В 1770 г. по случаю победы русского флота над турецким при Чесме митрополит Платон проводил в Петропавловском соборе торжественный молебен и в конце своей речи воззвал, обращаясь к гробнице Петра I: «Восстань, великий государь, и посмотри на славные дела чад твоих!» Среди общих восторгов и слез фельдмаршал граф Кирилл Разумовский заметил: «Чего он кличет? Ведь если встанет, то всем нам от него палок достанется ».

В июле 1770 г. у устья реки Ларги армия П. А. Румянцева разгромила авангард турецкой армии, которым командовал крымский хан Каплан-Гирей. Румянцев пребывал в большой радости, но одно ему не понравилось: многие захваченные у противника знамена были разодраны разгоряченными победителями в лоскуты. «Не пошлешь же эти обрывки императрице как доказательство нашей победы»,— сокрушался он.

Фельдмаршал Румянцев в войне с Турцией 1768—1774 гг. удивлялся: «Вместо того чтобы проникать в замысел действий неприятелей, турки обращают внимание на списки счастливых и несчастливых дней, составляемых их астрологами».

Смеясь тому, что турки верили не только в расположение звезд, но и в магию, Румянцев рассказывал, как пленный турок просил русских показать ему заколдованную пушку, которая стреляла сама.

Один из основоположников национального военного искусства. Свои полководческие способности впервые проявил в Семилетней войне 1756—1763 гг. С 1764 г.— генерал-губернатор Украины. В русско-турецкой войне 1768— 1774 гг., командуя армией, одержал блестящие победы при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. В начале русско-турецкой войны 1787—1791 гг. также командовал армией.

Отважно проявил себя в сражении при Ларге генерал-майор Г. А. Потемкин, будущий фаворит Екатерины II и фельдмаршал. Он ждал от Румянцева награды, но требовательный главнокомандующий лишь отчитал его за слабое преследование противника. В наказание Румянцев в следующем сражении с турками — при Кагуле — отправил Потемкина охранять тыл. После блестяще выигранной баталии Румянцев представил к наградам многих подчиненных и в их числе Потемкина, вовсе не ждавшего ордена. «Это тебе не за Кагул, а за Ларгу»,— с улыбкой уточнил подобревший главнокомандующий.

В 1773 г. Румянцев, имея лишь 13-тысячное войско, по настоянию Екатерины II предпринял наступление на правом берегу Дуная. Победив и рассеяв нападавшие на него турецкие войска, фельдмаршал, оценив обстановку, не стал рисковать и вернулся обратно. Но поскольку Екатерине хотелось большего, полководец подвергся критике в столице. Обидевшись, он заметил: «Все трудящиеся имеют меру и цену своим делам... Теперь остается против их возражений или затыкать уши, или сказать: приди, посмотри и сделай лучше».

Союзниками П. Румянцева в войне с Турцией 1787—1791 гг. были австрийцы, робкими действиями которых он был недоволен. Фельдмаршал в мае 1788 г. писал Потемкину в Очаков: «Благодарю вас, батюшка, за апельсины и желаю, чтобы их много было, следственно, чтобы вы, а не турки, на Черном море господствовали... Что до союзника, то подлинно странно, что они хотят, чтобы их везде звали и вороты отпирали, и, кажется, сердятся за то, что вороты навозом закидывают и, стреляя, бьют их и ранят».

Как-то фельдмаршал Румянцев направил дежурного генерала Василия Долгорукова в Петербург с бумагами, требовавшими разрешения у царицы, и с другими разными поручениями. Екатерина вскоре ответила, от самого же Долгорукова, окунувшегося в петербургское общество, около двух месяцев не было никаких вестей. Румянцев послал ему депешу с такой укоризной: «Не знаю, где ты усел, но вижу, что тебя нет с нами».

Фельдмаршал П. Румянцев был весьма умерен в своем честолюбии и дальновиден. Когда взошла звезда любимца царицы — Потемкина, он, «сделавшись больным», в 1789 г. передал тому свою армию. Точно так же Румянцев не стал спорить славою с честолюбивым и азартным на военные дела Суворовым. В польском походе 1794 г., помогая ему войсками и снабжением, Румянцев напутствовал его следующим письмом: «Ваше сиятельство всегда были ужасом поляков и турков, и вы горите всякий раз нетерпением и ревностию, где только о службе речь есть... Ваше имя одно и предварительное объявление о вашем походе подействуют в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи».

Фельдмаршал Румянцев как-то утром встретил на территории своего лагеря у одной из палаток майора в домашнем халате и колпаке. Тот хотел скрыться, но главнокомандующий взял его под руку и, разговаривая о пустяках, повел по лагерю под всеобщее обозрение. Офицер был готов сквозь землю провалиться. В довершение всего фельдмаршал завел майора в свой шатер, где в присутствии свиты генералов угостил его чаем и лишь затем отпустил, так и не сделав никакого замечания.

Как-то Замятнин, любимец фельдмаршала Румянцева, острослов и забияка, за обедом у фельдмаршала поспорил со своими товарищами, что назовет его плутом. Те, предвкушая выигрыш, согласились. Вскоре Румянцев, взглянув на него, спросил: «О чем ты, Замятнин, задумался?» — «Давно тревожит меня мысль, ваше сиятельство, что в человеческом роде две противоположные крайности: или дурак, или плут».

«К какому же классу людей ты причисляешь меня?» — рассмеявшись, спросил Румянцев. «Конечно, не к первому, ваше сиятельство»,— с тактичной улыбкой ответил Замятнин и выиграл пари.

Румянцев жил раздельно со своей женой, графиней Екатериной Михайловной, урожденной княжной Голицыной. Она, ценя знаменитые военные таланты мужа, снисходила к его неверности. Однажды к празднику она прислала мужу подарки и между ними — различные ткани для платьев его возлюбленной. Тронутый таким вниманием, Румянцев заметил: «Она человек придворный, а я солдат. Ну, право, если б я знал, что у нее есть любовник, тоже послал бы ему подарки».

Отойдя от военных дел и удалясь близ Киева в сельское уединение, Румянцев любил читать и удить рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на прославленного фельдмаршала, не могли отличить его от других людей. «Вот он,— сказал с улыбкой герой Ларги и Кагула. — Наше дело города пленить да рыбку ловить».