- Пишите, - повернулся он к писцам.

- Внести имя этого умника в списки Проскрипций[18], конфисковать всё имущество, лишить звания понтифика, сослать в Малую Азию. Придумайте ему какую-нибудь унизительную должность при легионе Марка Минуция Терма. Пусть посидит в Вифинии. Говорят, царь Никомед любит смазливых, тонких и стройных маменькиных сынков. Юлий ему понравится, особенно сзади.

Погасив вином вспышку гнева, Сулла хрипло и нервно смеялся, довольно потирая руки.

Как же плохо он знал этого честолюбивого юношу! Юлий не терял времени даром ни в Вифинии, ни во Фригии, ни в Мизии. Ещё до опалы он проводил долгие часы в библиотеке Сената. Пользуясь привилегиями жреца храма Юпитера, он имел доступ к тайным архивам, размещённым в других храмах Рима. В этих святилищах, посвящённых Юноне, Марсу, Меркурию, Цезарь принимал непосредственное участие в ритуалах, связанных с положением и противостоянием небесных светил. И всё это делалось ради предсказаний будущего. Его интересовали скорее не молитвы, а магические обряды и заклинания. Любые действия вокруг жертвенного стола поражали воображение Юлия фатальной неизбежностью и загадочной суровостью. Эти три года на Востоке, подаренные ему Суллой, не прошли бесследно. Гай посещал древние капища Ликии, Памфилии, Каппадокии[19], собирая старые глиняные и восковые таблички со старыми текстами, записывая легенды персов о микенских мудрецах. Цезарь учился подчинять себе людей, не подчиняясь обстоятельствам.

- Что это? – Гай Юлий, не прекращая читать какой-то старый папирус, обратился с вопросом к квестору, отвечавшему за работу канцелярии и казну города.

- Списки дорог, требующих ремонта, перечень зданий Рима, пострадавших от недавнего гнева богов…

Новоиспечённый эдил[20], только что назначенный Помпеем Великим, поморщился:

- При чём здесь гнев богов, говорил бы проще - землетрясение. Старые, из необожжённого кирпича стены - эта смесь песка, ила, коровьего помёта - превратилась в пыль и щепки в кварталах бедноты так быстро, что удивляюсь, как удалось отделаться малой кровью. Главное - целы Сенат, храмы и дворцы на Палатинском и Квиринальском холмах, – Юлий отвёл рукой протянутую ему глиняную табличку. - Термы и казармы гладиаторов целы?

Квестор кивнул.

- Кроме старых деревянных, времён Ромула и Рема, построек, всё вроде в полном порядке.

- На Виминальском холме любую лачугу пальцем ткни - рухнет вся курия. Неудивительно, что дома рассыпались от слабых толчков, а старые акведуки треснули по швам при незначительных подвижках почвы. Прикажи согнать больше рабов в каменоломни. Не жалеть туфа и мраморных плит для Рима! Всё – за мой счёт. Кстати, пусть ликторы на форумах объявят об этом указе эдила. Да, …и проследи, чтобы в Тибр не сбрасывали мусор и дохлых животных.

- Что ещё? – Цезарь, взяв с серебряного подноса винную ягоду, положил её в рот и лукаво прищурился.

Квестор попытался положить на стол Юлию глиняные дощечки с расчётами.

- Здесь затраты на проведение гладиаторских боёв в период Idibus Martiis (мартовские иды – рим. календарь). А это - смета общественных обедов для плебса.

- Ты лучше напомни мне, сколько я должен проклятым ростовщикам, - Юлий, не поднимая глаз от папируса, сделал запись на полях документа.

- Точно не знаю, но где-то около двухсот золотых талантов.

Цезарь, сделав вид, что эта новость для него ничего не значит, про себя подумал: «Скоро придётся объявить себя банкротом. А это – плохо для дальнейшей карьеры».

- Бои гладиаторов не отменять, обеды для плебса делать сытнее и лучше. Деньги найди. Перезаложи имение и один из домов в Геркулануме моей красавицы Помпеи.

Новая жена Цезаря после смерти предыдущей, Корнелии, считалась до брака с Гаем Юлием одной из самых богатых невест Рима.

«Она ведь внучка Суллы и родственница Гнея Помпея. Что это, маленькая месть недоброй памяти диктатору?» - Квестор усмехнулся.

- Где же, о боги, военные трофеи с Востока от моего горячо любимого друга и брата Гнея? Где добыча Красса? Неужели Иудея, Сирия и Палестина так бедны, что там нечего взять? – спросил Цезарь, не отрываясь от текста, начертанного на табличке.

- Пришёл обоз с доспехами и оружием, с домашней утварью и коврами, с посудой, фимиамом и свитками иудейских жрецов. Золото Помпей оставил себе для выплаты долга нумидийской коннице. Всё оружие по обычаю – уже в храме Юпитера на Марсовом поле. Помпей приказал не трогать трофеи, захваченные его легионами. Они ему нужны для проведения своего Triumphus. А в остальном грузе нет ничего ценного, разве что изъятый в Галлилее и Самарии урожай хлеба, – квестор зевнул. - Если продать всё - кроме, конечно, зерна - на рынках Рима, можно выручить талантов пятьдесят серебром. Хватит на месяц или полтора развлекать и кормить плебс.

Цезарь нахмурился.

- Трофеи переписать - и чтобы этот список был полным! Украдут хоть один сестерций - пусть пеняют на себя! Лично проверю опись добычи с наличием ценностей в хранилище!

По большому счёту, он завидовал Помпею. Он даже завидовал этому неудачнику Крассу.

Юлию ещё никогда в жизни не приходилось командовать легионами и выигрывать сражения. Мелкие скоротечные стычки во главе пары центурий при штурмах слабо укреплённых маленьких городов в Малой Азии - вот и все его военные успехи.

Ещё будучи совсем мальчишкой, едва научившись читать на греческом языке, Юлий запоем глотал commentarii Сената о благородном прошлом завоёванной римлянами Эллады…

…Троя, Спарта, Афины, Коринф, Эпир, Пелла. Для Цезаря это были не просто города, а героические деяния великих цивилизаций. Его особенно привлекала эллинская мистика и сказания Гомера, связанные с Троей, с подвигами полубогов Ахилла, Гектора, Аякса. Но особенно его интересовал Alexander Magnus. Юлий, так же, как и Великий Александр, верил в своё божественное происхождение и часто сравнивал себя с юным македонским царём. В памяти крепко засела история завоеваний македонянином могущественной Персии. Битвы Александра, описанные Таллосом[21] и Клитархом[22], приводили его в восторг. Цезарь несколько раз перечитывал те места в исторических хрониках греков, где говорилось, как при высадке на противоположный берег Геллеспонта с переправы, составленной из стоящих борт о борт кораблей, Александр, находясь в гуще гетайров и торопясь первым сойти на берег, бросил с триремы своё копьё в землю Дария со словами:

« …Там, где вошло в землю это копьё, правлю я, Александр, потомок Геракла…»

Цезарь знал, что «мистика» в переводе с греческого означает «тайна».

А тайны необыкновенных удач и могущества величайших полководцев древности всегда интересовали Юлия. Именно поэтому он посвящал немало времени изучению старых текстов с описанием молитв и заклинаний эллинов, персов, ассирийцев, египтян. Причём, он уже не придавал особенного значения жертвоприношениям и гаданиям на внутренностях животных, считая, что это пустая формальность и красочный спектакль перед сражениями, рассчитанный на простых легионеров и плебс.

…То, что он увидел, развернув длинный дырявый в засохших пятнах крови, но сохранивший искусную вышивку меил[23] какого-то знатного иудея на складе военных трофеев, поразило его. В куске тонкого льна оказался наконечник копья. Рядом лежала изъеденная червями деревянная табличка для письма, кое-где ещё покрытая воском с остатками текста. Юлий разобрал всего несколько букв на старо-греческом языке. И только в самом низу удалось прочесть полузатёртое прикосновениями неосторожных рук слово – «Ἀλέξανδρος».

Широко открытыми глазами Цезарь впитывал каждый знак, каждый завиток надписи, начертанной чьей-то неизвестной рукой.