Просторный аэродром с грунтовым покрытием хранил следы пребывания фашистов. Похоже, что устраивались они здесь надолго. Истребители укрывались и многочисленных капонирах, добротные теплые бараки могли приютить всех, кто нужен на аэродроме, а чугунные печи — обогреть в любую стужу. Но удержаться и теплых бараках им не удалось. Пришлось драпать под ударами войск Воронежского фронта, которыми командовал Н. Ф. Ватутин.

Вскоре каждый экипаж получил задание взять на борт по 27 десантников с полным вооружением, боеприпасами и продовольствием на двое суток. Десантировать их надо было на правый берег Днепра, поближе к Каневскому лесу. Боевая задача им выпала нелегкая: вместе с партизанами отвлечь на себя часть сил врага с тем, чтобы облегчить нашим войскам форсирование Днепра.

Экипажи нашего полка взлетели первыми, набрали высоту и легли на курс. За рекой их встретил сильный зенитный огонь, но обошлось без потерь. Выбросом первой группы парашютистов руководили штурманы В. П. Орехов, Т. А. Иванов, А. Т. Пустовойт, И. С. Руденко, А. К. Вдовиченко.

Работа в ночном небе оказалась чрезвычайно сложной. Резко ухудшилась погода. Густой туман закрыл район десантирования, костры на левом берегу, которые должны были помочь экипажам точно выйти в заданный квадрат. Из-за этого не удалось накрыть бомбами район выброса и подавить зенитки. Сильный ветер сбил с толку молодых, неопытных командиров экипажей и штурманов из других частей, и кое-кто из десантников оказался или у своих, или в воде. На Ли-2 Полякова у одного из воинов парашют зацепился за стойку хвостового колеса. Бортмеханик Н. К. Потапов через открытый люк ножом, закрепленным на специальной дюралюминиевой трубе, обрезал стропу и спас парашютиста. Задачу выполнить удалось. За три вылета в одну ночь на правый берег Днепра экипажами только нашего 102-го полка было сделано 54 самолето-вылета, выброшено в заданном районе 935 десантников и груза общим весом около 27 тонн.

Близилась третья зима тяжелой войны. В начале октября полк перелетел на аэродром Воротынска, в двадцати километрах от Калуги. В этом же районе неподалеку от нас раскинули свои порядки и ПАРМ-10. Вместе со специалистами мастерских начали подготовку Ли-2 к зимней эксплуатации. Мы делали свое дело и ждали от батальона аэродромного обслуживания ремонтированные и новые зимние чехлы на силовые установки, бензиновые лампы АПЛ-1 для подогрева двигателей, необходимые материалы для утепления трубопроводов. Но заморозки ударили раньше. Без чехла без ламп нам пришлось худо. Объем работ по подготовке машин к вылету резко возрос: двигатели перед запуском нужно было подогревать без необходимых приспособлений, к тому же началось обледенение самолетов. Лед приходилось удалять теплой водой, которую нужно греть и греть, а расход ее все увеличивался. К тому же при шел приказ срочно перекрасить в черный цвет нижнюю поверхности крыльев и стабилизаторов. Он должен был и спутать карты немецким радиолокаторам. Насколько эффективен этот защитный цвет, никто, видимо, не знал, так как новые самолеты с заводов мы получали обычного серого цвета. Однако красить пришлось.

Работы навалилось столько, что даже о самих себя позаботиться не могли. Жили в старых, ветхих землянках, полуразрушенных домах. В конце октября выпал снег, ударил мороз до пятнадцати градусов. Зима. Оглядел свое жилище — холодный пустой дом с разостланной на голом полу соломой. Печь разрушена немцами. Единственное его достоинство — близость к аэродрому. «Надо бы подремонтировать домишко, — подумал я. — Сколько дней даже не раздевался. А когда ремонтировать? Черт с ним, перебьюсь».

Холодное серое утро заглядывало в чудом уцелевшее окно. Я ждал, пока рассветет, и думал о том, что волею войны поменял столько жилищ, что мне уже совершенно все равно, где жить, в каких условиях. Война лишает человека многого, убивает даже чувство дома. А с собственной Родиной приходится знакомиться совсем уж чудовищным способом — бомбить свои же родные города и села. Что мы только не бомбили в эти дни! Станцию Старый Быхов, южнее Могилева, район Невеля, Городок, район Кулаковщины — Демкино, Вышедки, Калинковичи, Чурилово… И везде зафиксированы взрывы, пожары… Двойственное чувство испытываешь, глядя них. Удовлетворение и горечь. Горечь от того, что, вынужден бомбить, предавать огню чей-то дом, двор лишь потому, что они заняты врагом. Причем разрушаешь все это со смертельным риском для себя же.

Я подумал о том, что вот до сих пор неизвестна, судьба старшего лейтенанта Рассадина. Его экипаж бомбил станцию Старый Быхов. Сработали на славу. А когда возвращались, на Ли-2 насел вражеский истребитель. Его атаку удалось отбить второму летчику Степанову и воздушному стрелку Фомину. Тогда фашист включил бортовую фару, зашел снизу с задней полусферы и ударил по Ли-2. Началась тряска, с трудом самолет удавалось удерживать в горизонтальном полете. В районе Рославля он свалился на крыло и пошел к земле. Раненого радиста В. Н. Щипачева, стрелка И. П. Фомина и бортмеханика П. Л. Филатова на Ли-2 командира полка доставили в госпиталь, похоронили А. С. Степанова, штурман лейтенант Н. И. Булах вернулся в полк, а командира экипажа Н. И. Рассадина не нашли. Еще одна потеря.

Рассвело. Я поднялся, отряхнул солому и пошел на аэродром. Похрустывал под ногами снежок, синело стылое небо. Аэродром лежал, изрытый воронками, словно чудовищной оспой. Несколько дней назад над летным полем поработали Ю-88. Они появлялись в сумерках, когда наши самолеты с подвешенными бомбами готовились взлететь, и бомбили стоянки, ВПП, штаб полка. Чем мы могли им ответить? Только пулеметным огнем с Ли-2. И хоть воронки засыпаны, идти по полю грустно — изорвана-то наша родная земля.

Справа чернело пепелище колхозной фермы. Ночью 16 октября, когда мы проводили свои машины на задание и пошли на кухню за ужином, меня вдруг схватил за рукав моторист старший сержант И. П. Давыдов.

— Слышь, они, идут…

Я огляделся вокруг, прислушался. Оружейники начали готовить по второму вылету комплекты бомб, девушки оружейницы несли патроны для пулеметов. Тихо.

— Идут!

И тут я услышал далекий гул. Да, это были Ю-88. Мы бросились к землянке. «Юнкерсы» вошли в пике. Дико завыли сирены, установленные на них, нарастал свист бомб. Едва мы нырнули в землянку, как тяжело вздрогнула земля, посыпалась из щелей, закачалась под нарами. Я вжался в стену и подумал: а вдруг бомба попадет прямо сюда? Были же такие случаи… Снова взрыв, теперь ближе. Дальше, ближе, рядом… Время остановилось и замерло. И вдруг — тишина. При тусклом чадящем свете фитиля снарядной гильзы лица у всех были желтыми, осунувшимися. Лишь горячечно поблескивали глаза.

— Кажется, пронесло, — выдохнул Милюков. Выбрались из землянки. Ночь отступила от аэродрома. Клубился густой дым, носились снопы искр — горели ферма, сено, солома, избы на краю села. В этом оранжевом ярком свете чернели по всему аэродрому воронки из них тоже шел дым.

— Наши сесть не смогут, — сказал Давыдов. А ведь им пора возвращаться.

Пока мы добежали до КП, первый Ли-2 прошел над пожаром, над аэродромом. И его, и другие машины отправили в зону ожидания, потом — на запасной в Грабцево.

Я хорошо запомнил ту ночь, потому что днем 17 октября полк был построен на летном поле и по поручению Военного совета АДД генерал-лейтенант Г. Г. Гурьянов вручил нашему полку от имени Президиума Верховного Совета СССР и Наркомата обороны орден Красного Знамени. Этой же награды был удостоен и командир полка Б. П. Осипчук. Ордена и медали получили многим из нас.

…В последние дни октября мы перелетели в Валерьяновку в районе Волновахи. Огромное, ровное, словно стол, пыльное поле, на котором когда-то росла кукуруза, — наш аэродром. Техники, мотористы живут в самолетах, летный состав — в селе. В лесополосе выкопали землянки, натянули палатки десантники, которых мы вскоре должны перебросить к Турецкому валу. Они день и ночь жгут костры, варят в котелках початки кукурузы. А еще приходят к нам за бензином или маслом для заправки ламп-коптилок из снарядных гильз. Эти визиты вносят в нашу монотонную жизнь некоторое разнообразие.