Ковер был вытоптанным, кресла убогими, а рисунок на обоях давно вылинял, превратившись в размытые пятна. Но атмосфера покоя и счастья осталась прежней, и на мгновение Иэн подумал, как хорошо вписывался в эту обстановку ребенок, сидящий за массивным квадратным столом, и перед ним, вероятно, находились те же ложка, чашка и блюдце, из которых он в раннем детстве ел хлеб с медом.

— Тетя Мойда купает Хэмиша, — сообщила Кэти. — А я уже помылась.

Иэн заметил, что девочка уже готова ко сну: на ней была ночная рубашка из красивой материи в цветочек и синий фланелевый халат, из которого она давно выросла.

— Как ты думаешь, они скоро придут? — спросил Иэн, усаживаясь за стол напротив Кэти.

— У Хэмиша сегодня очень грязные коленки, — ответила девочка. — Их придется долго отмывать.

— Как же он умудрился их так испачкать? — поинтересовался Иэн. Ему хотелось поддержать разговор.

— Он лазил в башню, чтобы поискать там лук и стрелы, — объяснила девочка. — Тетя Мойда не разрешает ему иметь ружье, поэтому он решил, что, может быть, найдет там лук и стрелу.

— Вполне возможно, — сказал Иэн, вспомнив, сколько разного мусора валялось в башнях и на верхних этажах замка, причем год от года его становилось все больше.

Дункан Маккрэгган был ужасный скопидом. Он не разрешал ничего выбрасывать. Не подлежащая ремонту мебель, потрескавшаяся посуда, старые матрасы, фотографии, поблекшие до такой степени, что от них оставалась одна только рамка — все это складывалось в бесчисленные кладовки. Иэн помнил, какое волнение, какое предвкушение возможных находок охватывало его всякий раз, когда он играл там.

— Тетя Мойда очень рассердилась на Хэмиша, — сказала Кэти, а затем с чувством праведницы добавила: — Я не захотела идти с ним.

— Почему? — спросил Иэн.

— Потому что он мог сделать тебе больно.

Иэн удивленно уставился на девочку, затем понял, в чем дело.

— Хэмиш хотел выстрелить в меня из лука?

— Точно. Тетя Мойда запретила ему брать ружье.

— Это правильно, — сухо сказал Иэн. — Думаю, что кровожадные наклонности Хэмиша нужно как-то обуздать.

— Я не позволю ему обидеть тебя, — заявила Кэти, бросив на него хитрый взгляд из-под своих длинных ресниц. Иэн улыбнулся. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли Хэмиш и Мойда. Хэмиш, вымытый и немного притихший, выглядел несчастным, несомненно, после того, как его изо всех сил терли мочалкой. Но, увидев Иэна, на его лице появилось выражение свирепой враждебности. Мойда, державшая в руке зажженную масляную лампу, также недобро взглянула в его сторону.

Рукава зеленого свитера были закатаны до локтей, щеки разрумянились, влажные от банного пара темные мягкие локоны прилипли ко лбу. Вокруг талии вместо фартука обмотано, сколотое сзади булавкой, полотенце.

Иэн поднялся из-за стола, но все молчали.

— Я хотел поговорить с вами, — наконец обратился он к Мойде.

— Вначале мне нужно уложить детей спать, — ответила она.

В ее голосе слышались ледяные нотки. Не взглянув на Иэна, девушка прошла в другой конец комнаты и поставила лампу. Затем взяла еще одну тарелку с хлебом и кружку молока и поставила их на столе перед Хэмишем. Достав из комода чистую салфетку, Мойда завязала ее вокруг шеи мальчика.

— Ешь аккуратно, — приказала она.

— Она отмыла тебе коленки? — поинтересовалась Кэти у брата.

— Было не очень больно, — гордо ответил Хэмиш, подразумевая, что оттирание коленок было не слишком приятной процедурой.

Мойда повернулась к Иэну.

— Они улягутся не раньше, чем минут через двадцать, — сказала она.

Иэн посмотрел ей в глаза.

— Я подожду, — любезно произнес он.

Это было столкновение характеров. Иэн прекрасно понимал: Мойда хочет, чтобы он ушел и вернулся позже, когда она обретет самообладание и будет готова к «столкновению» с ним. Но он не был намерен сдаваться. Через пару секунд она отвела взгляд и отвернулась, слегка тряхнув головой.

— Вы тут неплохо устроились, — сказал Иэн.

Он посмотрел на огонь в камине, на вазу с цветами на маленьком столике, где также стояла тарелка с яблоками. Внезапно ему захотелось рассмеяться над подобным самоуправством.

С гордым видом, который, однако, так и не скрыл ее замешательства, Мойда принялась собирать детскую одежду, разбросанную по полу и лежащую на кресле. Дети, очевидно, переодевались и играли здесь же, в этой комнате. Иэн заметил волынки в яркой клетчатой материи — тартане Маккрэгганов, — они лежали на старом ковре из медвежьей шкуры перед очагом.

Мойда подобрала их и прижала к груди, как будто они придали ей мужества. Иэн прислонился к креслу и посмотрел на нее сверху вниз.

— Это было мое, — тихо произнес он.

Мойда посмотрела на него; краска на мгновение залила ее лицо. Какое-то время они молчали, а затем напряженную атмосферу разрядил высокий, чистый голосок Кэти:

— Я сказала лэрду, что ты собирался найти лук, чтобы стрелять в него, — сказала она брату. Предполагалось, что кроме него никто не должен был услышать ее слова.

— Я не нашел лук, — мрачно ответил Хэмиш, а затем добавил: — Я ударю его холодным оружием.

С этими словами он положил на стол нож в ножнах, какой все шотландцы носят на поясе. Мойда поднялась, подошла к столу и взяла нож.

— Хватит, Хэмиш, — быстро проговорила она. — Доедай свой ужин. Тебе уже давно пора ложиться спать.

— Обо мне не беспокойтесь, — сказал Иэн. — Кэти обещала меня защищать, правда, Кэти?

Он знал, что намеренно побуждал девочку принять его сторону и что Мойда отлично поняла его намерение.

— Дети, хватит болтать чепуху! — сказала она. — Пойдем, Кэти, ты уже поела. Пора читать вечернюю молитву.

Девочка зажмурилась, сложила ладони и пробормотала несколько слов, затем открыла глаза.

— Я собираюсь прочитать мои молитвы лэрду.

— Нет уж, — возразила Мойда. — Как обычно, ты будешь читать молитвы мне.

— Я с радостью послушаю молитву Кэти, — ответил Иэн. — Пошли, Кэти, ты будешь читать их здесь или в спальне?

— В спальне, — сказала девочка.

Она выскользнула из-за стола и взяла Иэна за руку.

— Покажи мне, где ты спишь, — улыбнулся Иэн. — Вероятно, именно в этой кровати часто спал я сам.

— Тебе не следует беспокоить бригадира Маккрэггана, — произнесла Мойда несколько сдавленным голосом.

Ни Кэти, ни Иэн не обратили никакого внимания на ее слова; взявшись за руки, они вышли из комнаты и направились в бывшую детскую спальню.

— Я сплю здесь, одна, — гордо заявила девочка.

Комната была большая, с белой мебелью. Старомодная, с бронзовыми спинками кровать располагалась у дальней стены, увешанной бесчисленными фото людей и детей, которые когда-либо занимали эту детскую. Иэн узнал своего деда, увидел по меньшей мере полдюжины детских снимков отца; тот выглядел серьезным, немного застенчивым и необычайно опрятным в своем парадном костюмчике.

Была там и его фотография, которая смотрелась совершенно неуместно среди прочих. Сделана она была одним из самых дорогих фотографов в Мэйфэре. Не просто фотография, а настоящее произведение искусства, она резко отличалась от снимков местного фотографа из Инвернесса, который считал, что главное — правильно усадить клиента.

Пока Иэн осматривал комнату, Кэти сняла халатик. Она еле стянула его, так как рукава были слишком тесны. Девочка аккуратно положила халат на край кровати и вопрошающе взглянула на Иэна.

— Где ты читаешь молитвы? — спросил он.

— Иногда я становлюсь на колени прямо на полу, — ответила Кэти, — но на кровати удобнее. Тетя Мойда стоит, но ты такой высокий, поэтому тебе лучше сесть.

Не совсем понимая, чего она хочет, Иэн последовал ее совету. Кэти тут же запрыгнула на кровать, встала на колени и руками обхватила его за шею.

Никогда раньше его не обнимали мягкие детские ручки, никогда он своей щекой не ощущал прикосновение волос ребенка, а личико не прижималось к его плечу.

Девочка начала тихо читать молитву. «Дорогой Иисус…» — почти шепотом произносила она, и Иэн вспомнил свое детство, когда он сам читал эту же молитву.