обстрела.

   - Корму подставлять не буду!

   - Хорошо, доверни вправо, на восток. Зажми правый фрикцион. Стоп, прямо! Прибавляй!

   Через три минуты из САУ выбрался весь экипаж и кинулся осматривать её.

   - Как по нам били! Всё просто гудело!

   - Во! Пальцы менять надо! Три штуки! Как только гусеницу не порвали! Чудом ушли! - прокричали они из-за продолжающейся артподготовки.

   - Тащи стяжку и инструменты!

   Ребята занялись ремонтом левой гусеницы, а остальные машины пошли в атаку. Несмотря на потери, немцы упорно сопротивлялись, заливались пулемёты, тявкали противотанковые пушки. Мы прикрыли наши "студеры" бронёй и ударили из крупнокалиберных браунингов по позициям немцев, поверх голов наступающей пехоты. Бой кончился полнейшей неожиданностью: с правого фланга появились лыжники, и послышалось нарастающее "ура": лыжные батальоны 59 армии ворвались в УР, так как немцы сняли из-за потерь оттуда пехоту. Участия 59-й армии сценарием не предусматривалось, но, тот самый "противный" корпусной комиссар Диброва оказался совсем не робкого десятка! Он возглавил марш-бросок 6-ти лыжных батальонов армии, и сам повел их в атаку сходу.

   Диброва рассказал, что никого понукать на марше не пришлось: один из батальонов обнаружил массовое захоронение ленинградцев, строивших Лужский рубеж. Ему бинтовали голову, осколком зацепило, он отплёвывался кровью на снег, выбило несколько зубов, и рассказывал о том, что его бойцы поклялись над могилой: огромным противотанковым рвом, наполненном телами, что ни один немец не уйдёт живым с нашей земли. Пленных у лыжников 59-й не было. Домой возвращались по новой ледовой переправе. Тридцать пять км, и дома! Похоронили ребят. Отзвучали выстрелы салюта. Бабы ревут. Прошли в "келью", помянули всех. Вася напомнил, что у нас двое пленных, и надо вызвать особый отдел.

   - Скажи дежурному, чтобы вызвал. Что там "лейб-гвардеец"?

   - Последнее время плакал. Себя жалеет.

   - Скорее, от бессилья. Вражина, тот ещё! Пусть приведут.

   - Максим, а разве можно так обращаться с человеком? - задала вопрос Женя.

   - Хитрый вопрос, Женя! С человеком - нельзя. С врагом можно, когда сведения нужны. Ты можешь не понять, хотя, ты - врач, и знаешь, что иногда требуется сделать человеку больно, чтобы он выжил. Здесь речь шла только о тех сведениях, благодаря которым, на минах не погибли наши люди. Речь шла об их жизнях. Могу сказать только одно: удовольствия мне это не доставляет, но, иногда приходится идти на это, когда "язык" один, упрямится, а сведения нужны срочно.

   - Не знаю, Максим, я бы не смогла.

   - И не нужно, чтобы ты это могла. Война - не женское дело, Женечка.

   Привели пленного. Рука на перевязи, медицинская помощь оказана. Стоит, поджав губы, всем своим видом выражая презрение к нам, быдлу, по его мнению.

   - Мы вызвали Особый Отдел армии, и передадим Вас туда.

   - В ЧеКа?

   - Вы плохо понимаете по-русски?

   - Я хорошо понимаю по-русски, и говорю, тоже.

   - У Вас немецкий акцент.

   - Я давно живу в Германии, большевики лишили меня Родины.

   - Родины Вы лишили себя сами. Большевики лишили вас привилегий. Ну, да! "Конфетки-бараночки, ах, вы, лебеди-саночки!" А потом:

   "Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,

   и героям наскучил солдатский жаргон,

   и кресты вышивает последняя осень

   по истёртому золоту наших погон."

   Интересно, почему вы, считающий себя русским, служили фашистам?

   - Я обязан отвечать на этот вопрос?

   - Да, нет. Вы на него честно ответить не сможете.

   - А зачем отвечать честно быдлу?

   - Мужики, выйдите на минутку!

   - Максим! Не делай этого!

   - Да успокойтесь, ничего я ему не сделаю. Идите, на несколько минут!

   Я подождал, пока все выйдут, но видел, как сжался "лейб-гвардеец", стараясь сохранить присутствие духа.

   - Когда твои родственники пасли коров на Тамани, мои - правили Россией. В моей семье две московские царицы. Рюриковичи мы. Были воинами, и воинами умрем. А ты, правнук шлюхи из Заксен-Ангальта, будешь повешен, как предатель. Всё понял, "граф"? Иди!

   Он повернулся, сделал два шага.

   - Застрелите меня, князь!

   - Не достоин. Так умирают воины, а ты - предатель.

   Подъехавшие через полчаса особисты, забрали обоих пленных, их документы. Через день начальник Особого Отдела 52 армии приехал и поблагодарил Михайлова, и весь первый взвод, за захват важного "языка", который оказался одним из руководителей школы абвера в Таллине.

   У меня спросили только:

   - Вы допрашивали его?

   - Да, меня интересовали минные поля между УР "Теремец" и УР "Подберезье". После того, как он дал исчерпывающие показания, я допрос прекратил. О том, что он из абвера, он не говорил. Я, правда, и не спрашивал. Это выходит за уровень моих интересов.

   - Он жалуется, что ключицу ему сломали после пленения.

   - Да, он отказывался сотрудничать. Допрос происходил в поле, на выходе, в присутствии моих подчинённых. У него была истерика. После получения данных, ему была оказана медицинская помощь.

   - Я Вас понял. Сейчас он охотно даёт показания. Очень интересуется Вашей фамилией.