Я убедился в этом на следующий день после перелета. Место мне отвели на «втором этаже», у оштукатуренной стены. На гвоздь повесил полевую сумку, где хранил документы, мыло, полотенце и несколько плиток шоколада. Верил, что встречусь с дочерью или отошлю шоколад посылкой… Однако, вернувшись к вечеру с аэродрома в барак, заметил на постели обрывки бумаги. Сдернул сумку… Кирза прогрызена, шоколад покрошен, документы целы, а карта испорчена. Так для меня и осталось загадкой проникновение мышей в сумку. Не могут же они бегать по стенам…
В середине сентября враг вышел к городскому оборонительному обводу, захватил важные высоты. С 13 по 27 сентября ожесточенные бои шли уже в южной и центральной частях города.
Три ночи подряд полк в полном составе вылетал на бомбежку резервов гитлеровцев в район Городища, Верхней Ерзовки. До конца сентября наносили бомбоудары по железнодорожным станциям Тунгута, Гумрак-Разгуляевка, железнодорожному разъезду Бородкин, станции Конной, в районе Винновки…
20 сентября 1942 года заместитель командира полка по политчасти А. Г. Павлов зачитал перед строем приказ Ставки Верховного Главнокомандования войскам Сталинградского и Юго-Восточного фронтов. Это была боевая программа действий для нас. «Ни одной бомбы по пустому месту», — говорилось в приказе, и эти слова мы полностью относили на свой счет. Партийные собрания шли между вылетами. Их решение: «Ни шагу назад от Волги!»
Вылет, передышка, вылет… За ночь нужно успеть обеспечить два-три рейса на уничтожение врага. Инженеры, техники, механики, вооруженцы работали, не зная ни сна, ни отдыха.
…Покачиваясь с крыла на крыло, тяжело идет на посадку Ли-2 капитана С. И. Гиричева. Касание земли, глохнет правый мотор. Левый молчит давно, от самой Тунгуты, где его прошили снаряды. Повреждены лопасти винта, обтекатель.
Пока экипаж ужинает, инженер эскадрильи капитан А. М. Лопаткин вместе с техником И. П. Карпущенко подвозят новый винт, подгоняют кран-подъемник.
— Ребята, подсобите! — кричит Лопаткин тем, кто только что проводил свои самолеты в ночь.
Наваливаемся всеми наличными силами на работу. И вот уже борттехник опробует моторы. Все готово.
Выходили из строя машины. На двигателях второй, третьей перечистки-ремонта в полетах начиналась тряска. Да, металл не выдерживал, а люди держались. Начались дожди. Днем и ночью под брезентовыми шатрами при тусклом свете переносных ламп, подключенных к аккумуляторам, мы снимали двигатели, ставили новые, латали дыры в плоскостях, меняли тросы, ведущие к рулям управления. Смывали кровь товарищей с пулеметов…
На трудности не жаловались, понимали, что тем, кто уходит в небо, еще труднее. В редкие минуты передышки приходили командир и комиссар полка, командир эскадрильи, инженер полка…
— Есть просьбы?
— Есть, — говорили мы. — Нужны запасные части, агрегаты. Мы не хотим «раскулачивать» машины, на которые все махнули рукой. Мы поставим их в строй.
И ставили. Восемь самолетов, поврежденных в бою, восстановили техники моего авиаотряда А. Ф. Уткин, К. П. Родин, В. Т. Милюков. На счету у каждого — обеспечение десятков самолето-вылетов. Три Ли-2 нам удалось эвакуировать в полк с мест вынужденных посадок. Так же обстояли дела в других эскадрильях, отрядах.
Я не знаю, уходили ли с аэродрома инженер полка майор Н. С. Фомин, инженеры эскадрилий А. М. Лопаткин, П. А Лымарь, старшие техники отрядов Г. Д. Михайлов, П. И Бордачев, Д. В. Бордовский, все остальные, кто готовил машины к полетам. Во всяком случае, всегда, когда мне нужна была чья-то помощь, я мог найти любого на аэродроме. Но все чаще и чаще наши товарищи уходили в полеты и не возвращались никогда.
30 сентября полк бомбил укрепления фашистов в районе Городище — Уваровка. Задание выполнили, шли домой. Не всем удалось дойти. Погиб экипаж старшего лейтенанта Георгия Татаринова. Он закончил Тамбовскую авиашколу ГВФ, работал пилотом в гражданской авиации. С первых дней войны — на Западном фронте. Вступил в 1942 году в члены ВКП(б). Когда фашистский истребитель поджег Ли-2, Татаринов, стремясь спасти машину, экипаж, на бреющем полете повел ее к своим. Линию фронта они перескочили, но сесть не смогли — Ли-2 взорвался в воздухе. Тридцать лет было командиру, двадцать семь — штурману лейтенанту Петру Тимофеевичу Бычкову. Вместе с ними в семидесяти километрах западнее Камышина похоронен техник лейтенант Петр Константинович Лопаткин, коренастый крепыш, чьему трудолюбию удивлялись даже те, кого ничем нельзя было удивить.
…После бомбардировки станции Морозовская, на обратном пути, из района деревни Медвежий Куст Красовского района Саратовской области стрелок-радист самолета старшины Миши Никитина передал на КП полка: «Веду бой с истребителем». И все. Связь оборвалась. Навсегда. Никитину было двадцать два года. Он только что закончил Челябинскую авиашколу, в полк пришел в августе сорок второго. Не многим удавалось так быстро, как ему, овладеть в совершенстве Ли-2 и войти в строй командиром экипажа. Всего лишь месяцем раньше к нам пришел его штурман М. А. Беляев. Позже мы узнали, что, пока самолет горел, но держался в воздухе, из пулеметов били по истребителю сержант радист Ф. Ф. Шевченко и стрелок Е. П. Герасимов. Погиб и борттехник лейтенант В. Ф. Даниленко.
Володя, Володя… Как же так получилось? Нет мне ответа, не увижу я больше тихой его улыбки. А ведь в полк мы пришли вместе, с первых дней формирования. Даниленко, несмотря на молодость, был уже опытным, знающим техником. Он закончил Батайскую летно-техническую школу ГВФ, работал бортмехаником самолета ПС-84 в Украинском управлении ГВФ. Когда началась война, обеспечивал полеты экипажей Киевской авиагруппы ГВФ особого назначения, участвовал в перегонке самолетов ДБ-3Ф с заводов на фронт. В 1942 году стал коммунистом. В разные передряги он попадал в воздухе, но всегда находил единственно верное решение, чтобы помочь летчикам спасти машину. И вот — погиб, до конца выполнив свой долг перед Родиной.
Уходили товарищи, оставаясь в памяти молодыми, красивыми, смелыми. Уходили, а для нас снова и снова переплетались во времени дни и ночи, ревели двигатели, звучало в наушниках: «Коля! «Мессер» на хвосте! Руби его!»; мелькали в руках ящики с пятикилограммовыми бомбочками, которые борттехники и радисты переворачивали прямо у порога раскрытой двери самолета, и они сыпались вниз сквозь ревущую тьму на головы фашистов…
Уходили товарищи, на их место становились другие, такие же молодые. Они восполняли собой не только потери в строю техников, но и потери в строю коммунистов. Только в экипаже командира отряда А. Д. Щуровского в дни Сталинградской битвы подали заявления в партию борттехник Сергей Олейников, бортрадист Андрей Савиченко, воздушный стрелок Михаил Стародубов.
Сальск, Котельниково, Морозовская, Ново-Московская, Обливская, Суровикино, Белая Калитва… Их шли теперь бомбить те же воздушные бойцы, но ставшие коммунистами. Горели эшелоны, пылали танки, разбегались фашисты, когда Ли-2 секли их из пулеметов с бреющего полета, и все это было лучшим памятником тем товарищам нашим, кто погиб.
…Второго октября с утра ветер таскал по аэродрому клочья тумана, низкие облака сочились мелким нудным дождем. Дни стали короче, а работы — все больше. Ли-2 лейтенанта А. Н. Першакова уныло мок под дождем. В последнем бою его здорово потрепали зенитки, и к полету он сейчас не готов. А ведь самолеты созданы, чтобы летать.
Мы вывесили машину на подъемниках, вскрыли полы в кабинах. Так и есть — осколком снаряда пробит трубопровод гидросистемы, замкнутой на уборку шасси. Пришлось ждать, пока специалисты ПАРМ по снятому образцу изготовят точную копию поврежденной секции. Но вот она готова, установлена на место, и Ли-2 твердо становится «на ноги».
К полудню ветер разогнал туман, а с наступлением сумерек опустели стоянки всех трех эскадрилий. Бомбардировщики — так мы с гордостью величали теперь мирные тихоходные Ли-2 — ушли на задание. Только тут я вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел. И не спеша поплелся на ужин. Но моим намерениям сбыться не пришлось. В вечерней осенней мгле я уловил звук мотора — да, да, не двух, а одного мотора Ли-2. Машина мягко приземлялась, и я угадал самолет старшего лейтенанта И. М. Мнухина. Когда он встал на свою стоянку, я уже был у левого двигателя, и увидел намотанную на лопасти и за обтекателем проволоку. Первым спустился из самолета борттехник Сергей Олейников. Он подошел ко мне, поглядел на винт, огорченно присвистнул.