— Чтобы Матвей Алексеевич мог с ними ознакомиться.
— Конечно! — кивнула Леночка, а Матвей пристроил дубленку на рогатой вешалке, вошел в просторный профессорский кабинет и, повинуясь приглашающему жесту, уселся в низкое мягкое кресло возле журнального столика с полированной столешницей. Профессор сел во второе кресло, оказавшись чуть сбоку от Матвея, и спросил:
— Насколько часто у вашей подруги проявляются подобные срывы?
— Срывы? Почему срывы? — удивился Матвей.
— Простите, возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что она была несколько перевозбуждена и агрессивна! — осторожно сказал профессор, и тут только до Матвея дошло, что профессор имеет в виду Дунечкино выступление в Ритиной прихожей.
— А, вот вы о чем! У Дунечки такие срывы случаются каждый раз, когда она очень хочет получить что-то, а это что-то уплывает из ее пальчиков.
— Так я и думал, — кивнул профессор. — Вряд ли это органика, скорее всего, проявление личностных установок. Хотя деятельность эндокринной системы я бы рекомендовал проанализировать. Могу выписать вам направление на комплексное гормональное исследование, после, когда у нас будет больше информации, мы сможем более содержательно рассмотреть оптимальную терапию состояний вашей подруги!
— Прошу прощения! — заглянула в дверь помощница профессора.
Профессор кивнул, и девушка ловко расстелила на столе три матерчатые салфетки, расставила на них чашки с чаем и маленькую вазочку с орешками и цукатами. Возле Матвея она положила кожаную папочку, напоминающую папку с ресторанным меню, и спросила:
— Лев Казимирович, я вам еще нужна?
— Нет, Леночка, на сегодня все, я и так задержал вас сверх положенного времени.
— До свидания, — блеснула Леночка своей искренней улыбкой и вышла из кабинета, прикрыв двери.
— Замечательная девушка! Удивительно гармоничный человек! И очень способная, — сказал профессор, и Матвей услышал в его голосе особенную теплоту. — Учится у меня на курсе, обещает стать очень сильным психологом.
— Психологом? Вы же психиатр? — не понял Матвей.
— А это, смею вас уверить, смежные дисциплины. — Профессор отхлебнул чаю и вернулся к делу. — Матвей Алексеевич, прежде чем мы продолжим разговор, хочу вас предупредить, что первые шесть минут моей консультации бесплатны, а затем вступает в силу прейскурант. Не могли бы вы ознакомиться с условиями оплаты, чтобы они не стали для вас неожиданностью?
Матвей послушно раскрыл папочку. Консультация продолжительностью до тридцати минут — четыреста рублей, до часу — восемьсот, консультация с выездом на дом к заказчику — четыре с половиной тысячи. Лечение неврозов, алкоголизма, игромании — на все в прейскуранте Льва Казимировича проставлена цена. Да, дело у профессора крепко налажено. Интересно, а сколько по его прейскуранту стоит упечь человека в психушку?
Сейчас проверим! Матвей отложил в сторону папочку и сделал вдох, как перед прыжком в воду.
— Лев Казимирович, то, что меня интересует, в вашем прейскуранте не упоминается. Но сразу скажу — деньги для меня не проблема. А вот Дунечка стала проблемой, и очень большой. Понимаете, я решил прекратить наши отношения, и она уже два месяца меня преследует и устраивает сцены, подобные той, что вы сегодня наблюдали.
Матвей перевел дух и посмотрел на профессора. Тот одобрительно кивнул, мол, продолжайте, я весь — внимание.
— Скажите, нельзя ли ее как-нибудь с вашей помощью... изолировать?
— То есть? Что вы имеете в виду? — поднял брови профессор.
— В клинику какую-нибудь поместить, чтобы ей там нервы подлечили. Вы же видели, какая она нервная, — объяснил Матвей.
— Вы хотите, чтобы я порекомендовал вашей... э... знакомой хорошую клинику? — уточнил Дворецкий.
— Сама она туда не ляжет. Я хочу, чтобы вы подсказали, как ее туда уложить. Принудительно. Я заплачу, — выговорил, наконец, Матвей и уставился в свою чашку с чаем. Очень хотелось посмотреть, какое выражение лица у профессора, но он боялся выдать себя. Боялся, что профессор по глазам догадается, что Матвей его тестирует, проверяет. И что от того, как ответит на вопрос Лев Казимирович, будут зависеть дальнейшие действия Матвея.
— Простите, молодой человек, но вы обращаетесь не по адресу, — сказал профессор, и Матвей поднял на него глаза. Дворецкий теперь сидел не в глубинах кресла, а на его краешке. Спина прямая, глаза из-под стекол очков смотрят холодно и отстраненно. — Упомянутая вами услуга не входит в перечень услуг, оказываемых мной. Думаю, вам следует обратиться к другим специалистам, — чеканил Дворецкий, и Матвей, испугавшись, что сейчас профессор выдаст что-нибудь вроде «Позвольте вам выйти вон!», спросил:
— Лев Казимирович, а разве муж Маргариты просил вас не о том же?
— Что, простите? — сбился с тона профессор. И тут — молодец, ровно через двадцать минут — зазвонил мобильник Матвея.
— Ну, как там у тебя дела? — спросил Севка.
— Все нормально, можно разговаривать. Дай Рите трубочку, — ответил Матвей и сказал Дворецкому: — Лев Казимирович, я пришел к вам из-за Риты. Поговорите с ней, пожалуйста.
— Алло, здравствуйте, Маргарита Ивановна, как вы себя чувствуете? — сказал профессор, взяв у Матвея трубку. Послушал немного и разрешил: — Да, конечно, приходите. Мне самому интересно разобраться в этой ситуации. — Профессор вернул Матвею трубку, помолчал немного и спросил: — Зачем вам понадобился этот фарс?
— Простите, Лев Казимирович, но мы боялись, что вы в сговоре с человеком, который назвался Ритиным мужем.
— Вот как? — опять поднял брови профессор, но тут зазвонил домофон.
Видимо, Рита с Севкой звонили не из машины, где он их оставил ждать развития событий, а уже от подъезда. Матвей, взглядом спросив разрешения и получив кивок от профессора, открыл дверь, впустил Севку и Риту, показал, где раздеться, и провел их в кабинет.
— Лев Казимирович, это Всеволод Козловский, частный детектив, он занимается нашим делом, — представил Матвей Севку профессору и усадил приятеля в свое кресло.
— Вот как, все настолько серьезно? — опять поднял брови профессор, и Матвей подумал, что назавтра у Льва Казимировича будут болеть мышцы на лбу. От перенапряжения!
— Да, — кивнул Севка и попросил: — Рит, расскажи профессору все с самого начала, с соседки по купе.
Рита вздохнула, поерзала на диване, куда Матвей усадил ее по соседству с собой, и начала:
— Понимаете, я очень, просто панически, боюсь летать самолетом. И когда Матвей разрешил мне вернуться поездом, я сразу же поменяла билет...
Рита рассказывала, и профессора, который поначалу слушал ее с бесстрастным лицом, явно пробирало. Бесстрастность сменилась озабоченностью, а когда Рита рассказывала о гадостях, которые ей кричал-шипел Гриша, профессор стал барабанить пальцами по блестящей столешнице. Когда же она рассказала, как на нее свалились неожиданные доказательства, что Гриша аферист, профессор встал с кресла и прошелся по кабинету, поглаживая свою аккуратную бородку. Потом остановился возле кресла и спросил:
— Скажите, Рита, а после ссоры вы принимали какие-нибудь лекарства?
— Нет, — ответила Рита.
— Вы уверены?
— Уверена. У меня очень сильно разболелась голова, я хотела поискать в тетиной аптечке что-нибудь, но там оказались только травяные настойки. Гриша зачем-то выкинул все лекарства. Пришлось пить валерьянку.
— Странно, — протянул профессор и обвел всех серьезным взглядом, остановив его на Матвее. — Матвей Алексеевич, примерно за полчаса до вашего визита мне звонил муж... человек, который называет себя мужем Маргариты Ивановны. Он сказал, что у Маргариты Ивановны случилась истерика, что она ушла из дома, что домашняя аптечка пуста и он опасается, как бы с Маргаритой Ивановной не случилось несчастья. Он сказал, что она уже пыталась покончить с собой после смерти ее матушки и что он опасается рецидивов.
— И попросил вас помочь упрятать Риту в психушку, как только она найдется? — прищурился Матвей.