…У реллингов стоял Сурен Авакян. Он долго мучился, не решаясь рассказать американцу о замысле Андрея Корнева. Всем своим существом Сурен понимал нелепость наложенного капитаном запрета, но внутренняя дисциплина сдерживала его. Капитан на корабле был высшим представителем советской власти. И все же Сурен не сдержался, намекнул американцу, чтобы узнать, как он будет реагировать на предложение построить мост между СССР и Америкой.
— Через Берингов пролив? — спросил он.
— Нет. Через Северный полюс.
Американец холодно сказал:
— Я инженер, а не психиатр.
А подробнее рассказать американцу о проекте Андрея Сурен не решился, сам себя ругая проклятым перестраховщиком.
Спускаясь на присланный за ним катер, американец вдруг вспомнил:
— Хэлло, Сурен! Если не мост, то добрые отношения нам построить было бы неплохо.
— Мы еще создадим Общество дружбы материков, — многозначительно сказал Сурен.
— О’кэй! — усмехнулся американец. — Я предпочел бы, чтобы оно было инженерным.
— Оно таким и будет!
— Без психиатров! — уже с катера крикнул Кандербль.
Американские офицеры с катера смотрели хмуро и, видимо, не одобряли дружелюбных реплик Кандербля…
За кормой катера осталась лепная дорожка.
«Дежнев» стал разворачиваться, и пенная дорожка холодной чертой отделила советский и американский корабли.
Из труб эсминца повалил черный дым.
В небе назойливо кружил истребитель.
— Слушай, — говорил Сурен, сидя вместе с Аней около койки Андрея. Кандербль сильно жалел, что тебя не увидел. Понимаешь, энтузиаст оказался. Мы с ним договорились, что создадим Общество дружбы материков. Инженерное общество, конечно. Ты поступишь в институт, начнешь изучать английский язык. Станешь инженером, без этого тебе теперь нельзя. Возглавишь общество. Оно и поднимет твой проект!..
Андрюша был счастлив, силы возвращались к нему, он уже верил, что все это действительно будет так. Он — инженер… и много других инженеров друзей проекта. И даже в Америке появятся такие друзья…
— Общество дружбы материков, — задумчиво повторил он.
Аня смотрела на Сурена благодарными глазами.
— И уже есть три члена общества, — с улыбкой сказала она.
— Нет. Три с половиной! — поправил Сурен.
— Кто же наполовину?
— Американец.
— Будет когда-нибудь и он полностью с нами. А мы, Андрюша, уже сейчас с тобой…
— Всей душой, — торжественно подтвердил Сурен. — Давайте руки! Соединим материки.
И три руки соединились под самодельной чертежной доской: смуглая волосатая рука Авакяна, нежная рука Ани и худая, нервная рука Андрея Корнева.
Неужели эти руки могут соединить не только сердца друзей, но и континенты!?
Глава четвертая
СТАРШИЙ БРАТ
Случай с Андреем Корневым, как известно, описан в медицинской литературе. Можно указать номер журнала, где сообщается, как воля к жизни, проснувшаяся у больного вместе с творческим порывом, повлияла на ход болезни; там же приведен и перечень физических упражнений, которые в течение почти одиннадцати месяцев с исступленным упорством проделывал обреченный на паралич человек.
К сожалению, в медицинском журнале ничего не сказано о самой мечте, вернувшей юношу к жизни.
Одиннадцать месяцев шла борьба. Болезнь сковывала Андрея, мечта дарила ему крылья…
Списанный с корабля на берег новым капитаном «Дежнева», Андрей лежал в портовой больнице во Владивостоке. День ото дня, сантиметр за сантиметром отвоевывал он свободу движений и вместе с тем изучал английский язык и готовился к приемным испытаниям в институт, куда обязал себя поступите ближайшей осенью.
Аня с отцом давно уехали в Москву. Девушка поклялась Андрею в вечной преданности его идее… Она аккуратно писала ему письма, полные робкой ласки, наивных чувств и маленьких школьных новостей. Уехал к своему дяде академику Овесяну и Сурен Авакян. Прощаясь с Андреем, Сурен сказал, что для плавающего туннеля непременно нужно построить атомные электростанции. И он, Сурен, с помощью академика Овесяна, когда-нибудь построит такие станции: одну в Мурманске, другую на Аляске.
Болезнь и мечта преобразили Андрея. Из коренастого порывистого паренька, чуть упрямого, но мягкого и общительного, он превратился в замкнутого, худощавого, негнущегося человека с пристальным, смущающим взглядом, одержимого, упорного, непреклонного. Но только таким смог выжить Андрей Корнев, сразу став взрослым, даже постарев.
Изменившимся, почти неузнаваемым, возвращался после выздоровления Андрей Корнев в Светлорецк к брату Степану. Степан писал ему в больницу теплые письма и даже хотел приехать за ним, как в былую военную зиму, но задержали заводские дела.
Андрей думал о Степане. Авторитет брата по-прежнему был для него велик. Степан был несомненно выдающимся инженером. Он справился с обязанностями главного инженера комбината, до сих пор работал на этом посту и был известен на Урале как способный руководитель.
Мнение Степана о плавающем туннеле было для Андрея особенно важным. Он нервничал, подъезжая к знакомым местам, представлял себе встречу со Степаном, их беседу о проекте.
В свое время братья расстались холодно. Все произошло из-за упрямства Андрея, который перед институтом непременно хотел поплавать по морям. Степан соглашался, что не стоит сразу после десятилетки поступать в институт, но считал необходимым Андрею поработать у него на заводе. Сейчас Степан в письмах был по-старому ласков, радовался Андрюшиному решению учиться…
Но что он скажет об идее плавающего туннеля?..
Андрей сошел с поезда на знакомой станции Вязовка. Отсюда надо было проехать по широкой колее до станции Прудовка, а дальше пойдет знакомая с детства узкоколейка с милыми, будто игрушечными паровозиками и вагончиками, смешными, но совсем как настоящими: «классными» — для пассажиров, товарными — для грузов.
Комок подступил к горлу Андрея, когда он увидел узкоколейный поезд на станции Прудовка.
За низким зданием вокзала виднелись две доменные печи старого завода еще демидовских времен, где не так давно руда к колошникам завозилась подводами… На Степановой заводе не так! Там все по последнему слову техники!..
Андрей неуклюже сошел с подножки, — ноги еще плохо гнулись. Неестественно прямой, затянутый в жесткий корсет, Андрей, держа в руке небольшой чемодан, пошел через ширококолейные пути к заветному маленькому поезду, с которым связаны были воспоминания детства.
Билета в кассе брать было не нужно: узкоколейка принадлежала заводу, а не Министерству путей сообщения. Старичок-кондуктор, он же проводник, он же кассир, обойдет вагончики и продаст всем пассажирам билеты, как в трамвае…
— Андрей Григорьевич! Здравствуйте, Андрей Григорьевич! Никогда вас не видел, а вот сразу узнал. Ну — брат! Прямо, брат! Походка… посадка головы!.. Позвольте представиться. Инженер Милевский, Лев Янович Милевский. Работаю со Степаном Григорьевичем. Пользуюсь доверием. Начальник бюро рационализации завода.
Андрей остановился, чтобы пожать руку рыхлому, суетливому человеку, преградившему ему путь.
— Куда же вы, Андрей Григорьевич! Позвольте ваш чемоданчик. Я ведь выехал встречать замминистра. У меня свой вагон. Места хватит.
— Свой вагон?
— То есть, конечно, не свой, служебный. Комфорт! — поднял палец Милевский. — К счастью, замминистра прилетает на самолете, так что служебный вагон свободен. Кроме того, Степан Григорьевич говорил мне о вас, просил помочь…
Андрею было неловко воспользоваться предложением инженера, но тот был так настойчив, что пришлось согласиться.
Служебный вагон представлял собой довольно просторное купе с большим столом посередине и мягкими клеенчатыми диванами с четырех сторон. Из коридорчика вела дверь в купе проводницы, срочно ставившей самовар.
— Очень удобно! Не правда ли? Как на пароходе, — потирал мягкие руки Милевский. — Можно и в картишки перекинуться вчетвером, можно и вдвоем проехаться… — он сладко сощурил глазки, — можно и выпить, и закусить…