- Но ты дерзок и непочтителен. Запомни, что говоря с любым гражданином Рима, ты должен оказывать ему уважение, приветствуя его с почтительностью поверженного врага.

Цезарь приказал солдатам, стоящим за спиной гладиатора:

- Дайте Галлу тридцать ударов кнутом и привяжите к столбу. До вечера не давать ему ни капли воды. Если выживет - доставьте в мое поместье. А ты, - шёпотом обратился он к ланисте, - проследи, чтобы Галла не забили до смерти.

Центурион и два солдата, заломив привратнику руки за спину, потащили его к столбу для наказаний.

- Гай, ты слишком добр, - глядя в спину приговорённого к экзекуции, будто выбирая место, куда вонзить в нее свой меч, Антоний разочаровано вздохнул.

Цезарь улыбнулся и примиряюще обнял друга за плечо. Ему нравилось делать все по-своему и чаще всего не так, как ждали от него друзья и враги. Он привык сам принимать решения. Наказывать и вознаграждать, приговаривать к смерти и миловать. Таковы были его правила, о которых римлянам ещё предстояло узнать.

Пшеница Египта текла широкой рекой с транспортных галер в хранилища Геркуланума. Ароматические масла Востока наполняли запахами цветов мастерские по изготовлению мазей, бальзамов и благовоний. Повсюду продолжалась бесплатная раздача хлеба нуждающимся. Время от времени, чтобы народ империи не остался без зрелищ, устраивались бои гладиаторов. По слухам, ходившим в то время среди рабов Рима, Анция и Капуи, для своих сторонников и друзей император тайно устраивал бои между профессиональными бойцами и неким рабом, обласканным Цезарем. Носивший имя Галл, тот был вооружён только копьём.

- Не знаю, что такого в этом лезвии, но в его руках оно превращается в молнию Зевса, – говорил своему приятелю-кузнецу здоровенный грек, бывший боец из школы ланисты Антония Скифа. Вольноотпущенник осторожно трогал место, где когда-то вместо безобразного шрама на мир смотрел большой карий глаз.

Уцелевшие после схваток с испанцем гладиаторы шептались в тавернах Брундизия, Геркуланума, Сиракуз, что таких побоищ, такой крови и увечий они не видели ни в одном сражении, ни в одной битве.

- Этот раб стоит сотни опытных воинов. Против него выходило до двух десятков гоплитов, триариев и пельтастов. Всё напрасно. Он делал из них фарш для колбасы, - вещал в одной из виноделен Корфиния украшенный старым швом неумелого хирурга старик – бывший смотритель арены в Остии.

- Говорят, император подарил ему свободу и сделал центурионом в своём любимом Десятом легионе, – хвалился былой славой в общественных термах Рима ветеран Африканской кампании Цезаря.

Позже императору Октавиану Августу служители храма Юпитера рассказывали, что по приказу Цезаря из Фив, Гизы, Луксора, Амарны в его поместья тайно доставлялись жрецы Изиды, Озириса и Гора. Это были знатоки древних языков и толкователи предсказаний, пророчеств, таинственной клинописи, оставленной на каменных стелах фараонами Египта и царями древней Нумидии. Они работали над переводами текстов со старых глиняных табличек под охраной людей Цезаря. Кроме того, письменные источники из донесений соглядатаев Сената свидетельствовали, что император проводил долгое время в кузницах виллы Пизона[26] близ Геркуланума. Лучшие знатоки кузнечного дела, привезённые Цезарем из Финикии, Сирии и Эпира, работали день и ночь над секретами особой стали, сверяясь с многочисленными рецептами, найденными в папирусных свитках, собранных Цезарем в имении тестя. Были известны имена ветеранов испанских походов, которым предлагалось войти в состав личного легиона императора, вооружённого оружием из кузницы Пизона.

…И тем не менее… Цезарь был убит 15 марта44 гдо н. э., по дороге на заседание Сената. Незадолго до убийства друзья посоветовали диктатору остерегаться врагов и окружить себя охраной, на что Цезарь с присущей ему гордостью и независимостью ответил: «Лучше один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти».

Заговорщики (в их число входил и Брут) - приверженцы республиканской формы власти - нанесли ему 23 колотые раны короткими кинжалами и ножами для разрезания фруктов, спрятанными ими в складках одежды. Все они, по свидетельству Светония[27] и со ссылкой на врача Анастасия, были не смертельны - кроме одной. Отверстие этой роковой раны напоминало след от широкого, толстого и длинного лезвия. Такие следы на теле оставляет только копьё.

Завещание Цезаря было вскрыто в доме императора в присутствии родственников, сторонников и друзей убитого. Среди завещанных разным людям вещей, в том числе: значительных сумм некоторым убийцам Цезаря в aureus (золотая монета Рима), ювелирных украшений, золотой и серебряной посуды, книг и прочего имущества упоминалось некое копьё, которое следовало пожертвовать храму Геркулеса в Гадесе[28], поместив в бронзовый саркофаг и положив в основание статуи Александра Великого. Однако при описи имущества цензором Рима ни в кладовых, ни в личных вещах Цезаря копья не оказалось. Во время дознания, проведённого по горячим следам другом императора Марком Антонием о ходе которого на Форуме ходили противоречивые слухи, удалось получить показания одного из рабов семьи Цезаря, который видел, как ночью после убийства императора из атрия, в той части, где находился cubiculum (спальня) хозяйки дома, в сопровождении Кальпурнии тайно выходили два человека. Причём у одного из них под плащом слуга заметил короткий блестящий предмет. Со слов служанки, подававшей ночным посетителям вино и сладости, один из них был неизвестным легионером, профиль второго напомнил ей лицо Луция Тиллия Цимбера.[29] Позже служанка загадочным образом исчезла, а Марк Антоний запретил допрашивать «поражённую неслыханным злодеянием и горем» Кальпурнию, очевидно, хорошо помня слова своего патрона и друга: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений».

«…О, сын мой Крисп! Нам с тобой поздно размышлять о делах прошлых, но пока ещё рано думать о вечности. Ведь у нас есть время, чего не скажешь о других. О тех, кто шёл на преступления и убийства ради тщеславия и власти, ради богатства, честолюбия и мелкой зависти. Можно даже не помнить о равнодушных и тихих рабах, о вольноотпущенниках, служивших верой и правдой бывшим хозяевам и наказывавших с жестокостью и усердием тех, кем совсем недавно были они сами и тех, кем хотели бы стать. О телохранителях, мечтавших о собственной охране и дворцах. О крестьянах, пришедших вслед за мной с Запада и гнувших спины на землях Византии, приграничных с территориями воинственного персидского царства Сасанидов[30] на Востоке. Не нужно оглядываться ни вперёд, ни назад. Быть может, вот этой ночью или уже вчера всадники в остроконечных шапках со свистом и криками сожгут жалкую лачугу бедного ассирийца или каппадокийца, жён их распнут на узких лавках и изнасилуют, а детей уведут с собой, чтобы воспитать из них новых воинов для новых набегов завтра. Смотри дальше через поколения поколений, потому что именно сегодня мы закладываем фундамент будущего, которое и блистательно и, быть может, печально».

Из «Ночных бдений» Константина Великого. Библиотека Ватикана. Византийский свиток № LXXV.

Из окон дворца, недавно законченного строителями, император смотрел на свой растущий в размерах город. Поселения мелких торговцев и ремесленников давно вышли за пределы высоких и мощных крепостных стен, начинающихся от самого моря и поднимающихся вверх по довольно крутым холмам. Высокие башни как бы предупреждали мастеровых, купцов и крестьян: «Да, мы готовы пропускать вас с вашими амфорами, горшками, коврами, золотыми украшениями и тканями, но с наступлением ночи вы должны покинуть кварталы знати».